Да это же… Как его? Ну, еще дура Виктория от него без ума! Аронов? Авилов? Алымов? Точно, Алымов! Так вот оно что… Выходит, это и есть роскошный любовник Калининой?! Как она сказала – не вам чета?! Черт побери! Арнольд почувствовал себя оскорбленным. Конечно, всем им подавай звездную славу, шик и блеск – этим глупым сучкам! Ишь, Калинина – тихоня-тихоней, а в какой бомонд втерлась! Ну, подожди…

И Шварценеггерыч влез в интернет. То, что он там нарыл, порадовало его чрезвычайно: так-так, Ася Николаевна! Все святую невинность изображаете, а сама с таким мерзавцем связалась – пробы негде ставить! Минуточку, а что это был за мужик, которому она бросилась на шею в школьном дворе?! И так поспешно уволокла в кусты? Усатый-бородатый? Муж, что ли?! И Арни задумался, какой бы навар получить от такой горячей информации… Как человек основательный, он довольно долго обдумывал свой демарш и наконец решился. В понедельник после уроков Арнольд пригласил Асю к себе в кабинет. Он был настроен решительно.

– Ася Николаевна, дорогая! Вы знаете, как трепетно я к вам отношусь, но, к сожалению, до меня дошли сведения, что ваш образ жизни и моральный облик не соответствуют строгим требованиям нашего учебного заведения, призванного, сами понимаете, воспитывать доверенное нам подрастающее поколение в духе…

– А что не так с моим моральным обликом?

– Хорошо, я скажу. Насколько я знаю, вы еще не разведены, и, каков бы он ни был, муж есть муж. Я даже однажды имел возможность наблюдать вашу с ним нежную встречу. И тем не менее вы позволили себе завязать интимные отношения с такой одиозной личностью, как господин Алымов, который даже не постеснялся в прошлую пятницу заехать за вами в школу и сорвать тем самым учебный процесс в вашем классе. Вот видите, мне все известно! Нашим клиентам вряд ли понравится, что учительница их детей ведет себя словно какая-нибудь… какая-нибудь…

– Проститутка! – подсказала Ася.

– Вы сами произнесли это слово. Надеюсь, вы осознаёте, что ваше поведение делает вас нежелательным элементом в нашей школе? Но, учитывая ваш опыт… И дети вас любят… В общем, я мог бы закрыть глаза, если вы… пойдете мне навстречу. В определенном смысле. Вы меня понимаете?

– Переспать со мной хотите?

– Фи, как грубо вы выражаетесь! Но вы же понимаете, что без моей поддержки дирекция просто вас уволит? К тому же вполне возможно, что эта история станет достоянием прессы, так что… Думаю, это не понравится ни вашему мужу, ни вашим родителям… Не говоря уж о наших клиентах.

Ася тяжко вздохнула и встала:

– Как же вы мне надоели, сил нет. Вот смотрите! – Она сунула ему под нос руку с кольцами, бриллиантовым и обручальным. – Ваша информация устарела. Я вышла замуж за господина Алымова. А заявление об уходе я еще утром написала. Двадцать пятого последний звонок, двадцать шестого вы меня уже не увидите. Подаю, как положено – за месяц. А если в прессе появится хоть какая-нибудь информация, мы знаем, на кого подавать в суд. И не обольщайтесь – у нас хорошие адвокаты. Обдерут вас как липку. Пока, Арни!

И она ушла. Глубоко потрясенный, Арни взял в руки Асино заявление, прочел, машинально подписал и откинулся на спинку кресла. Потом стукнул себя по лбу, вскочил и забегал по кабинету, приговаривая:

– Идиот! Вот я идиот! А вдруг она записала разговор на диктофон?! А вдруг и правда подаст в суд – за домогательство?! Сука! Какая же сука!

Вернувшись домой, он целый вечер жаловался на жизнь бессловесному Пуфе, который щурил на него желтые глаза, перебирал лапками, деликатно зевал в сторону и время от времени подавал реплики – по-своему, по-кошачьи. Обиду Арнольд запивал водкой, которую купил по дороге с работы, а закусывал соленым огурцом и черным хлебом с салом, хотя обычно предпочитал что-нибудь более изысканное, вроде куантро и тирамису. Но ситуация требовала простых и действенных средств. На следующий день Арни встретил Асю на пороге школы, одарил огромным букетом, неимоверно сложно и затейливо составленным, потом долго шаркал ножкой, кланялся, извинялся и норовил поцеловать ручку, которую Ася так и не дала.

– Ну, довольно, – сказала она наконец. – Успокойтесь. Я к вам никаких претензий не имею. Все, мне пора на урок.

К обеду вся школа знала об Асином замужестве. Вика даже заплакала:

– Нечестно. Так нечестно! Он же тебе никогда не нравился. Как вы познакомились-то? На нашем вечере, что ли?

– Вика, прости меня! Я тебе голову морочила! Мы с Сережей знаем друг друга с детства, просто у нас были разные… разные сложности. Прости, ладно?

– Никогда не прощу! Даже на свадьбу не позвала!

– Да я сама не знала про свадьбу! Он сюрприз мне устроил! Ну, не обижайся. Посмотри, что Сережа тебе прислал: билеты на премьеру и свое фото с автографом. Видишь, написал: «Вике – самой милой из всех моих поклонниц!»

– Правда? Ой! У меня нет такой фотографии. Спасибо! Ася, а можно мне еще вас вдвоем? Свадебную фотку? Ну, пожалуйста, пожалуйста! И оба подпишете, ладно? А ты теперь тоже Алымова, да? Какая же ты счастливая! Ну расскажи, расскажи, как все было!

Ася и сама не могла опомниться от происшедшего: только что она страдала от невозможности развестись с исчезнувшим в туманной дали Эдиком, и вот она уже жена Алымова! Жена! Настоящая! Два кольца служили тому материальным подтверждением, и Ася, счастливо вздохнув, в очередной раз подняла руку к глазам, чтобы полюбоваться…

Эдик наслаждался жизнью: сидел перед телевизором с банкой пива в руке – в квартире своей очередной пассии, которая пока еще верила, что он «агент под прикрытием», выслеживающий наркоторговца. Фантазия у Эдика была весьма буйная. Конечно, он и не подумал прийти на встречу с Асей – еще не хватало! Откуда у нее возьмется триста тысяч-то? Тридцатник срубил, и спасибо. В качестве жены Ася его вполне устраивала. Как бы есть – и как бы нету. Во-первых, штамп в паспорте защищал его от возможных претенденток на брак: он тут же делал трагическую мину и плел небылицы о бедной, несчастной, тяжело больной жене, которую он, как порядочный человек, не может бросить – ну, ты ж понимаешь? Во-вторых, можно было, когда совсем припрет, воззвать к Асиной сердобольности: я же все-таки твой муж! У меня такие проблемы, дорогая! И всякое прочее бла-бла-бла. Кстати, надо бы с ней опять повидаться, поморочить голову с разводом. А то еще шухер какой поднимет. Заяву на него подала, надо же! Надо сказать – пусть заберет! И Эдик с сожалением посмотрел на опустевшую банку: вставать с дивана было лень.

– Люсь! – закричал он в направлении кухни. – Принеси мне еще баночку пива, а? Ну пожалуйста, зайка!

Через пару дней Эдик отправился к Асе. Подобно пресловутой птичке, что весело скачет по тропинке бедствий, не предвидя для себя никаких последствий, Эдик не ожидал, что именно эта тропа приведет его прямиком в очередную лужу. Он притащился к Асиной школе, но не успел еще занять пост в кустах, как ему на плечо опустилась чья-то тяжелая рука:

– Гражданин Калинин? Эдуард Павлович? Пройдемте.

Эдик испуганно оглянулся и тут же покорно «прошел»: мужик, что схватил его за плечо, был раза в два выше и тяжелее, а под пиджаком у него явно топорщилась кобура с пистолетом. Прошел он сначала в машину, потом, когда доехали, в кабинет, где сидело еще двое суровых мужиков. И не успел Эдик глазом моргнуть, как уже подписывал трясущимися руками какие-то бумаги, одна из которых была его собственным признанием в поджоге дачи. Потом его повезли еще куда-то и после небольшой суеты с документами отпустили на все четыре стороны, выдав свидетельство о разводе с Калининой Асей Николаевной.

– Гуляй пока, да смотри не зарывайся, – напутствовали его на прощание. – Если будешь маячить около бывшей жены – пеняй на себя: сядешь по полной. Понял?

Эдик мало что понял, кроме того, что легко отделался. Ася поняла еще меньше, когда в пятницу посреди бела дня Алымов заехал за ней в школу, сорвал с урока и привез в какое-то учреждение, оказавшееся загсом, где ее мгновенно развели с Эдиком и так же мгновенно расписали с Алымовым Сергеем Олеговичем – свидетелями сего стремительного действа оказались Савва с Ольгой.

– Ты мою фамилию возьмешь? Или девичью оставишь? Ася, проснись!

– Какую фамилию? – жалобно спросила Ася. – Ёж, я ничего не понимаю…

– Ах ты, господи! Дорогая, соображай быстрее, у меня репетиция скоро! Ты хочешь быть Алымовой или Калини… тьфу ты – Зацепиной?

– Алымовой…

Через два часа Ася уже сидела дома и оторопело таращилась на новенькое обручальное кольцо, сиявшее на пальце. И это все?! А свадьба?! Не надо ей никакого розового лимузина, но… все-таки… Да ну-у… Приехавший поздно вечером с огромным букетом роз, Алымов ее быстренько утешил, пообещав назавтра какой-то сюрприз, и, как она ни приставала, не раскололся.

– Ну скажи, скажи, куда мы едем? – канючила Ася по дороге. – К белкам?

– Увидишь.

– Любишь ты тень на плетень наводить!

– На том стою, как сказала бы тетка.

Через некоторое время Ася вдруг заволновалась:

– Ёж, ну правда? Ты меня в Вешняково, что ли, везешь? К Савве?

Ёж только загадочно улыбался. Приехали действительно в Вешняково. Алымов подрулил к воротам Саввы и остановился. Ася вышла и сразу взглянула в сторону своего бывшего дома. Взглянула – и ахнула:

– Сережа, смотри! Уже построились! Как странно… Ты видишь? Совсем наш прежний дом, только побольше! А стекла на веранде – разноцветные! Удивительно…

– Хочешь посмотреть? Пойдем! – И Алымов решительно направился к калитке.

– А как мы войдем? Там замок. Нет никого.

– Очень просто. – Он достал из кармана связку ключей, отпер замок и распахнул калитку. – Входи!

– Откуда у тебя ключи?!

– Давай-давай, заходи.

Ася, ничего не понимая, пошла вслед за Алымовым по дорожке, выложенной плиткой. Весенний участок казался совершенно голым – ни травки, ни цветочков, только безлистные кусты и деревья, вроде бы яблони. Конец апреля, рано еще для цветочков и травки. Сергей поднялся на крыльцо, открыл входную дверь и ушел внутрь дома, Ася побежала за ним: