– Идиотка! Смотри, куда прешь! – заорал водитель.

– Асенька, ну что ты! Успокойся, дорогая! Не надо…

– Куда-нибудь! – бормотала Ася сквозь слезы. – Пойдем куда-нибудь!

– Хочешь, я отвезу тебя домой?

– Нет! К тебе! Пойдем к тебе!

– Ко мне?! Ну, пойдем.

Хотя денег у Саввы было в обрез, он поймал такси – не везти же ее в таком состоянии на метро! Он жил вдвоем с сестрой, у которой, к счастью, как раз было дежурство. Ася бродила по комнате Саввы, рассеянно трогая то одну вещь, то другую, и так же рассеянно говорила, словно составляла опись увиденного:

– Шкаф. Книжек много. Картинка. Шкатулка. Это ты на фото. Смешной какой. Вазочка.

Она обошла всю комнату раза два и вернулась к Савве – он сидел на диване и с тоской наблюдал за ее нервными перемещениями. Ася присела рядом и посмотрела на Савву. Смотрела долго, разглядывала внимательно и серьезно, так что он даже покраснел.

– Ты милый, забавный. – Ася придвинулась ближе и погладила Савву по щеке. – Ты хороший. Я тебе нравлюсь, правда?

– Да.

– Хочешь меня?

– Ася! Ну, зачем ты так?

– Как?

– Ты же его любишь.

– Я для него – пустое место, – повторила Ася и придвинулась еще ближе, положив руку Савве на плечо, потом взъерошила ему волосы.

– Прекрати, пожалуйста. Я не железный.

– И хорошо, что не железный…

Ася обняла Савву и поцеловала – раз, другой, он ответил…

– Нет, это невозможно! – Савва с трудом оторвал Асю от себя. – Ты хочешь ему назло, да? Я так не могу.

– Ну вот… И тебе я не нужна…

Она заплакала навзрыд, и этого Савва уже совсем не мог выносить. Он целовал ее холодные руки, залитые слезами щеки, дрожащие губы, прижимал к себе хрупкое тело и думал: «Да пропади оно все пропадом!»

– Пожалуйста, пожалуйста, Савушка, дорогой! Пусть. Пусть ты. Я не могу больше так жить, не могу… не могу…

Конечно, он не устоял. Ася осталась у него на ночь. Савва почти не спал: Ася принималась плакать даже во сне, и он утешал ее: такую любимую, близкую, теплую, родную – и такую невозможно далекую. Утром она храбро улыбалась – бледная, с темными кругами под глазами и опухшими от поцелуев губами.

– Я тебя больше не увижу? – мрачно спросил Савва, провожая Асю к метро.

– Почему? – Она удивилась. – Всегда, когда захочешь! Я же теперь твоя девушка. Только… не говори ему. Это мое условие.

– Хорошо! – Савва смотрел на нее во все глаза – такого он не ожидал. – Я что, тебе действительно нравлюсь?

– Ты очень милый. И добрый.

– И на том спасибо.

Ася вдруг сильно обняла его и прошептала:

– Савва, ты спас мне жизнь. Если бы не ты! – И ушла.

И лишь к вечеру следующего дня Савва вспомнил, что Ася только этой весной закончила школу. Ей же и восемнадцати, наверно, нет? О чем он только думал?! «Ну и ладно, в случае чего – поженимся», – решил он. А Алымов пусть локти кусает! Но Алымов знать ничего не знал, поэтому локти вовсе не кусал.

Встречались они около трех лет, и чем дальше, тем больше Савва чувствовал, что она ускользает – потихоньку, по капельке утекает из его жизни: реже становились встречи, короче свидания, хотя Ася по-прежнему была неимоверно нежна и ласкова с ним. Но от этой нежности и ласки Савве порой хотелось удавиться – или убить Алымова, чтобы она больше не мучилась. Но вряд ли это помогло бы. В одну из редких теперь ночей, что Ася проводила с ним, Савва вдруг сказал – неожиданно для себя самого:

– Послушай, давай поженимся?

И тут же пожалел. Ася не шевельнулась, но ощущение было такое, что отодвинулась на километр.

– Савушка! – вздохнула она. – Прости меня. Ты такой прекрасный, добрый, нежный, ты милый, ласковый, домашний. Ты – лучший!

– Ну да, после Алымова. Вечный номер два.

– Нет, ты лучше его. Гораздо. Но разве дело в том, кто лучше? Тебе нужна хорошая женщина, теплый дом, детишки. Я не гожусь.

– Ася, ну почему? Давай попробуем.

– Савва, ты что, не понимаешь? Если я выйду за тебя, я же… Мне придется видеться с ним. Я буду слишком близко. И если он только пальцем поманит…

– Черт его побери!

– Савва, милый! Я ничего не могу с этим поделать, ничего! Как раз сегодня хотела тебе сказать, что нам надо расстаться. Я плохо с тобой поступаю. И я слишком близко к нему. Ты не представляешь, каких усилий мне стоит не спрашивать о нем! Я прихожу к тебе, а сама думаю, что ты сегодня видел Сережу, играл с ним вместе в спектакле, разговаривал! Меня замкнуло на Алымове, ты же видишь. Может, это болезнь, не знаю.

– И что ты станешь делать?

– Попытаюсь выздороветь…

В тот день Савва страшно напился и опоздал на спектакль. Потом он на пустом месте поругался с Алымовым, да так, что их с трудом растащили, и года два они вообще не разговаривали. С Асей Савва увиделся только лет через десять – случайно заметил ее из машины. Она села к нему, улыбнулась и поцеловала в щеку:

– Савушка! Как я рада тебя видеть!

Они поговорили, но разве можно было вместить в полчаса десять лет жизни? Под конец разговора Ася спросила нарочито равнодушным тоном:

– Как там Алымов?

Савва с болью в сердце понял: нет, не удалось ей вылечиться.

– А ты что, с ним вообще не общаешься?

– Нет. Маме его звоню иногда. Ну, в прессе что-нибудь вижу или по телевизору. Но не отслеживаю.

– Он женится, идиот такой.

– А-а. Ну, что ж, пусть. А почему идиот?

– По всему. Намучается он с этой бабой! Она Алымова пожует и выплюнет, а мы его потом по кусочкам собирать будем. Такая стерва, не представляешь! А он ничего не видит и не слышит. Все ему одно и то же твердят, а он уперся.

– Да, он упрямый. Ну ладно, мне надо бежать. Савушка, я так рада за тебя – жена, дети! Ты меня простил?

– Ася, о чем ты говоришь?! Ты – самое дорогое, что было у меня в жизни!

– Даже дороже детей? Перестань. И позвони по телефону, что я дала: они недорого продают, правда. А я там почти не бываю, в основном родители. Они ничего не знают, так что не беспокойся. Место хорошее, воздух, всякое такое. Пока, дорогой! Береги семью.

Она ушла, а Савва смотрел ей вслед и рассеянно вертел в руках бумажку с телефоном. Потом уронил и, кряхтя, полез доставать: он хотел купить дом за городом, а соседи Аси по даче как раз продавали…

Наконец Алымов решился показаться Асе без бинтов.

– Ты знаешь, очень даже неплохо, – сказала Ася, осторожно погладив его по щеке. Она заметила, как Алымов нервничает, и решила признаться. – После того что я видела…

– Как? Когда? А я-то мучаюсь…

Ася действительно уже видела все – и даже то, чего не видел сам Алымов. Она давно сговорилась с сестрами, и ее несколько раз пускали на перевязку. Надев на всякий случай халат, шапочку и маску, Ася проникала в перевязочную – Сергей обычно лежал с закрытыми глазами, но мало ли. Первый раз она проплакала всю ночь, а назавтра пришла к мужу как ни в чем не бывало.

– Не мучайся. Я посмотрела во время перевязок, в самом начале. Вот это было страшно. А сейчас… Ерунда.

– Ася…

– Ты знаешь, на кого мы с тобой похожи? «Дары волхвов» – помнишь, рассказ у О`Генри? Там про подарки к Рождеству, но смысл тот же. Ты меня берег, я – тебя. Перестарались.

– Ты – мой лучший подарок. Чем заслужил только, не знаю. Ну, раз так, то можно и выписаться, правда? Буду приезжать на процедуры. А то надоело тут. И я вот что подумал – надо сфотографироваться.

– Зачем?

– Это мне нужно. Жалко, я раньше не додумался. Понимаешь, я как представлю реакцию друзей, того же Саввы… Я не вынесу. Мне еще Деда надо пережить, тетку, Ксюху! Про Ириску я и думать боюсь. А так – человек посмотрит на фото, ужаснется, а когда живьем увидит, уже не такая бурная реакция будет. Как ты думаешь?

– Пожалуй, ты прав. Хорошая идея.

Всю дорогу до дома Алымов держал Асю за руку. Первой к нему вышла Вера Павловна, которая ни разу не была в больнице. Она не показала виду, как поразил ее облик любимого мальчика, – выдержка у нее была железная.

– Что-то ты там залежался, – сказала она, целуя Сергея в здоровую щеку. – Отлыниваешь все. Ишь, устроил себе каникулы!

– И не говори! – Он вздохнул с облегчением и повеселел, видя ее реакцию. – Ну вот, видишь, вернулся – Фредди Крюгер собственной персоной!

– Ну, и ничего! С лица не воду пить! Для мужика красота – не главное. А главное у тебя в порядке.

– Ma tante, у тебя только одно на уме!

Вера открыла было рот, но тут выбежала Ириска, за которой не поспевала Ася. Девочка с разгону ухватила отца за ноги:

– Папа! Папа приехал!

Женщины замерли. Алымов медленно нагнулся и поднял дочку на руки, стараясь не поворачиваться к ней обезображенной щекой. Ириска обняла его за шею, и Сергей, с трудом сдерживая слезы, поцеловал ее несколько раз, куда пришлось.

– А что ты мне привез?

Алымов достал из кармана игрушку, предусмотрительно купленную Асей: крошечного желтого утенка с красными лапками.

– Утя!

– Нажми ему на животик – он скажет «кря-кря»!

Потискав утенка, Ириска подняла голову и наконец увидела отцовское лицо. У нее сделалась испуганная мордочка, и она оглянулась на Асю – та подошла и обняла их обоих:

– Видишь, детка, какая у папы щечка? Помнишь, я тебе говорила?

– Папа упал…

Ириска не выговаривала некоторые звуки, поэтому прозвучало это как «папа упай».

– Папа упал и поранил щечку, теперь там шрамики. Ты ведь любишь папу, правда? Надо его пожалеть!

– Люблю…

Губки у девочки задрожали, и она опять обняла отца, прошептав:

– Больно… Папе больно…

– Нет, что ты, маленькая, – заторопился Алымов. – Мне уже совсем не больно. Это некрасиво, но не больно. Ты моя ласточка, моя любимая девочка, моя принцесса…

И он ушел с Ириской на руках в детскую.

– Ой, господи, – сказала, всхлипнув, Вера Павловна. – Бедный мальчик. Как бы Деда инфаркт не хватил, когда увидит…