У Эби либо много работы для «мастера на все руки», либо она заказывает много пиццы.

– Уэс решил заменить сгнившие доски на мостках, раз уж он тут, – пояснила Эби. – Сказал, там ходить опасно, можно провалиться в воду. Я говорила, что это не обязательно. Толку-то чинить, если все равно пансионат продается.

Такое сожаление прозвучало в ее голосе, что Кейт засомневалась, хочет ли она продавать свое «Потерянное озеро». Кейт с ног сбилась, всю сиесту искала Эби, хотела помочь с описью имущества, ведь видно было, что задача эта не из легких. Но нигде не нашла. Уж не нарочно ли она пряталась? Хотя… Буладина с энтузиазмом готовилась к прощальной вечеринке, может, поэтому Эби не занималась делами и старалась меньше говорить о них?

– Наверное, для вечеринки старается, – сказала Буладина.

Она сидела за своим столиком, рядом с ней – Девин. Потихоньку к ним подсел и Джек, стал показывать девочке фокус с монетой.

– Это я пригласила его, – добавила Буладина.

– Серьезно? – спросила Селма, шествуя мимо. – В таком случае, возможно, и я приду, раз уж у вас появятся мужчины. Джек, вы танцуете?

Она мимоходом провела кончиками пальцев по его плечу.

– Нет, – ответил он, стараясь увернуться от ее руки.

– Это вы о человеке, который недавно был у вас в доме? – спросила Кейт у Эби. – В желтой рубашке?

– Да.

– Мне кажется, где-то я его уже видела.

Эби засмеялась:

– Еще бы. Когда ты приезжала в прошлый раз, вы с ним были друзьями неразлейвода.

Кейт резко обернулась в сторону пристани:

– Так это он?

– Ты знаешь, когда вы с родителями уехали, Уэс спрашивал твой адрес. Думаю, скучал по тебе.

Эби взяла кукурузный початок из рук Кейт:

– Хочешь, пойди и предложи ему остаться на ужин.

Кейт кивнула, вытерла руки о платье. Но не слишком ли она горячо согласилась? Она спустилась к причалу. Работа кипела, Уэс стоял на коленях и вколачивал гвозди в новенькую белую доску. Он не стал закреплять старые разболтавшиеся доски, почти все заменил на новые.

В памяти ее вдруг все ожило. В последний раз они виделись как раз на этих мостках. Сидели рядышком, опустив ноги в воду. В их отношениях что-то неуловимо менялось, и это могло прояснить только время. Она знала с самого начала, что нравится Уэсу – в том смысле, в каком девочки нравятся мальчикам. Она ничего не имела против, ведь это нисколько не мешало их играм. Но дни шли за днями, и постепенно душой ее овладевало странное чувство, словно летняя лихорадка, словно болезнь. Когда он был рядом, у нее мурашки бежали по коже. В тот день они сидели рядом на мостках, Уэс пошевелился, и его голая нога случайно коснулась ее ноги. У нее перехватило дыхание. «Да что же это? – подумала она в страхе (Кейт хорошо помнила свое состояние). – Что со мной?» Она старалась не подавать виду, чтобы он не заметил этой болезни, чтобы все оставалось как раньше. Ей всегда было интересно, весело с ним. Ничего не замечая, Уэс повернулся к ней, желая спросить о чем-то, но не спросил, молча глядел на нее с любопытством. И она, затаив дыхание, тоже смотрела на него во все глаза: на отблески солнца в рыжих волосах, на шрам над правой бровью, на светлые, почти желтые ресницы.

И тогда он все понял. Он увидел в ней перемену, увидел, что странный недуг перекинулся на нее. Он чуть ли не вздохнул с облегчением. У него на лице появилось то же выражение, как и в тот миг, когда он в первый раз наткнулся на нее, читающую на мостках книжку. Казалось, теперь он может раскрыть душу и сказать ей все, что до сих пор хранилось в душе. Наконец хоть кто-то все понял.

Он перевел взгляд на ее губы. «Чего это он? – подумала она. – Что собирается делать? Почему так трудно дышать?»

Он медленно наклонился к ней.

И тут ее позвала с лужайки мать: оба вздрогнули и отпрянули друг от друга. Кейт вскочила и пообещала скоро вернуться. Она еще не знала, что мать уже собрала вещи и они уезжают.

Больше этого мальчика она не видела.

Теперь он взрослый, большой мужчина, широкоплечий, с длинными руками и ногами. Она улыбнулась, вспомнив о том, как быстро они, двенадцатилетние, росли в то лето. У него и тогда были длинные руки и ноги, казалось, они вытягиваются не по дням, а по часам, словно пластилиновые.

– Простите, пожалуйста, – сказала Кейт. Она была совсем близко, но он не услышал. – Простите, пожалуйста! – проговорила она громче – и опять никакого ответа. Кейт шагнула вперед и остановилась в нескольких футах. – Уэс! – крикнула она.

Он прекратил работу, повернулся к ней. На нее смотрели все те же голубые глаза, невероятно знакомые, и она почувствовала, что на душе у нее сразу потеплело. Да, это он. Рыжевато-каштановые, как осенний лист, волосы, несколько прядей прилипло к потному лбу. Лицо раскраснелось от усердной работы, особенно щеки. Она снова увидела его совсем близко и поняла, как много он для нее значит. Этого она никак не ожидала. Кейт вспомнила, что тем летом он был Санчо Панса, а она – Дон Кихот. Что бы она ни сказала, что бы ни захотела сделать, он на все соглашался. Всегда был только рад играть под вторым номером, предоставляя ей командовать.

Увидев ее, он улыбнулся и положил молоток:

– Извините, я не услышал.

Уэс смотрел на нее, приподняв брови, и она не сразу поняла: он ждет ее дальнейших слов.

– Ах, простите, – сказала она, – Эби хотела бы знать, не останетесь ли вы на ужин.

– Простите, не могу. Не сегодня. Я и не знал, что уже так поздно.

Он поднял лицо к небу. Заходящее солнце было похоже на ярко-оранжевый уголь, словно в небесах кто-то зажег огромную свечку.

– А который час?

Кейт достала из кармана мобильный. Нажала на кнопку, чтобы посмотреть на часы и сразу же увидела несколько непринятых текстовых и одно голосовое сообщение от Крикет. Их было много. Придется срочно отвечать.

– Уже почти восемь, – сказала она и сунула мобильный в карман.

– Спасибо.

Он хотел повернуться и продолжить работу, но она неожиданно протянула руку:

– Я Кейт. Наверное, вы меня не помните.

Он взял ее за руку. Маленькая ладонь Кейт утонула в его большой и мозолистой руке.

– Я знаю, кто вы, – отозвался он вежливо, но довольно сухо.

Она хорошо знала этот тон, учтивый, однако отчаянно скрывающий что-то еще. Ее свекровь была настоящим экспертом по технике речи.

– Я посылал вам письмо, еще в те годы, давно. Вы получили его?

– Эби говорила недавно, что вы спрашивали мой адрес. Но письмо не дошло. – Она помолчала. – По крайней мере, я его не получила. Возможно, моя мать спрятала его от меня.

Он бросил на нее недоверчивый взгляд:

– Зачем ей было это делать?

– В то лето они с Эби поссорились. Поэтому мы так неожиданно уехали. Я только недавно нашла открытку, которую Эби послала мне много лет назад, а мама утаила ее от меня. Вернусь домой – поищу ваше письмо. Жаль, что я этого не знала. Мы с вами отлично провели здесь время.

– Если найдете, не читайте… порвите и выбросьте.

– Почему? – удивилась Кейт. – Что там такого написано?

Он покачал головой:

– Это было давно.

А он повзрослел, ведет себя с хладнокровной уверенностью, которой прежде не было. Но кое-что и утратил. Правда, не совсем понятно, что именно. В общем, сильно изменился, как, впрочем, и она, многое оставил в прошлом.

– Мама! – крикнула, подбегая к ним, Девин, громко стуча по доскам каблуками ковбойских сапожек. – Буладина попросила передать Уэсу: если он останется, будут коктейли. Это птички такие?

Да, ребенок у Кейт неспокойный. Девин способна поднять шум даже в комнате, обитой ватой.

– Коктейль – это напиток для взрослых. А птички – это кокатилы[8].

Кейт обняла девочку за плечи:

– Уэс, познакомьтесь, это моя дочь, ее зовут Девин. Девин – это Уэс. Я познакомилась с ним в то лето, когда мы здесь гостили… мне было двенадцать. Мы с ним тогда очень подружились.

– Уэс, – запыхавшись от бега, глядя на него круглыми глазами, спросила Девин, – а вы когда-нибудь видели здесь аллигаторов?

– Нет, – улыбаясь, ответил он. – Жаль, конечно.

– Девин в последнее время очень интересуется аллигаторами, – пояснила Кейт.

– Когда мой брат был примерно твоего возраста, он до безумия интересовался аллигаторами. Он придумал себе кличку Аллигатор-бой и даже на собственное имя не отзывался. У него было твердое намерение превратиться в аллигатора, когда вырастет. Он продумал все до мельчайших подробностей. Сначала проснется утром с большим хвостом аллигатора. На следующий день у него вырастут зубы аллигатора. И так далее, день за днем, пока полностью не станет аллигатором, и никто его не узнает, особенно отец.

Аллигатор-бой. Кейт совсем про него забыла. Он всюду ходил за ними, но разговаривал редко. Забыть о его существовании было легко, даже когда он стоял рядом.

– Билли, – сказала она, внезапно вспомнив имя. – Его звали Билли.

– Да. А вы придумали для него историю – о том, как он превратился в аллигатора, – сказал Уэс. – Она ему очень нравилась.

– И он что, вправду стал аллигатором? – тихим от страха и восхищения голосом спросила Девин.

– Нет. Он погиб, очень давно, сгорел вместе с нашим домом. Но он так сильно хотел перевоплотиться, что, держу пари, у него получилось бы.

– Мне очень жаль, Уэс.

От неловкости она сунула руки в карманы. Нащупала там мобильный. И еще что-то твердое и острое. Она вынула небольшую изогнутую косточку, которую нашла на крыльце.

– Что это? – спросила Девин.

– Сегодня утром обнаружила. Сначала не поняла, что это такое. Напоминает зуб какого-то зверя, Билли собирал такие же и хранил в большой коробке, помните? – спросила она Уэса. – Он всюду таскал эту коробку.

– Он называл ее Коробкой аллигатора, – ответил Уэс, разглядывая зуб у нее на ладони. – Она тоже сгорела в пожаре.

– Это что, зуб аллигатора? – спросила Девин.

Кейт покачала головой: