Он пил не торопясь, пил, взгромоздив ноги на стол и созерцая кончики своих начищенных до блеска башмаков. Пресытившись успехом, он считал себя неуязвимым. Забавно! Какой-то девчонке удалось превратить его жизнь в кошмар!

Возможно, это произошло потому, что такие, как Мэдди, ему еще не попадались. Она казалась лишь отдаленным подобием женщин из высшего общества – те, как было известно Логану, ставили себя выше его, хотя посылали ему тайком записочки, назначая романтические свидания.

Он ненавидел этих надменных особ, породистых представительниц высших классов, единственная цель которых – выйти замуж и нарожать себе подобных. Логан не годился им в мужья. Он не мог похвастать ни знатными предками, ни титулом – ничем, кроме денег, а этого было недостаточно. Если бы он выразил желание ухаживать за одной из знатных юных леди, ее родные известили бы его, что у нее есть более подходящие партии. Одного вида девицы в белом платье – таких на балу или званом ужине сопровождали компаньонки – было достаточно, чтобы вспомнить: как ни велики его, Логана, достижения, существует то, что навсегда останется для него недоступным. Его никогда не примут в обществе как равного. Нигде, кроме театра, ему нет места.

Мадлен Ридли казалась существом из иного мира. Она была слишком откровенной и естественной, чтобы принадлежать к числу светских девиц, но и слишком наивной, чтобы быть куртизанкой. Ей, конечно же, суждено стать чьей-нибудь женой, но Логан не мог представить себе мужчину, достойного ее. Она нуждалась в спутнике жизни, который не пытался бы сломить ее дух, нуждалась в мужчине, который сумел бы полюбить ее и целиком отдаться своей любви.

Логан не отвечал всем этим требованиям. Он был плохо подготовлен к подобным взаимоотношениям: еще в раннем детстве он научился презирать слова «дом» и «семья» и выжил только потому, что стал таким же грубым и бессердечным, как человек, приходящийся ему отцом.

Годы побоев и издевательств ожесточили его и сделали редкостным лицемером. Отец Логана, Пол Дженнингс, избивал своих домочадцев, впадая в ярость, вызванную пьянством, а потом не желал отвечать за свои поступки. От Логана требовалось делать вид, будто все забыто, поддерживать иллюзию, что все в доме Дженнингсов счастливы и веселы. Одной слезинки, гримасы боли или недовольного взгляда было достаточно, чтобы подвергнуться еще более жестокому избиению. Отец стал для Логана превосходным учителем сценического мастерства.

Однажды, после особенно беспощадных побоев, Логан три дня проходил со сломанной рукой, никому не признаваясь в том, что ему очень больно. В конце концов Эндрю силой потащил его к себе в особняк и позаботился о том, чтобы на сломанную руку наложили лубки и повязку.

– Как это случилось? – спросил у мальчика хозяин дома, проницательным взглядом впиваясь в его избитое лицо. Логан отказался отвечать, потому что знал: если он хотя бы заикнется о том, что произошло, отец наверняка убьет его.

Много лет спустя Логан не раз задавал себе вопрос: почему мать ни разу не попыталась утешить его, смягчить материнскими поцелуями боль и обиду? Наконец он пришел к выводу, что его мать всеми силами стремилась сохранить мир в доме и потому не могла уделять сыну слишком много внимания. Логан давно перестал искать в женщинах нежность, он не нуждался в утешениях и заботе. Женщины предназначены для того, чтобы развлекаться, а затем о них следует забывать.

Теперь, когда с Мадлен все решено, ему оставалось только одно – не замечать ее, пока не поправится Арлисс. Несомненно, Джулия будет возмущена, узнав, что он уволил девушку, но с этим он как-нибудь примирится. И кроме того, вскоре Джулия будет поглощена заботой о новорожденном малыше, а мысли о Мадлен Ридли отступят для нее на задний план, Вскоре все забудут о Мадлен, словно ее никогда и не существовало.

Логан почувствовал, как хмельное тепло растекается по его телу, вызывая привычное и приятное оцепенение. Именно этого он и добивался. Логан осторожно положил бутылку в ящик стола и тщательно запер его.

Глава 5

Мадлен легла спать пораньше, решив избежать ежевечерней беседы с миссис Флоренс. Боль, вызванная отказом мистера Скотта, была еще слишком остра.

Возможно, она поговорит о случившемся завтра или послезавтра, когда ей удастся взять себя в руки.

Вглядываясь широко раскрытыми глазами в темноту, Мадлен размышляла: стоит ли вообще возвращаться в «Столичный театр»? Мысль о новой встрече с мистером Скоттом казалась ей невыносимой. К сожалению, она пообещала герцогине помочь на репетициях, пока не встанет на ноги мисс Барри. Нарушить слово Мадлен не могла, но стоять напротив мистера Скотта на сцене и смотреть ему в глаза… Мадлен поморщилась, она не знала, выдержит ли такое испытание.

Впрочем, ей предстояло потерпеть всего несколько дней, а к тому времени мисс Барри наверняка поправится. Мадлен понимала: ей придется крепко держать себя в руках, чтобы не краснеть и не запинаться в присутствии мистера Скотта. Она должна выглядеть невозмутимой и хладнокровной.

Мадлен всю ночь ворочалась без сна, тщетно пытаясь отделаться от назойливых мыслей. Утром же проснулась обессиленная и разбитая, понимая, что более ужасного дня ей еще не доводилось переживать. Конечно, не она первая потерпела фиаско, пытаясь соблазнить мужчину, но, должно быть, ее подругам по несчастью удавалось на следующий день спокойно смотреть в глаза избраннику, словно ничего не произошло!

Одевшись, Мадлен уложила волосы тугим узлом на затылке и ухитрилась ускользнуть из дома прежде, чем миссис Флоренс успела подняться с постели.

В театре царило непривычное уныние; в репетиционных залах и мастерских стояла гробовая тишина. Выяснив, что утренняя репетиция отменена, Мадлен отправилась в костюмерную и тотчас же получила поручение от миссис Литлтон.

– Похоже, половина труппы слегла, – заметила дородная костюмерша; игла в ее пальцах так и мелькала. – Многие прислали посыльных: сообщили, что сегодня не придут в театр. Работы у меня не убавилось, а помощи ждать в общем-то не от кого.

Мадлен проработала в костюмерной почти все утро, радуясь временному перерыву во встречах с

Мистером Скоттом. А когда миссис Литлтон попросила ее принести эскизы костюмов из кабинета герцогини, она отправилась в главное здание театра и услышала у двери кабинета незнакомый мужской голос и мелодичный голосок Джулии. Мадлен остановилась у порога, не желая прерывать разговор.

– Довольно! – говорил мужчина. – Повторяю: оставьте этот проклятый театр!

– Здесь сейчас слишком много дел, – отвечала Джулия. – Еще один день, дорогой, ну, может быть, два… Я не могу уйти, когда предстоит еще…

– Ваше здоровье для меня дороже всего.

– Обещаю, со мной вес будет в порядке.

– Поедем домой, Джулия.

– Сначала я должна уложить вещи.

– Чуть позже я пришлю сюда слугу, и он привезет все, что вы пожелаете.

– Вы поступаете неразумно…

Последовала долгая пауза, а за ней – приглушенный звук, источник которого Мадлен не удалось определить. Затем мужчина вновь заговорил:

– Теперь у тебя пропало желание спорить со мной, Джулия?

– Да.

Еще никогда Мадлен не слышала такой покорности в голосе герцогини, обычно твердой и властной. Опасливо заглянув в дверь, Мадлен увидела, что Джулия стоит посреди кабинета, принимая страстные поцелуи темноволосого мужчины. Девушка догадалась, что этот мужчина – герцог Лидс, муж герцогини. Он с любовью и нежностью смотрел на жену. Его лицо было худым, смуглым и излучало своеобразную красоту. Очевидно, почувствовав постороннее присутствие, герцог настороженно оглянулся и уставился на Мадлен серыми глазами.

Вспыхнув, Мадлен шагнула вперед.

– Прошу прощения, кажется, я помешала…

– Все в порядке, Мэдди, – откликнулась по розовевшая Джулия, высвобождаясь из объятий

Мужа. Она представила герцога, и Мадлен чуть присела, делая книксен.

– Очень приятно познакомиться, – пробормотал герцог с дружелюбной улыбкой. – Мисс Ридли, я был бы вам крайне признателен, если бы вы помогли герцогине собрать все необходимые бумаги и книги: она покидает театр.

– Слушаюсь, ваша светлость. Джулия закатила глаза и вздохнула.

– Похоже, у меня нет выбора. Мэдди, пожалуйста, скажи мистеру Скотту, что мне необходимо немедленно поговорить с ним. Он провел все утро в кабинете, ломая голову над тем, кем заменить заболевших актеров.

Мысль о предстоящей встрече с мистером Скоттом ужаснула Мадлен. Однако она решительно кивнула. Разговор между герцогом и герцогиней возобновился, казалось, словесный поединок доставляет им обоим огромное удовольствие.

Мадлен подошла к кабинету мистера Скотта и помедлила, прислушиваясь. К ее досаде, из-за двери не доносилось ни звука. Надеясь, что мистер Скотт ушел, Мадлен тихонько постучала.

– Я занят! – раздался грозный рык.

Мадлен крепко сцепила на груди пальцы и уставилась на дверь. Собравшись с духом, она произнесла спокойным и сдержанным тоном:

– Мистер Скотт, герцогиня хочет поговорить с вами. Логан с минуту молчал.

– А, это вы, – проворчал он наконец.

– По-моему, герцогиня хотела сообщить вам, что она уходит. Герцог увозит ее домой. – Слова Мадлен вновь были встречены продолжительным молчанием. – В ее положении неразумно оставаться в театре. Теперь, когда столько членов труппы стали жертвами лихорадки, вы не станете…

– Пусть уходит! А теперь убирайтесь!

Мадлен с радостью повиновалась. Но, сделав несколько шагов, остановилась – голос мистера Скотта показался ей странным, в нем чувствовалось какое-то напряжение. Напряжение и усталость. Впрочем, ничего удивительного, размышляла Мадлен, ведь слегла почти вся труппа, и теперь на плечи мистера Скотта легло множество забот. Несмотря на его приказ уходить, на свою обиду и смущение, Мадлен вернулась к двери.

– Мистер Скотт, может быть, вам нужна помощь? Хотите, я заварю чай?