Шина поняла, что лежит на спине. Со всех сторон ее окружало лишь зло, одно лишь зло и неизбежные беды. Она чувствовала это так же отчетливо, как зверь чувствует грозящую ему опасность.

Ей казалось, что, кроме пения, до се слуха доносится зловещее хлопанье крыльев, вероятно, черных и крючковатых, как у летучих мышей. Она снова попыталась крикнуть, но эта попытка приблизила се к той темноте, которая протягивала к ней свои кривые острые когти.

Шина начала молиться.

«Спаси меня, Господи! Спаси меня от всего этого. Убереги меня от зла. Спаси меня! О, спаси меня, всемогущий Господь!»

Слепо и бессознательно, как ребенок тянется к матери, ее напуганный разум искал символ надежды и нашел его в кресте. Девушка отчетливо видела его за веками закрытых глаз — величественный крест из света, золотой и сияющий, который с момента появления, казалось, отогнал часть темноты, вырвал ее из злобных рук, которые хотели снова ее забрать.

«Отче наш, сущий на небесах…»

Эту молитву она выучила еще ребенком; ее она повторяла всю жизнь, когда ложилась спать и когда просыпалась. Ее губы не шевелились, но она пылко молилась в душе.

«…и избавь нас от лукавого…»

Шине казалось, что она выкрикивала эти слова и теперь, как будто на ее мольбы ответили, и почувствовала, что ее тяжелые, как камень, веки немного приоткрылись.

«…Аминь. Аминь!..»

Медленно, на какое-то короткое мгновение, ее глаза открылись и снова закрылись. Шина могла видеть окружающий мир лишь долю секунды, прежде чем тяжесть снова сомкнула ей веки; она поняла, какой сверхчеловеческой задачей будет открыть глаза снова и что ей это вряд ли удастся.

За это мгновение Шина увидела достаточно, чтобы испытать ужас, непередаваемый словами. Она даже усомнилась, могло ли увиденное быть правдой. Возможно, это всего лишь сон? Но поскольку крест все еще оставался перед ее закрытыми глазами, Шина поняла, что все происходит наяву.

Она лежала, полностью обнаженная, на алтаре, накрытом черным бархатом. Тело ее белое, как алебастр, резко выделялось на черном фоне. У ее ног горели семь огромных черных свечей, и она догадывалась, хоть и не видела, что еще шесть должны стоять у головы. Над ней висело распятие, но оно было перевернуто!

Черная Месса! Черная Месса, сопровождающаяся песнопениями на латыни — теперь она поняла! Поклонниками сатаны христианские молитвы всегда читались задом наперед.

Вокруг нее на коленях стояли королева Екатерина и ее приближенные. Все они хором отвечали на восклицания священника или, точнее, чернокнижника, который находился рядом с ней.

Теперь Шина могла распознать голос королевы, услышать ее итальянский акцент и ее явное волнение.

Шина вдруг с ужасом поняла, что происходило. Они находились в башне, в загадочной башне, которую королева построила для своих чародеев и некромантов; в башне, о которой рассказывали много странных вещей.

Черная магия! Эти слова бросают в дрожь даже самого сильного мужчину; при этих словах приличные женщины закрывают уши и отворачиваются.

Шина вспомнила о том, как Мэгги рассказывала — правда, чаще всего недомолвками и намеками — о многочисленных тайных обрядах и церемониях, которые проводились в башне с ведома королевы Екатерины. В башню никого не пускали, за исключением самых близких друзей королевы. Тем не менее о происходящем там ходили самые разные слухи. Слуги рассказывали о разломанных восковых куколках, в которые были воткнуты сотни булавок, о лягушках, летучих мышах и тритонах, которых искали для своих тайных целей чернокнижники, О змеях, о кровавых жертвоприношениях и многом другом…

Шина перестала думать об этом и почувствовала, как будто невидимая рука безжалостно сдавила ей горло. Жертвоприношения! Может, именно жертвой чернокнижников она И стала? Жертвой, принесенной сатане для того, чтобы ее кровь придала дьявольскую силу тем, кто ее выпьет.

Девушка снова попыталась закричать, но с ее губ не сорвалось ни звука. Жертва, принесенная во имя чего? Весь дворец знал, зачем королева платила своим чернокнижникам и зачем посылала во все концы света за новыми, более могущественными колдунами. Екатерина желала лишь одного — уничтожить герцогиню и разрушить ее чары, при помощи которых она якобы воздействует на короля.

— Если что и убедит меня в том, что дьявола не существует, — услышала однажды Шина насмешливые слова какого-то придворного, — так это окончательная неспособность королевы повлиять на молодость и красоту герцогини, несмотря на ее бесконечные молитвы, возносимые самому Князю Тьмы!..

Тогда Шина решила, что это Лишь образное выражение, но теперь ей стало ясно, что это абсолютная правда. Королева вступила в союз с самим сатаной. Она молила его о помощи, взывала к нему с просьбой уничтожить свою соперницу, обещая Князю Мира Сего свою душу и сердце, если ей удастся использовать силы тьмы и разрушить власть герцогини над королем.

Шина вспомнила, как королева послала за ней и приказала явиться в девственно-белом платье. Как легко разгадать теперь ее план и как ловко он был осуществлен. Немудрено, что графиня пресекла все ее попытки отказаться от предложения.

С колоссальным усилием, как будто поднимая огромной тяжести груз, Шина немного приподняла веки. Сквозь ресницы она увидела облако ладана и лицо графини, которое как бы появлялось из фиолетово-зеленого тумана. Она смотрела вверх невероятно сосредоточенным взглядом, се губы были плотно и злобно сомкнуты.

«Не может быть, чтобы желание уничтожить герцогиню для нее было так же важно, как и для королевы», — подумала Шина и тут же увидела лицо королевы Екатерины. Ее глаза выражали восторг, в этом не было сомнения, губы влажные и полураскрыты, руки сжаты под подбородком, как при молитве, но настолько сильно, что костяшки пальцев даже побелели от напряжения.

— Спящая тигрица просыпается!

Шина почувствовала, что кто-то как бы сказал ей эти слова в самое ухо, и прежде чем ее веки снова опустились от изнеможения, Шина еще раз взглянула на графиню, но так и не могла понять, на чем было сосредоточено ее внимание.

Ответ немедленно явился Шине и прозвучал почти как раскат грома. Графиня молилась о том, чтобы овладеть сердцем герцога де Сальвуара, как королева молилась, чтобы обладать королем.

У Шины возникло ощущение, будто кто-то выкрикнул эти слова вслух. Она почувствовала, как все ее существо страстно ждет скорейшего появления лишь одного человека. Того, кто мог бы спасти ее сейчас, того, кто уже приходил ей на помощь, того, кто станет ее спасителем и на этот раз.

«Приди ко мне! Умоляю тебя! Спаси меня! Помоги мне!

Услышь меня!»

Она чувствовала, как ее крик о помощи полетел сквозь тьму ему навстречу.

«Ради Бога, пусть он меня услышит! Господи, пусть он подумает обо мне и узнает, что я в беде!»

Шина молилась перед крестом, который снова видела с закрытыми глазами. Она молилась напряженно, поскольку считала, что это единственный способ не провалиться снова в ту темноту, которая даже сейчас, подобно огромным волнам, то приближалась к ее измученному разуму, то отступала от него.

«Я парализована. Смогу ли я когда-нибудь пошевелиться? Даже если нет, спаси во мне то, что еще осталось. Приди ко мне!»

Шина чувствовала, что он должен услышать ее, должен знать, что нужен ей, хотя бы потому, что она так сильно нуждается в его помощи.

Песнопение и голоса вокруг нее становились все громче, пронзительнее, ниже и напряженнее. Шина слышала движения чернокнижника, скрип, как будто открывали корзину, хлопанье крыльев, словно птица хотела улететь, но ей помешали. Затем до ее слуха донесся испуганный крик петуха.

Теперь Шина поняла, что ее вовсе не собирались приносить в жертву. Жертвой станет петух, которого через несколько мгновений заколют над се обнаженным телом, которое окропят его кровью. Шина всегда боролась против такой жестокости, неизменно отказываясь даже понимать ее. Но она знала, что в действительности ни одна частичка ее одурманенного колдовским зельем тела не пошевелилась. Она по-прежнему бессильно лежала под перевернутым крестом, с ужасом слушая истерические крики, свидетельствовавшие о том, что волнение и возбуждение от ритуала, которые охватили участников Черной Мессы, достигли кульминации.

Лишь на одно мгновение Шине удалось открыть глаза и она увидела черного петуха, размахивающего над ней крыльями. Она мельком заметила отблеск света на острие ножа, которым птице отсекли голову, а потом — красную кровь, которая заструилась по ее груди и животу.

Вероятно, именно тогда она снова потеряла сознание и позволила тьме, которая ожидала неподалеку, завладеть ее разумом, потому что больше ничего не помнила. Она знала лишь то, что зло, которое пытались вызвать, было очень близко от нее, очень реальное и пугающее; что-то жестокое и ужасное, с огромными крыльями, как у летучей мыши.

Оно надвигалось все ближе и ближе, чтобы принять жертву у тех, кто се предлагал. И когда Шина погрузилась во тьму, она знала, что крест был по-прежнему там, защищая и поддерживая ее…


Прошло, вероятно, немало времени, прежде чем сознание снова вернулось в ее измученный разум. Теперь песнопения и молитвы прекратились, ладан развеялся, оставив в воздухе лишь легкий сладковатый аромат. Кто-то отмывал губкой ее тело от крови и вытирал мягким полотенцем.

Шина попыталась пошевелиться, но ее тело было все еще парализовано, однако оно не полностью утратило чувствительность. Шина почувствовала под собой черный бархат; ощутила, . как чьи-то руки, которые мыли ее, теперь прикрывают ее наготу шелковым покрывалом. До ее слуха доносились голоса: говорили шепотом, но вполне обычным, будничным тоном.

— Вы отнесете ее? — услышала Шина голос королевы, за которым последовал ответ маркиза:

— Разумеется, мадам. Она не тяжела и здесь недалеко.

— Мы должны быть предельно осторожны, — произнесла королева.

— Я схожу и узнаю, что там происходит, — вызвалась графиня.