— Да.

— Мы так и подумали, — подмигнул он приятелю. — И каково это — трахаться с Тэшем Янсеном?

Джина съежилась и затаила дыхание в ожидании, что будет дальше.

Иззи улыбнулась:

— Ужасно. Член у него еще меньше, чем у тебя.

* * *

Беда не приходит одна. Но на Дуга неприятности сыпались десятками. Как бы он ни старался, все шло не так.

— Прости. — Он снова вынул платок, чтобы вытереть лоб, и пролил виски на пиджак. — Это худшая пьеса из всех, что я видел. Наверное, ты не хочешь возвращаться в зал. Может, пропустим второй акт и пойдем поедим?

Будь это настоящим свиданием, Джина бы тоже смутилась почти фарсовым развитием событий. Но поскольку это не свидание, она не понимала, отчего Дуг так расстроен. Не его вина, что машина сломалась по пути на Парк-Лейн и ее пришлось оттолкать на обочину, а новая пьеса оказалась одной из самых скучных комедий. Поскольку это не настоящее свидание, то неважно, что волосы у нее промокли под дождем, на пальто остались пятна от машинного масла, а два ногтя сломались. Важно лишь то, что, невзирая на неудачи, она радуется жизни…

— Мы не можем уйти! — Джина казалась шокированной. — Мэвис ждет, что после пьесы мы придем за кулисы и поздравим ее. Пьеса, может, не фонтан, но Мэвис выкладывается, и это ее первая большая роль. По крайней мере, мы должны сделать ей комплимент.

Дуг не понимал, отчего Джина так радуется. Глядя на ее отсыревший жакет, он с унижением осознал, что на его новой рубашке, только что купленной, виднеются красноречивые складки. Он уже не помнил, когда в последний раз прикладывал столько усилий, чтобы подготовиться к выходу в город, и теперь с горечью осознал, что изящества у него не больше, чем у бегемота.

Худшее ждало впереди. Казалось немыслимым в таком взвинченном состоянии заснуть, но, к своему стыду, Дуг вдруг проснулся на середине второго акта от собственного храпа. Джина с трудом сдерживала смех.

— Я безнадежен, — мрачно сказал Дуг, когда они выполнили свой долг и навестили суровую Мэвис в ее крошечной гримерке. Выходя через заднюю дверь, ведущую в узкий переулок, они обнаружили, что дождь превратился в ливень. И ни одного такси.

— Вовсе нет. — Джина стиснула его руку. — Для начала, публика, наконец, развеселилась. И самое приятное в скучных пьесах то, что они чудесным образом влияют на аппетит… Почему бы не зайти в этот итальянский ресторанчик? Тогда нам не придется искать такси.

Дуг поморщился, когда мимо в кухню шмыгнула стройная официантка, разминувшись с ним на долю сантиметра. Через несколько секунд дверь вновь распахнулась, и мимо прошагал другой официант — с тарелкой ароматной пасты.

«Энтони Хопкинс, — подумал Дуг, — никогда бы не выбрал худший столик во всем ресторане». Этот актер был его тайным кумиром — кто-то однажды сказал, что Дуг немного похож на Энтони Хопкинса.

Джина, ни о чем не тревожась, внимательно читала меню.

— Я хочу мидии в винном соусе.

— Ты наверняка отравишься, — мрачно заметил Дуг. — Это будет достойное завершение вечера.

Еда оказалась прекрасной. Когда они допили кофе с ликером, Дуг чуть было не воспрянул духом, но судьба припасла для него последний удар.

Менеджер, смущенно кашлянув, возник возле их столика.

— Прошу прощения, сэр, но нет ли у вас иного способа расплатиться? Ваша кредитка просрочена.


— …Честное слово, это не проблема, — в четвертый раз повторила Джина, когда они садились в такси. — Вернешь деньги завтра, если угодно, и вовсе не обязательно все время извиняться. Такое может случиться с каждым.

«Такого не случилось бы с Энтони Хопкинсом, — в отчаянии подумал Дуг. — Проклятая кредитка, проклятый менеджер, проклятая сломавшаяся машина, проклятый дождь…»

Глава 42

Погода день ото дня становилась все хуже. В конце октября Лондон и юго-восток Англии накрыло жутким ураганом. Поскольку Иззи уехала в Шотландию на предварительную запись новогодней передачи, а телевизор не работал из-за обрыва проводов, Джина решила, что самое разумное — лечь спать пораньше. При свете свечи она медленно поднялась по лестнице, помолилась, чтобы порывы ветра не сорвали с крыши черепицу.

Она уже дремала, когда внизу зазвонил телефон. Джину охватило дурное предчувствие. В половине первого ночи звонят только с плохими вестями.

Паркетный пол холодил босые ступни. Сердце у Джины бешено колотилось.

— Алло.

Сначала Джина не поняла, кто говорит. Связь была ужасная, что-то трещало и шипело. Наконец, прислушавшись, она различила нечто вроде рыданий и всхлипываний. Точно не Иззи…

— Алло, кто это? — спросила она, уже громче. Темнота была жуткая, на улице завывал ветер.

— Мама… — проговорил тоненький голос, и снова раздался плач. — Мама, это ты?

Джина не разговаривала с Катериной с того ужасного дня, когда узнала о ее романе с Эндрю. Теперь ее рука стиснула трубку, и страх уступил место досаде.

— Твоей матери нет дома, — холодно ответила она. — Иззи в Шотландии.

— Где?

— В Эдинбурге. Вернется в понедельник вечером.

Наступила тишина. А потом, с почти животным отчаянием, Катерина воскликнула:

— Но мне нужна мама!

Судя по всему, девушка была в ужасном состоянии. Джина, поборов желание бросить трубку, слегка смягчилась:

— Она оставила мне телефон отеля, но у нас нет света и я не вижу, где бумажка. Лучше позвони в справочную и узнай. Иззи остановилась в «Королевской ласточке».

— Мне… нужна… мама… — задыхаясь, повторила Катерина. — Мне нужна…

— В чем дело? Ты больна?

— Мне нужна мама. — Она словно обезумела от горя.

Чувствуя тошноту, Джина повторила:

— Позвони в справочную. Эдинбург, «Королевская ласточка». Тебе дадут номер. Послушай, Катерина, если ты больна…

Связь оборвалась. Катерина положила трубку. Джина со вздохом начала подниматься по лестнице, убеждая себя в том, что проблемы этой девицы ее не волнуют. Но после секундного размышления вернулась и с трудом отыскала в темноте листок из блокнота, на котором Иззи записала телефон отеля. Джина нашла спички, зажгла свечу и решила, что поговорит с Иззи и выяснит, в чем дело. Тогда, наконец, сможет расслабиться и вернуться в постель.


Через сорок минут, стуча зубами от страха и холода, Джина выехала в проулок и медленно покатила по дороге, вздрагивая каждый раз, когда ветер швырял в лобовое стекло листья и ветки.

Телефонные провода в Шотландии были оборваны. Пока Джина безуспешно звонила Сэму, телефон отключился и у нее. Ураган сеял хаос повсюду. Хотя она пыталась внушить себе, что Катерина получила по заслугам, страдание в голосе девушки потрясло Джину до глубины души. По телефону Катерина лепетала как семилетний ребенок. Она страдала и была одна. Джина слишком хорошо знала, каково это, а еще понимала, что сама ужасно боится. На улицах, слава Богу, не было ни пешеходов, ни машин, но по воздуху летели мусор и листва. Когда в дверцу врезался сорванный с места дорожный знак, Джина взвизгнула, но продолжала ехать вперед. Она не могла сдаться. До Катерины оставалось не более мили. Всего лишь десять кошмарных минут…

Джине казалось, что она стучит в дверь целую вечность, а еще этот пронизывающий ветер и непрекращающийся ливень. Наконец, когда Джина уже собиралась сдаться, дверь открылась. В узкой щели показалось лицо Катерины, бледное и измученное.

— О Господи, — простонала она. — Что вам нужно?

Джина не ожидала такого «приветствия». Почти на грани срыва после кошмарной поездки, она огрызнулась:

— Очень приятно. Может, впустишь?

Глаза Катерины вновь наполнились слезами.

— Зачем?

— Потому что сейчас два часа ночи, и я специально приехала проверить, все ли с тобой в порядке, — проговорила она сквозь зубы. — Но если ты, мать твою, настолько неблагодарна, то, наверное, мне лучше уехать.

Катерина вытерла ладонью мокрые щеки и задумалась. Раньше она никогда не слышала, чтобы Джина ругалась.

— Ладно. Заходите.

Подачу электричества возобновили, но Джина пожалела об этом. Мрачная комнатушка была просто дырой, а Катерина, обычно столь опрятная, выглядела ужасно. Сердито окидывая взглядом беспорядок, девушка сказала:

— Прошу прощения, если для вас здесь недостаточно красиво. Если бы вы предупредили о своем прибытии заранее, я бы начистила фамильное серебро и принарядилась.

Судя по всему, Катерина плакала не меньше недели. Ее длинные волосы, обычно ухоженные и сияющие, висели спутанными прядями, темно-синий свитер и джинсы сделались будто на три размера больше. Неубранная постель в углу была завалена бумагой.

— Я вас слушаю, — язвительно продолжала Катерина, заметив на лице Джины отвращение. — Скажите мне, что я сбилась с пути и получила по заслугам.

В комнате не было отопления. Джина вздрогнула:

— Да, ты, несомненно, сбилась с пути.

— Убирайтесь отсюда! — Катерина, взвыв от отчаяния, сморщилась и отвернулась. — Оставьте меня… Я вас не звала. Мне нужна мама…

Джина не выдержала. Именно это и привело ее сюда — пронзительное эхо скорби, которую она чувствовала, когда много лет назад умерла ее мать. Даже не успев подумать, бросилась к Катерине и обняла ее, худенькую, дрожащую…

— Кэт, перестань. Так нельзя. Я приехала, потому что волнуюсь за тебя… мы все волнуемся… ты заболеешь, если не позволишь нам помочь.

Катерина застыла. На мгновение Джине показалось, что девушка сейчас ее ударит. Но вдруг, с залитым слезами лицом, Катерина пошатнулась и приникла к ней, уткнувшись головой в плечо.

— Простите, не знаю, что со мной, — всхлипывала она. — Думала, у меня нервный срыв, но это другое. Мне уже давно было плохо, но последние несколько дней — просто кошмар… Все хуже и хуже, а я ничего не могу сделать, только плачу…