– Мы-то верим. Ты сам в себя поверь.

После разговора с теткой Алымов возвращался домой в крайней задумчивости: наверняка Вера Павловна в свойственной ей манере все перепутала, с нее станется. Он решил пока не забивать себе голову всякими Ричардами – работы и так хватает. Она вдруг посыпалась на него, как только начали репетировать «Иванова» – Алымов с перепугу хватал все подряд, поэтому и метался сейчас с одной площадки на другую, как «борзый заяц», по выражению тетки. Только на этой неделе он получил два предложения, над которыми раздумывал, – и вот еще Ричард. А ведь все началось, как только он встретил Асю! Эта мысль привела его почему-то в восторг, и он прибавил скорость. Теперь после спектаклей он мчался домой, не задерживаясь в театре ни на секунду: Ася! Ася ждала его! Иногда она засыпала прямо на кухонном диване, одетая, а недопитый чай стыл на столе, и книжка, выпавшая из рук, валялась на полу обложкой вниз. Алымов опускался на колени и долго рассматривал ее сонное лицо, чувствуя, как замирает от нежности сердце. Каждый раз происходило одно и то же: Ася улыбалась во сне и бормотала:

– Ёжа пришел…

Вот и сегодня: совсем сонная, она потянулась его обнять и губы сложила, чтобы поцеловать. Все это было совершенно не по силам Алымову, поэтому он просто подхватил ее на руки и понес в спальню.

– Куда ты меня тащишь?..

– В кроватку.

Она еще что-то бормотала, все время заваливаясь на бок и послушно поднимая руки, пока Сергей ее раздевал – но он почти не слушал:

– Я сегодня все думала… Пусть ты меня совсем немножко любишь… Капельку… Это ничего… Потому что… Я так сильно… Нам хватит с тобой, правда?

– Правда.

Плохо осознавая, с чем соглашается, Сергей поцеловал Асю, прервав на полуслове – каждый ее стон, вздох, каждое содрогание ее тела словно возносили его ввысь, все выше и выше, все сильнее и сильнее разжигая безумное, обжигающее чувство неимоверной близости. «Правда! – стучало у него в голове. – Вот она – правда!» И потом все никак не мог оторваться, не мог наглядеться на розовое лицо с тающей улыбкой и дрожащими ресницами, на мерцающие таинственным светом глаза…

– Ты меня не узнаешь? – спросила Ася и погладила его по щеке. – Это я.

Они долго лежали молча, привыкая к новому состоянию – словно разговаривали тревожно-вопросительными взглядами, то и дело прикасаясь друг к другу: все время хотелось то поцеловать в висок, то поправить прядку волос, то провести пальцем по губам. Между ними происходила сложная душевная работа, словно тяжелые мельничные колеса, лениво проворачиваясь, перемалывали зерно их судеб. Чувствуя, как мурашки побежали по коже, Алымов нервно усмехнулся и тихо сказал – само сказалось, помимо его воли:

– Я люблю тебя.

Ася всхлипнула.

– Ну что же ты плачешь? – растерялся Сергей. – Видишь, ты полюбила меня наконец. Что нам теперь делать?

– Жить. Долго и счастливо.

– Как в сказке. Мне нравится. Жить долго и счастливо, и умереть в один день.

– Да.

– Смотри, ты обещала.

– Ёж… Ты сейчас такой… такой…

– Ручной?

– Совсем без иголок…

– Ручной лысый Ёжа. Это я. И я люблю тебя.

– Ура! – шепотом закричала Ася. – Ура, товарищи! Он сказал это!

– Ура, – вздохнул Алымов. – Он это сказал. Не прошло и года.

Обоих охватило чувство какого-то неимоверного покоя, когда не хочется ни говорить, ни двигаться, а только дышать и слушать, как бьются сердца в такт. Вдруг Алымов рассмеялся.

– Ты что, Ёж?

Он никак не мог объяснить, одолеваемый смехом, и Ася тоже засмеялась, сама не зная чему.

– Умиротворение! – Он захохотал еще пуще.

– Ну и что – умиротворение?!

– Ой, господи. – Вытирая выступившие от смеха слезы, он наконец объяснил: – Да я лежу и думаю: какое умиротворение! А потом вспомнил – тетка рассказала: одна девочка услышала где-то это слово и поняла его, как «умер от варенья», понимаешь? И боялась потом варенье есть, и никому не давала! Вот я сейчас как раз так себя и чувствую! Умер от варенья!

Теперь они смеялись уже вдвоем и долго не могли успокоиться: то Алымов, то Ася, уже засыпая, вспоминали и начинали хихикать в подушку. Утром Ася чуть не проспала – вскинулась, прихлопнула будильник, покосилась на спящего Сергея и понеслась в ванную, а когда добралась до кухни, там оказался полуголый Алымов, который, зевая, сторожил турку с кофе. Ася обняла его сзади и поцеловала между лопаток:

– Ёж! Ну, зачем ты встал!

– Я потом опять лягу, ничего. Я тебе кофе сделал.

– А ты знаешь, что у тебя вообще-то кофеварка есть?

– Я все равно ничего в ней не понимаю! Кнопки какие-то…

Алымов, глядя на Асю, пьющую кофе, ясно понимал – и принимал! – полную и абсолютную власть над собой этой женщины. И как это вышло? Как получилось, что он сдался на ее милость? А что с ним будет, если вдруг… она… его разлюбит?! Разочаруется в нем?! И если б он только помнил, что она лепетала вчера, когда он нес ее, полусонную, в постель! Если бы он только знал, каким хрупким оказалось Асино душевное спокойствие, насколько она не уверена в своей власти над ним! Слишком долго Ася страдала – и эта инерция страдания то и дело давала себя знать, особенно когда Алымова не было рядом. Они переживали одинаковые чувства, не догадываясь об этом, – словно две реки текли рядом, чтобы когда-нибудь влиться в одно общее море.

– Ой, мне такой сон смешной приснился, – сказала вдруг Ася, поднимая на него ясные глаза. – Словно я маленькая, как куколка. И ты меня везде с собой носишь – в кармане пиджака или на лацкане, как бутоньерку. Правда, забавно?

– Ну, я же не зря называл тебя Малявкой.

– Эй, ты что? Ёж? Ну, что ты? – Ася подошла и обняла внезапно опечалившегося Алымова.

– Просто я хочу, чтобы ты всегда была со мной.

– Я с тобой. Даже когда не рядом, я все равно с тобой. Ну вот! Господи, ты как ребенок!

– Это ты довела меня до такого состояния.

– Конечно, я во всем виновата, я знаю.

И она так поцеловала Алымова, что он сразу забыл печалиться, но Ася тут же умчалась от него с воплем:

– Я опаздываю, какой кошмар!

Но еще долго собиралась, а Сергей так и ходил за ней хвостиком по квартире.

– У тебя сегодня тоже спектакль? – спросила она, натягивая сапог.

– Ну да.

– Хочешь, я приду? К семи не успею, но ко второму действию могу. Домой вместе поедем.

– Хочу.

– Ага. Пока, я понеслась! Не грусти, ладно?

– Постараюсь. Подожди! Помнишь, ты когда-то говорила, что я – как запертый дом? Ну, я хотел, чтоб ты знала: ты вошла в этот дом. Понимаешь? Ты – внутри.

У Сергея довольно часто случалось такое странное состояние неопределенной тревоги и смутной тоски – возможно, это было что-то вроде предчувствия, потому что порой происходили какие-то события, задним числом прояснявшие и тоску и тревогу: неприятные происшествия, а то и настоящие драмы. Вот и сегодня его внезапная хандра оказалась предвестником встречи с бывшей женой: до театра он заехал на телевидение, чтобы переговорить с одним нужным человеком, и уже на выходе увидел Дару. Вернее, она заметила его первая – подошла сзади и дотронулась до плеча. Сергей, вздрогнув, обернулся – Дара улыбалась ему в лицо, шикарная и вызывающе-сексуальная:

– Здравствуй, Алымов.

– Привет.

– Прекрасно выглядишь. Слышала, тебя можно поздравить? Блистаешь в «Иванове»?

Алымов пожал плечами.

– Что-то ты не рад меня видеть.

Дара погладила его по щеке – Сергей шарахнулся, а она засмеялась:

– Да ты меня боишься, что ли?

– Слушай, что тебе надо? Я опаздываю.

– Да ничего мне от тебя не надо. У меня все есть. Вот!

Дара подсунула Алымову под нос белую руку, на пальце которой сверкал и переливался огромный бриллиант.

– Я замуж выхожу.

– Поздравляю. И кто же этот идиот?

Дара снова рассмеялась:

– Ох, Алымов, насмешил! Этот идиот, как ты выражаешься, стоит несколько миллионов! Не тебе чета!

– Совет да любовь.

И Сергей решительно повернул к выходу. Его просто трясло от злости, и, сев за руль, он некоторое время матерился, колотя кулаком по соседнему сиденью. Черт, черт, черт! Провались она пропадом вместе со своим миллионером!

С миллионером Дара познакомилась год назад на корпоративе, где спела несколько хитов. После выступления ее пригласили за стол, и Дара кокетничала направо и налево – корпоратив был богатый. Ее на такие обычно не звали. Подумаешь – звезда второсортных сериалов, певица ночных клубов! Но Дара знала, что очень хороша в ярко-алом платье в обтяжку: роскошная, сексуальная, прямо Мэрилин Монро! Так что мужики наперебой лезли к ней с комплиментами и тостами. Этот – не лез. Смотрел издали, чуть усмехаясь. Высокий, подтянутый, седой, элегантный. Средних лет. Оказалось, вице-президент фирмы. Наверняка миллионер, подумала Дара. И в очередном разводе – это уж она постаралась выяснить сразу. Устав от навязчивых заигрываний, она вышла на балкон – вид на ночную Москву открывался просто потрясающий.

– Какая красота! – невольно воскликнула она.

– Мне тоже нравится.

Дара оглянулась – это был тот самый вице-президент.

– Вы прекрасно пели. Но репертуар…

– А что предпочли бы вы?

– Я предпочел бы какой-нибудь блюз. У вас подходящий голос.

Дара усмехнулась и запела ему в лицо: «Now you say you’re lonely, you cried the long night through… Well, you can cry me a river… Сry me a river… I cried a river over you…» [6].

– О! Прекрасно! Вы просто Элла Фицджеральд!

– Или Дайана Кролл.

– Я как-то был на ее концерте.

– Правда?

– Хотите, в следующий раз возьму вас с собой? Она будет выступать в Германии, кажется.

– С удовольствием!

– А пока, может быть, не откажетесь встретиться со мной? Завтра, например?

– А почему бы не прямо сейчас? Разве у вас нет коллекции картин, которые вам хотелось бы мне показать?