– Нет, лучше вернемся. Мне кажется, я слышала, как приехал фургон Уэса. Он обещал помочь с подготовкой к вечеринке.

– Отличная новость! Вот это да! Пошли скорее, мне надо с ним поговорить.

Буладина стремглав помчалась по тропинке, быстро перебирая ножками и размахивая руками, словно сдавала норматив по спортивной ходьбе.

Девин постояла немного, еще раз посмотрела на кипарисовы коленца и побежала за старушкой.

Эту коробку надо найти как можно скорее. У Девин было странное чувство, что еще немного – и будет поздно.


Едва Уэс вылез из машины, как на него насела примчавшаяся с озера Буладина, умоляя как можно скорее установить танцпол. Разумеется, он согласился.

Уэс с детства помнил, что каждое лето по выходным Джордж выносил большие квадраты, устанавливал их на поляне, скрепляя, как детали головоломки. Несколько раз Уэс даже помогал ему. По вечерам здесь играла живая музыка, и они с братом Билли подолгу задерживались, сидя в кустах и слушая эти мелодии. Эби развешивала на деревьях разноцветные китайские фонарики и пускала по озерной воде лодочки с зажженными свечками. В такие ночи меньше всего хотелось возвращаться домой. Хотелось слушать музыку, смотреть на танцующих в мерцающем свете людей и воображать, что они здесь тоже живут, что это в действительности их дом.

Призвав на помощь Джека, Уэс вытащил из кладовки деревянные квадраты, и весь день они устанавливали их и скрепляли между собой. Местами квадраты успели отсыреть и покоробиться.

Несколько раз Уэс издали видел Кейт. На ней были те же шорты и ярко-зеленая маечка, в которых она приезжала в ресторан. Влажные от пота волосы вились кольцами. Похоже, она помогала по хозяйству, разносила по домикам полотенца и простыни. Он так усердно за ней наблюдал, что один раз больно ударил колотушкой себе по большому пальцу. Джек посмотрел на него с сочувствием. Да, есть женщины, глядя на которых забываешь обо всем на свете.

Когда они закончили, Кейт вышла на поляну – проинспектировать, насколько у них умелые руки. Осмотрела площадку, уперев руки в бедра, и одобрительно кивнула.

– Неплохо, очень даже, – сказала она, и Уэс, как ни странно, просиял от гордости.

Если серьезно, танцпол получился так себе.

– Мы собирались поставить тент, но его будто моль проела, – сказал Уэс, махнув в сторону лежащей на земле конструкции.

– Завтра я его починю, – отозвалась Кейт. – У вас будет время приехать и помочь с установкой?

– Конечно, – ответил он.

Но мысль о том, что спустя сутки он увидится с нею снова, растянула этот краткий промежуток времени на годы. Как и пятнадцать лет назад, когда он не мог дождаться утра, чтобы снова увидеть Кейт. Ночи не спал, считая часы до того момента, когда они снова будут вместе. Прошлое и настоящее. Граница между ними казалась совсем размытой.

– Заодно подремонтирую жаровни, а будет время, отшлифую столы со скамейками, чтобы никто не занозился.

Кейт улыбнулась, глядя ему в лицо, и перевела взгляд на шрам над бровью – отец однажды ударил его, Уэс упал и поранился об угол печки. Когда они были детьми, он соврал Кейт, сказав, что заработал шрам, спасая цаплю, завязшую в болоте.

Уже опускался вечер, и Эби вышла на лужайку с сосисками и гамбургерами, собираясь готовить ужин. Увидев танцпол, она покачала головой:

– Поверить не могу, что Буладина уговорила тебя это сделать.

– А что, я с удовольствием, – усмехнулся Уэс. Только сейчас до него дошло, что он все еще стоит на площадке, словно артист перед поклонниками. – В детстве я очень любил смотреть, как танцуют здесь взрослые, – добавил он. – Может, на этот раз и сам потанцую. Всегда хотелось.

– И я люблю танцевать, – сказала Девин.

Она весь день просидела с Буладиной, рассеянно постукивая кипарисовым коленцем по столу и глядя на воду. Ее что-то беспокоило. Кейт была знакома эта тревога – в дождливые дни она сковывала по рукам и ногам.

Уэс протянул девочке руку.

– Давай станцуем, – пригласил он ее.

Девин прыгнула на площадку, и они с Уэсом сделали несколько нарочито неуклюжих па, двигаясь, словно роботы. Кейт не выдержала и засмеялась.

За отдельным столиком сидела Селма, наблюдая за ними с отрешенным видом.

– Второй мой муж был учителем танцев. Я вам когда-нибудь рассказывала? – проговорила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Она вдруг встала и взяла за руку Джека:

– Потанцуйте со мной.

– Селма, я совсем не умею танцевать, – испугался Джек.

– А они умеют? – спросила она, махнув в сторону Уэса и Девин.

– Но-но, поосторожнее, – сказал Уэс с притворной угрозой.

Селма потащила Джека на танцпол и начала исполнять невероятно сложный танец. Джек должен был просунуть ногу между ее бедрами и крутануть вокруг себя. В результате он рухнул на площадку и вывихнул лодыжку.

Селма постояла, глядя на него, потом вздохнула, словно жалуясь на несправедливость судьбы, и отправилась на свое место. Остальные столпились вокруг Джека.

– Сейчас принесу лед, – сказала Эби и побежала в дом.

Она вернулась, но не одна, а в сопровождении Лизетты. Повариха примчалась босиком, и все с удивлением увидели, что ногти у нее на ногах покрыты оранжевым лаком. Похоже, одевалась она в спешке, темный халатик был застегнут кое-как, и из-под него выглядывало ярко-желтое белье. Влажные волосы были прихвачены сзади лентой. Судя по всему, Лизетта только что умывалась и выскочила из ванной впопыхах. Все застыли на месте. Она напоминала заблудившееся дикое животное, и друзья боялись ненароком спугнуть ее. Ведь по вечерам Лизетта никогда не выходила на лужайку.

С Джека уже успели снять ботинок. Лизетта выхватила из пакета кусок льда и приложила к ноге Джека. Она с беспокойством глядела на него. Но, похоже, неменьшую тревогу вызывали у нее шипящие на решетках сосиски и прочая снедь. Лизетта нет-нет да и оборачивалась к жаровням.

– Ничего страшного, – говорил Джек. – Перелома нет. Ты можешь идти, со мной все в порядке.

Лицо ее постепенно разгладилось. Она выпрямилась и бросилась обратно к дому, словно дым жаровен был для нее смертельно опасен.

Остальные помогли Джеку добраться до его коттеджа и поужинали там все вместе. Присоединилась даже Селма. Она так и не извинилась, но один раз все-таки встала и наполнила опустевший стакан Джека. Все расценили это как добрый знак – Селма очевидно раскаивалась в своем легкомысленном поступке.

Ужин подошел к концу, все пожелали друг другу доброй ночи, раскрасневшись от непрерывного хохота. Уэс помог Эби и Кейт собрать тарелки и мусор и донести до главного здания. Лампочки под зонтами сейчас не горели, и Девин ловила в темноте светлячков.

Уэс и Кейт стояли рядышком и наблюдали за ней. Рука Кейт слегка касалась его руки. Двенадцатилетний Уэс жил ради таких мгновений, ради секундного прикосновения ноги, когда они сидели рядом на мостках, ладони, когда одновременно протягивали руку, чтобы взять что-то. Он понимал: Кейт этого не замечала, не чувствовала, до той самой минуты перед ее отъездом. Страстное, томительное желание, которое они оставили здесь, до сих пор витает над водами озера. Но и оно успело возмужать. Теперь оно звучит иначе, наполнилось иным содержанием, стало более смелым, чувственным и плотным. Что и говорить, сегодня, когда Кейт ходила туда и сюда по делам, он не мог оторвать взгляд от ее ног, жадно следил за ней. Грудь у нее небольшая, и после долгого созерцания он уже не сомневался, что лифчика она не носит. Интересно, думал он, что чувствуешь, когда целуешь ее, каковы ее губы на вкус после выпитого вина, принесенного Буладиной. Да, теперь все не так просто, как когда-то. И все же… она здесь, совсем рядом, они снова касались друг друга… Уэс не мог отделаться от мысли, что был бы совершенно счастлив, если бы ему довелось остаться в пансионате на всю ночь, чтобы только иметь возможность притронуться к ее руке.

– Что ж, доброй ночи, Уэс, – сказала Кейт хрипловатым голосом. – До завтра.

Он молча кивнул.

Кейт позвала дочь.

– Уэс, аллигатор тоже желает тебе доброй ночи! – сказала Девин на прощанье.

Забравшись в кабину фургона, Уэс с минуту сидел не двигаясь.

Давно он так хорошо не проводил вечер… Ему вдруг стало страшно из-за того, что все повторяется, и он почти влюбился, и ему хочется жить так всегда, но этому не бывать, потому что счастье длится лишь краткий миг и возможно только с Кейт.

Может, и к лучшему, что Эби продает пансионат, а он избавляется от своей земли. Нельзя же всю жизнь чувствовать себя несчастным в ожидании чуда. Он и так неплохо живет и всего добился сам.

Это лишь озеро, одно из многих.

А Кейт – только девочка, которую он когда-то знал.

Пусть живут своей жизнью.


Лизетте очень нравилось, как пахнет еда, приготовленная по старым и простым рецептам. Прежде эти блюда готовили так часто, что страницы тетрадки совсем истрепались, стали мягкими, зато рецепты – проверены годами. Глядя на них, она вспоминала свою grand-mère[11], которая потеряла на войне мужа и двоих сыновей. Целый год она каждый день плакала и ходила на железнодорожную станцию, всегда одной дорогой, и там ждала, надеясь на их возвращение. Слезы ее черными острыми камешками падали на землю, и до сего дня эти камешки протыкают автомобильные шины, и воздух из них потихоньку, с причитаниями и всхлипами, выходит наружу. Эту дорогу люди назвали Дорогой печали. Лизетта плохо помнила и саму grand-mère, и ее домик в деревне. Но помнила хлеб, который та выпекала в черной от копоти печке. Однажды grand-mère протянула испещренные пятнами, пергаментные пальцы и сказала, что самую вкусную еду готовят старыми руками.

«Старые руки помнят много добра» – так она сказала.

Когда Лизетта стояла с подносом перед домиком Джека, она вдруг вспомнила эти слова и взглянула на свои руки.

Теперь и у нее руки старые. Иногда она смотрела на них и удивлялась. Общаясь с Люком, она порою забывала о возрасте и казалась себе гораздо моложе.