Стоя в дверях гостиной и разглядывая свою жертву, Лотти заколебалась. Николас растянулся в кожаном кресле, его ноги, обтянутые чулками, но без обуви, упирались в оттоманку. За каминной решеткой уютно потрескивал огонь, в противовес каплям дождя, барабанящим по оконному стеклу. Зажженная лампа придавала розоватый оттенок классической красоте его профиля.

Он опять читал. Один из атласов ее отца — "Святая Земля" в кожаном переплете — лежал открытым у него на коленях. Его обучению мешала только желтая кошечка, которая прыгала с пола к нему на колени каждый раз, когда он переворачивал страницу, явно настроенная выгнать того, кто узурпировал ее трон. На глазах Лотти он уже в третий раз сгребал животное и мягко сажал обратно на ковер.

Боясь потерять решимость, Лотти вошла в комнату, церемонно неся перед собой на серебряном подносе маленькую копию свадебного пирога.

Николас глянул на нее из-за книги и с притворным ужасом передернулся.

— О, нет. Пожалуйста, скажи мне, что это не очередные оладушки. Каждый раз, когда я открываю рот, Куки быстро всовывает в него еще одну. А пока я пытаюсь ее проглотить, Куки щиплет меня за щечку и говорит " Я только что спекла свежую порцию специально для вас, м-р Ник. Я знаю, как вы их обожаете, и боялась, что последней дюжины вам будет недостаточно".

Лотти через силу улыбнулась.

— Нет, боюсь, это не оладушки. Куки ушла на рынок, и я решила испробовать свои силы в выпекании свадебного пирога.

Николас принял поднос, который она ему протянула, и с сомнением оглядел кривобокий пирог.

— Знаешь, возможно, для нас все же было бы безопаснее, если бы ты вернулась к сочинению стихов.

— На этот раз, м-р Рэдклиф, вы можете оказаться правы, — ответила Лотти, и улыбка исчезла с ее лица.

Она оставила его наедине со своим подношением, но на миг обернувшись, увидела, что кошечка снова примеривается вспрыгнуть к нему на колени.


Лотти сидела на кухне с Джорджем столько, сколько смогла выдерживать неопределенность, а затем медленно пошла обратно в гостиную. Перед тем, как заглянуть внутрь, она на мгновение закрыла глаза, пытаясь подготовиться к тому, что могла сейчас увидеть.

Николас все так же сидел в кресле, подпирая рукой щеку и переворачивая страницы атласа. Лотти поискала на его лице хоть какие-нибудь признаки нездоровья. Его глаза были ясными и осмысленными, а кожа нисколько не потеряла своего золотистого оттенка.

Наверное, он еще не пробовал пирога, подумала Лотти, озадаченная крепостью его организма. Но потом она заметила на полу около его кресла пустой поднос.

И маленькое пушистое тельце, растянувшееся перед очагом.

Лотти прижала руку по рту, но слишком поздно, чтобы заглушить собственный крик.

Николас вскинул голову. Когда в ее глазах появились слезы, он отбросил книгу и поднялся на ноги.

— Лотти, в чем дело? Что не так, черт возьми?

Дрожащей рукой она показала ему за спину.

— Кошка. Вы не давали пирог кошке, нет?

— Нет, — послышался тихий голос с диванчика у окна. — Он дал его мне.

Проснувшаяся кошечка подняла голову, когда Лаура встала со своего места на диване, дрожа, как ива на ветру. С ее лица исчезли все краски, на нем сильно выделялись веснушки. Николас в три прыжка пересек комнату, успев подхватить ее до того, как она потеряла сознание.

Глава 12

У нее очень добрый характер, но она во многом мечтательница…

Когда вскоре вернулась с рынка Куки, она застала поместье в полном хаосе. Лотти душераздирающе рыдала, скорчившись на лестнице, а на втором этаже слышались мужские голоса на повышенных тонах.

— Что за дьявол? — пробормотала Куки, опуская на пол корзину с покупками. Движением плеч она сбросила мокрую пелерину и распустила завязки своей шляпки. — В чем дело, малышка? Почему все так кричат?

Лотти отняла от сгиба руки лицо, все залитое слезами.

— Я не хотела этого, клянусь, я не хотела! Это он виноват! Я только пыталась защитить ее от него! — снова зарыдав, она промчалась мимо Куки, толкнула входную дверь и вылетела из дома на залитый дождем двор.

Донельзя встревоженная Куки ухватилась за перила и стала подниматься на второй этаж, двигаясь в темпе, который не использовала уже более двадцати лет.

Там она нашла Николаса и Джорджа, стоящих около распахнутой двери, ведущей в комнату леди Элеоноры. Николас держал мальчика за плечи.

— Ты должен сказать мне правду, — кричал он. — Что Лотти положила в этот пирог? Я знаю, что ты пытаешься защитить свою младшую сестренку, но если ты не скажешь, Лаура может умереть!

Джордж покачал головой. Несмотря на то, что его губы дрожали, он кричал на Николаса с не меньшей силой.

— Лотти никогда не сделала бы ничего, что может нанести Лауре вред! Я не знаю то, о чем вы говорите!

А потом Куки увидела свою молодую хозяйку, которая лежала на кровати за их спинами, бледная и неподвижная, словно смерть.

— Что с ней случилось? — потребовала ответа Куки и, поспешив к постели, приложила ладонь к влажному и холодному лбу Лауры. — Что случилось с моим ягненком?

Николас и Джордж с мрачными лицами вошли вслед за ней.

— Я не совсем уверен, — сказал Николас, бросая на Джорджа злой и подозрительный взгляд. — Я думаю, что она стала жертвой злонамеренной шутки, первоначально предназначавшейся мне.

Вспомнив слова Лотти, выдавленные сквозь слезы, Куки налетела на Джорджа и рявкнула ему:

— Дуй на кухню, парень, и принеси мне чайник кипятка и засушенный черный корень из моей корзины с травами. И поторапливайся.

Явно испытав облегчение, мальчик исчез на лестнице.

Пока Куки носилась по комнатам в поисках тазика и чистых тряпок, Николас опустился на край постели Лауры. Он взял ее безвольную руку и поднес к губам, не отрывая взгляда от бледного лица.

— Я не могу заставить ее очнуться. Нельзя ли послать в Лондон за доктором?

— Не надо так переживать, м-р Ник, — сказала Куки. — Нет никакой необходимости притаскивать какого-то костоправа, который не придумает ничего умнее, чем приложить к прекрасным рукам мисс Лауры каких-нибудь пиявок. Я лечу ее с тех пор, как она была совсем малышкой. И я ухаживала за ней, когда она тяжело болела скарлатиной, сразу после смерти ее родителей. — Протирая лоб Лауры влажной тканью, Куки покачала головой. — Даже будучи совсем маленькой, девочка никогда не заботилась о себе. Она всегда слишком волновалась о своих сестре и брате. — Она начала развязывать ленты на лифе Лауры, но потом бросила взгляд на Николаса и заколебалась. — Мужчины обычно не нужны в комнате больной. Если хотите, можете подождать внизу.

— Нет, — сказал он, встречая ее твердый взгляд своим беспомощным. — Я не могу.


У Куки были все причины благодарить Стерлинга за то, что он остался. Когда желудок Лауры начал бунтовать против очистительного чая, ложкой залитого ей в горло, именно он настоял на том, что будет придерживать голову Лауры над краем тазика. А когда она рухнула на простыни, дрожащая и обессилевшая, именно он убирал с ее лица мокрые от пота волосы и укрывал ситцевым покрывалом. И когда уже затемно она очнулась от оцепенения, вызванного потерей сил, именно его она увидела растянувшимся в кресле около ее постели.

Затуманенному сознанию Лауры потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что она лежит не на своей постели. Она выглянула из-под изящного балдахина, глубоко вдыхая чистый мужской аромат, который, казалось, окружал ее, и медленно повернув голову, обнаружила дремлющего в кресле Николаса.

Даже несмотря на свисающие на лицо волосы и синяки под глазами от усталости, он все равно выглядел как принц. И если уж говорить честно, он очаровывал ее сейчас еще больше, чем в тот день, когда она нашла его в лесу. Тогда он был просто симпатичным незнакомцем. А сейчас это была уже не только прекрасная внешность, которой она восхищалась, но и его ум, тонкий юмор и дразнящие вспышки гнева и нежности.

Словно почувствовав на себе ее задумчивый взгляд, он открыл глаза.

— Что со мной случилось? — спросила она, удивляясь своему хриплому голосу.

Он выпрямился и склонился над постелью, сжимая ее руку.

— Скажем так, кулинарные способности твоей сестры оставляют желать лучшего.

— Я, кажется, предупреждала тебя об этом, — хрипло проговорила Лаура. — Разве я не рассказывала о том, как она запекла однажды дюжину червей в пирог из грязи и принесла его к чаю преподобному Тилсбури?

— Нет, — ответил Николас, криво улыбнувшись. — Если бы рассказала, я отказался бы от свадебного пирога, который она испекла для меня.

Лаура застонала, вспоминая, что произошло.

— О, жаль, что я не отказалась.

— Мне тоже жаль. В следующий раз, когда я поймаю тебя покушающейся на мои сладости, я просто найду в себе силы тебе отказать. — Он убрал с ее лица растрепанные волосы, его глаза стали проясняться. — Хотя должен признать, в данный момент я не уверен, что смогу отказать тебе в чем-либо.

Лаура коснулась его щеки, удивляясь, как за такое короткое время его лицо стало для нее таким родным. Он предлагал ей весь мир, а она отказывала ему в самом неотъемлемом праве — его личности. И в этот момент она поняла, что должна сделать. Она должна рассказать ему все, даже если это означает разоблачить свой собственный обман. Но тогда он больше никогда не посмотрит на нее с такой соблазнительной смесью смущения и нежности. Никогда больше не притянет ее к себе и не станет расточать ее губам поцелуи.

Лаура уткнулась в подушку, скрывая наворачивающиеся на глаза слезы.

Принимая горе за усталость, Николас нежно поцеловал ее в лоб и задул свечу.