— Небеса на его стороне, — пробормотал Николас, не отрывая взгляда от ее губ.

Лаура была слишком разозлена, чтобы обратить на это внимание.

— Дело не только в его распущенных привычках, которые я терпеть не могу, но в его колоссальном безразличии к женщине, которая дала ему жизнь. Леди Элеонора преданно писала ему каждую неделю много лет подряд, но он ни разу не побеспокоился прислать ей ответ, пусть даже формальный. Она, как и мы, читала о его похождениях в скандальных газетенках. — Лаура выдернула из земли большой пук сорняков и отшвырнула его в сторону. — Насколько мне известно, он — бессердечный, мерзкий, мелочный и мстительный негодяй.

— Значит, ты не станешь приглашать его на нашу свадьбу?

— Мой ответ "нет"! Я скорее пригласила бы Вельзевула!

При виде ямочки на его щеке, ее напряженные плечи расслабились.

— Вы не должны были дразнить меня, сэр, — полуулыбкой упрекнула его она. — Это нехорошо.

Он насмешливо передернул плечами.

— Не хотел бы я навлечь на себя ваш гнев. Я начинаю думать, что этот парень больше заслуживает моей жалости, чем презрения. Быть лишенным вашей благосклонности — достаточное наказание за любого мужчины.

Когда он потянулся, чтобы убрать ей за ухо выбившуюся прядку, Лаура уже не могла сказать, дразнит он ее или нет. Она даже не могла вспомнить, как они оказались на коленях на голой земле, так близко, что если бы он захотел ее поцеловать, то мог бы просто опустить голову ей под шляпку и коснуться своими искусными губами ее губ.

Положив последние цветы на могилу, Лаура стала подниматься на ноги.

— Извините меня, м-р Рэдклиф, но я должна поговорить с преподобным Тилсбури по очень важному вопросу. Пожалуйста, скажите Куки, что я вернусь как раз к чаю. — Она взяла в руку перчатки и пошла к воротам.

— Если ты не веришь в призраков, — крикнул он ей вслед, тоже понимаясь на ноги. — То чего ты так боишься?

Тебя.

Наполовину боясь, что скажет это вслух, Лаура заспешила подальше от кладбища, оставляя Николаса стоять среди потрепанных временем могил в компании алебастрового ангела, который нес свою бессменную вахту на могиле Элеоноры Харлоу.


Когда в воскресенье утром колокола снова начали свой мелодичный перезвон, Николас не стал тратить время понапрасну, накрывая голову подушкой. Он просто скатился с кровати, не обращая внимания на раздраженное мяуканье маленькой желтой кошечки, которая устроила себе гнездышко на его подушке, и плеснул в лицо бодрящую пригоршню холодной воды.

Вскоре Николас уже сопровождал Джорджа и Лауру на их семейное место в церкви Святого Майкла. Когда он сел рядом с ними, а Лотти позади, он испытал чувство некоего умиротворения. У него были большие надежды подремать во время проповеди и повторного оглашения брака, поскольку не предполагалось никаких неожиданностей, которые могли бы ему помешать. Он поудобнее устроился на скамейке, когда священник прошествовал к кафедре.

— Сегодня, — начал седой священник, поправляя на носу очки. — Мы рассмотрим мудрые слова царя Соломона из притчи Девятнадцати — "Лучше бедный, ходящий в своей непорочности, нежели богатый со лживыми устами, и притом глупый".

Нога Джорджа дернулась и сильно пнула Лауру в голень.

Она взвизгнула, но быстро прикрыла рот перчаткой, хотя несколько прихожан все равно обернулись к ней с неодобрительными взглядами. Николас нахмурился и покачал головой Джорджу, думая, что за озорное настроение им овладело.

Но прежде, чем он смог спросить у Лауры, все ли с ней в порядке, сумочка Лотти переползла ему на колени и стала грызть край его молитвенника.

— Извини, — с ангельской улыбкой пробормотала та, забирая шелковую сумочку обратно.

Николас вытянул ноги и подпер щеку ладонью, чувствуя, что его веки все тяжелеют и тяжелеют с каждым словом монотонной речи священника. Солнце уже во всю било в окна и нагревало старомодный неф, а маленький человечек все продолжал и продолжал нести какую-то ерунду о лгунах, попадающих в тиски дьявола.

Николас то погружался, то выныривал из дремотного сна, где он целовал каждую веснушку на кремовой коже Лауры, как вдруг услышал, что говорит священник:

— Как только ваш новый приходской священник будет назначен, я оставлю вас.

"Это хорошо" — без малейшего сожаления подумал Николас, даже не потрудившись открыть глаза. "Жалко, что он не может исчезнуть прямо сейчас".

— Как вы все знаете, я разделял свое время между тремя приходами с тех пор, как семь лет тому назад преподобного Фарли призвали домой, на небеса. И хотя я очень полюбил Арден и всех вас за это время, должен признаться, что для меня будет облегчением в следующие несколько месяцев передать свои обязанности и ответственность другому. Я прошу вас присоединиться и поприветствовать человека, который скоро будет вашим новым приходским священником — м-ра Николаса Рэдклифа!

Николас дернулся, пытаясь понять, спит он или бодрствует. Но единственным, что оставалось неизменным, что в его восхитительной фантазии, что в этом кошмаре, это присутствие женщины, сидящей рядом.

Она смотрела прямо перед собой, и ее профиль казался таким хрупким, словно был вырезан из тончайшего фарфора. И если бы он не видел, как поднимается и опускается в такт дыханию ее грудь, он мог бы поклясться, что она вообще не дышит.

Он смотрел на нее, пока она не повернулась и не встретилась глазами с его горящим взглядом.

Потом она всунула в его руку свою, обтянутую перчаткой, и дрожащая улыбка изогнула ее губы.

— Добро пожаловать в наш приход, м-р Рэдклиф.

Глава 11

Я обожаю всех этих малышей, но старшая девочка просто украла мое сердце …

— Всего лишь их первая ссора. И ее оказалось достаточно, чтобы разбить сердце такой старухи, как я! — прошептала Куки, прикладывая к глазам подол передника.

— Если она из-за него заплачет, то, может, расторгнет помолвку, — с надеждой сказала Лотти.

— Если она из-за него заплачет, я сломаю ему шею, — рявкнул Джордж.

Довер нахмурился.

— Если они ссорятся, почему я не слышу криков или ругани? Ссора без летающих тарелок — неправильная ссора.

Различный рост и то, что Лотти не боялась протереть на коленях праздничные чулки, сослужило им хорошую службу и позволило всем четверым одновременно прижать ухо к двери гостиной.

— Попробуй замочную скважину, — предложил Довер.

Протиснувшись между ног Джорджа, Лотти сумела заглянуть в обитую медью дырку.

— Я вижу только ключ. Я думаю, он запер ее там.

Довер стал закатывать рукава.

— Вот оно как. Ломай дверь, Джордж, а я пока схожу за вилами.

— Не будь дурнем, — упрек Куки сопровождался шлепком по его руке. — Молодым нужно дать возможность самим разобраться со своими ссорами. Может, ты и не помнишь, как мы с тобой ругались на Флит Стрит, этой улице красных фонарей, и ты передо мной хорохорился, но, бьюсь об заклад, ты не забыл, как мы потом обнимались.

— Конечно, я не забыл. Как ты думаешь, зачем мне иначе вилы?

— Ш-ш-ш-ш, — зашипела Лотти, елозя ухом по двери. — Кажется, я что-то слышу.

Но Лотти ошибалась, внутри гостиной Лаура в абсолютной тишине сидела на оттоманке и думала, что никогда еще не видела человека, слишком разъяренного, чтобы разговаривать. Ее отец был очень мягким и тихим человеком, который считал, что показывать характер вульгарно и непристойно. Однажды она видела, как он уронил себе на ногу огромную Библию, сломав при этом два пальца на ней, но только закатил глаза и попросил прощения Господа за то, что был таким неуклюжим. Она никогда не слышала, чтобы он повышал голос, а тем более руку, на мать или кого-либо из детей.

Лаура с опасливым восхищением смотрела, как Николас бродит по комнате взад и вперед, словно голодный лев в клетке Королевского Зоопарка. За исключением того, что в зоопарке она была бы благополучно защищена от льва железной решеткой. Желтая кошечка сидела у камина и так сосредоточено изучала его передвижения, словно пыталась определить, кого из них Николас проглотит первым.

Ради языческого удобства он уже сменил свою церковную одежду на батистовую рубашку и брюки из оленьей кожи. Каждые несколько шагов он оборачивался, впивался в Лауру взглядом, открывал рот, чтобы что-то сказать, но потом захлопывал его и продолжал движение. Повторив этот ритуал несколько раз, он сократил его до покачивания головой и взъерошивания рукой волос, и в конце концов стал выглядеть именно таким диким и опасным, каким его считал Довер.

Наконец он остановился и, стоя спиной к Лауре, оперся кулаком на каминную полку и очень мягко произнес:

— Предполагается, что я не должен богохульствовать, верно?

Лаура покачала головой.

— Только по большой необходимости.

Он развернулся лицом к ней.

— А что бы ты могла счесть большой необходимостью? Проснуться голым в непонятно какой постели, не представляя, кто ты такой? И внезапно обнаружить, что собираешься стать мужем женщины, которая клянется, что у тебя не хватало здравого смысла, чтобы ее поцеловать? Или вместе с остальными деревенскими Ардена узнать, что ты будешь новым приходским священником на деревне? — Он повысил голос. — Ты не думала, что эту маленькую деталь сначала нужно было обсудить со мной, а потом уже делиться ею со всеми?

— Я говорила тебе, что мне нужно поговорить по очень важному вопросу с преподобным Тилсбури. А что может быть важнее, чем наше с тобой будущее? — Лаура чопорно сложила руки на коленях. — Я думала, ты будешь только рад узнать, что я договорилась о приходе для тебя. Арден очень маленький приход, но когда ты объединишь доходы, которые будешь получать от прихожан, с деньгами, которые поместье зарабатывает на овцах, мы сможем неплохо жить. Мы не будем богаты, но и нуждаться не будем.