– Так вот вы чем занимались весь этот год! Готовились баллотироваться в конгресс? – наконец проговорила Кейт.

Потрясающая новость. Кейт всегда знала, что свекровь – женщина скрытная, но она не представляла масштаба ее секретов.

– Вовсе нет. Я помогала вам с Девин пережить трудное время, – произнесла Крикет так, словно снималась в рекламном ролике.

– Но вы же об этом знали? Почему ничего не говорили? Весь год я ни в чем вам не перечила, Крикет. Зачем же вы решили взять да огорошить меня в последнюю минуту?

Крикет изумленно хмыкнула.

– Я продала твой дом за сумму, скажу тебе откровенно, гораздо бо́льшую, чем он стоит, устроила твою дочь в частную школу… еще я позволила тебе жить в моем доме, предоставила тебе работу – еще бы ты перечила!

– Ничего этого мне не нужно, – громко сказала Кейт, и призрачные девы на озере насторожились. – И я не хочу участвовать в кампании. Мэтту никогда не пришло бы в голову, что эти новые ролики станут прекрасной данью памяти о нем. Это было бы ему неприятно. Он ни за что не согласился бы, чтобы в них снималась его дочь. Вы об этом когда-нибудь думали?

– Кейт, ты серьезно хочешь поговорить начистоту? – Крикет произнесла это легко, словно одним движением вынула меч из ножен. – Мы ведь обе с тобой знаем, что счастье дочери не всегда было у тебя на первом месте.

Вот этого Кейт боялась больше всего. Крикет припомнила ей случай с ножницами. Кейт давно ждала этого. И теперь, когда слова сказаны, она вдруг перестала бояться, словно все осталось в прошлой жизни. И почему ее это так пугало? Почему она боялась признать свое горе? Крикет свое закупорила, дожидаясь минуты, чтобы выпустить его на телеэкран, но Кейт вовсе не должна делать то же самое.

– Вы знаете, мне теперь очень неловко, что я не позвонила вам сразу, ведь вы, наверное, о нас беспокоились.

– В общем-то, да, Кейт, конечно, беспокоилась, – сказала Крикет, стараясь говорить как можно мягче.

– Моя двоюродная бабушка продает пансионат «Потерянное озеро», и ей нужна моя помощь, тут очень много проблем. Я сообщу, когда мы с Девин решим вернуться. Через пару недель позвоню.

Кейт дала отбой. Крикет немедленно снова ей позвонила. Кейт отвечать не стала, вышла в Интернет и поискала новый рекламный ролик об агентстве недвижимости «Ферис реалти». Найти его было нетрудно.

Секунд тридцать Крикет рассказывала о своей фирме. Ее речь была проиллюстрирована кадрами из старых рекламных роликов с маленьким Мэттом. Кейт уже позабыла, каким одиноким, потерянным он тогда выглядел. Сразу захотелось снова спасти его. В конце ролика Крикет стояла возле дома матери Кейт рядом с вывеской агентства, вверху крепился плакатик с одним только словом: «Продано».

«В прошлом году в результате трагического случая погиб мой сын, и его вдове с моей внучкой понадобилась помощь в продаже дома, чтобы начать новую жизнь. Я, естественно, откликнулась всей душой», – проговорила Крикет в камеру.

Потом она подняла перед объективом фотографию в рамочке – наверняка вынула из их альбома. На фотографии улыбающаяся Кейт держала на руках Девин, а за спиной у них светило солнце. Мэтт сделал снимок полтора года назад, во время велосипедных соревнований, которые спонсировал его магазин.

«„Ферис реалти“, – провозгласила Крикет, – мы знаем, куда двигаться дальше».

И потом надпись: «Продолжение следует».

Кейт закрыла лицо ладонями и всхлипнула. Несколько минут ее душили рыдания, грудь бурно вздымалась, слезы брызнули и просочились между пальцами. Почему она полюбила Мэтта? Достаточно ли помогала ему? Насколько сильно хотела, чтобы он был счастлив? Все эти вопросы снова обрушились на нее. Она столько труда и так много сил вложила в жизнь, которой для себя не желала, ради мальчика с экрана телевизора. Ей хотелось, чтобы он наконец нашел свое место под солнцем. И плакала она не столько по нему, сколько по себе самой, потому что понимала всем сердцем – как бы она его ни любила, как бы ни хотела отдать ему всю свою жизнь, он никогда не испытывал к ней ответного чувства равной силы. Семь лет она была замужем за человеком, который не любил ее так, как она любила его. И теперь ее жгла обида.

Снова зазвонил мобильный. Крикет. Кейт задохнулась от горечи, злости, у которой так долго не было выхода… Сама не понимая, что делает, она размахнулась и швырнула пиликающий телефон в озеро; он с негромким плеском упал где-то у ног призрачных дев.

Кейт стояла и ошеломленно смотрела на воду. Неужели она это сделала?

Потом поправила волосы, убрала их с глаз. Что ж, видимо, придется возвращаться в Атланту. Она это знает. Там их дом. Придется снова встретиться с Крикет. Но в рекламных роликах она сниматься не станет. Она не собирается помогать Крикет строить политическую карьеру. Свекровь, оказывается, так много времени занималась закулисной политической борьбой… Кейт и в голову не приходило, что Крикет когда-нибудь выйдет из тени, хотя это было вполне логично. Странно, почему это ее так удивляет. У Крикет есть деньги, на экране она смотрится великолепно, зритель ее воспринимает как человека, во всех отношениях приятного, но с твердыми понятиями. И прическа у нее такая же жесткая. Крикет хотела, чтобы в политику шел Мэтт, но Мэтта больше нет, и, поняла Кейт, свекровь решила взять на себя этот долг. Однажды Мэтт рассказал жене, что мать заставляла его выставить кандидатуру в председатели совета класса и специализироваться в области политологии, потому что готовила его к большой карьере. Он говорил об этом, всем видом демонстрируя: «Я показал ей, кто я такой, верно?» И Кейт вдруг задумалась: уж не живет ли он с ней из желания отомстить матери?

Но Кейт уже устала жертвовать собственным счастьем ради чужих мечтаний. Подростком она делала это ради матери, потом ради Мэтта. Причем по собственной воле. Хватит! В последний год Кейт пугалась мысли, что у нее совсем нет личной жизни – попросту от природы не дано ее устроить. Стала бояться, что окажется плохой матерью. Что останется одна. Горю она тоже боялась предаться сполна. Ну нет. Больше такого не повторится.

Теперь, решила Кейт, у нее начнется настоящая жизнь. Неизвестно, к чему это приведет, но начнется она здесь, где ей когда-то было хорошо, где она жила по своим правилам, а чужие казались бессмысленными.

Она еще раз посмотрела на воду, поглотившую мобильный, и вздохнула.

Похоже, новая жизнь начинается без телефона.

Глава 7

На следующее утро Девин проснулась рано. Не сообразив спросонок, где находится, резко села в постели. И только потом вспомнила. Они с мамой поселились в гостевом домике пансионата «Потерянное озеро». Девин медленно оглядела комнату. Очень похоже на хижину, где скрывалась от злой колдуньи принцесса-изгнанница. А что, ей нравилось думать, что она тоже изгнанница. Хорошо бы вообще никогда не возвращаться домой! Кровать была старая, выкрашенная белой краской, на спинке нарисован пейзаж с озером. Туалетный столик – большой и округлый, ящики со стеклянными ручками, похожими на мутноватые бриллианты. Обои кое-где отклеились, доски пола кривые и шероховатые, вчера вечером она даже занозила ногу, но, в целом, можно только мечтать о таком жилье.

Папе здесь, конечно, не понравилось бы. Но и в бабушкин дом переезжать ему бы не захотелось. По папе она очень скучала, но совсем не так, как мама. «Может, мама сильно тоскует по нему, потому что совсем его не помнит?» – думала Девин. Она сама помнила отца очень хорошо. Время от времени даже проверяла себя и убеждалась в том, что может припомнить все-все, что касается папы, даже как он пахнет – одновременно мылом, летним потом и резиной велосипедных покрышек. У нее есть поясная сумка, доставшаяся от отца, и в ней она хранит его фотографию и браслет из паракорда, который он носил постоянно. Девин стащила браслет из родительской комнаты в день, когда бабушка Крикет решила освободить дом от папиной одежды. С тех пор хранит его на всякий случай – вдруг она начнет забывать отца.

В доме было совсем тихо. Мама, наверное, еще не встала. Девин откинула одеяло и подошла к окну. Она надела и расправила на груди футболку с Чудо-женщиной[9], поддернула пижамные шорты с земляничным узором, сбившиеся набок так, что спать было неудобно. Зевая, выглянула в окно. Густой туман поднимался от озера, струился между домиками, расстилался над лужайкой перед главным зданием.

В воздухе стоял резкий запах древесного угля, оставшегося в жаровнях, где жарили сосиски, и Девин поняла, что проголодалась. Она решила наведаться в кухню и посмотреть, не появилось ли там волшебным образом угощение, как вчера утром. Она очень даже не прочь перекусить фруктовыми ватрушками – никогда не ела такого на завтрак! Но какое-то движение за окном привлекло ее внимание, и она замерла.

К поляне приближался аллигатор.

Огромный, черно-зеленый, он неторопливо вышагивал, шурша брюхом по дорожке. Его широкий и жесткий хвост оставлял на покрытой росой земле след. Ничего более красивого она в жизни не видела. Глаз не оторвать. Он прошествовал к лужайке и остановился. Прошло несколько минут… Что ему надо?

Аллигатор медленно повернул длинную бугристую голову, слегка ощерил зубы и посмотрел на нее:

– Иди за мной.

Она затаила дыхание. Чудовище повернулось, легким шагом двинулось влево, к озеру, и вскоре пропало из виду.

Девин пулей выскочила за дверь и ворвалась в комнату матери:

– Мама!

Кейт спала, накрыв голову подушкой.

– Мм-м?.. – промычала она.

– Мама!

Мать не отвечала, и Девин больше не могла ждать. Она выбежала из спальни, скатилась с крыльца, оставив входную дверь широко открытой. Сама не своя от возбуждения, как была, босиком, рванула по дорожке. Добежав до лужайки, она повернула влево и понеслась к озеру. Домчалась до мостков, прошлепала по уложенным Уэсом новеньким доскам до самого их конца. Она так пыхтела, что слышно было, наверное, на той стороне озера. Огляделась, обернувшись вокруг, пытаясь обнаружить незваного гостя. Берега как такового у озера не было, почва просто переходила в воду, образуя илистый выступ.