Миранда Дикинсон - Посылка для Анны

– На этом все. Ты можешь идти.

Анна промчалась по коридору и оказалась у лифта раньше, чем дверь кабинета Джульетты успела закрыться за ее спиной.

– Не думаю, что тебе стоит о чем-то беспокоиться. – Джонас бросил горсть зерна собравшимся на краю воды лебедям и уткам.

– Тогда зачем вообще об этом упоминать? Это было просто странно.

Джонас засмеялся:

– Классическое поведение начальников, ничего особенного. Создают впечатление великих, всемогущих, всевидящих и всезнающих. Держат своих людей в кулаке, а конкурентов за горло. Каждый директор, с которым я работал, вел себя точно так же. Комплекс бога, у всех до единого. Я бы не беспокоился.

Но Анна беспокоилась. Так беспокоилась, что после работы прямиком направилась к Джонасу: ей нужно было об этом поговорить. Чем дольше она размышляла над словами Джульетты, тем больше убеждалась в том, что, говоря о «рисках», Джульетта окольным способом сообщала ей, что время ее работы в «Дейли мессенджер» сочтено. Увидев, насколько она расстроена, Джонас предложил ей прогуляться в Ловэйдж Гарденс и «спросить у оракулов» – в данном случае у блещущего разнообразием птичьего мира, обитавшего на поверхности сравнительно небольшого паркового пруда. Он принес с собой увесистый пакет корма для диких птиц – «в качестве подношения», – и, пока Беннетт носился за теннисным мячиком, они с Анной бросали его птицам и разговаривали.

– Я никак не могу избавиться от ощущения, что она пыталась мне что-то сказать.

– Она и пыталась. Что ты способна на большее, чем думаешь. И я бы мог сказать тебе то же самое – да кто угодно мог бы.

– Нет, что-то плохое.

– Это была поддержка, а не весть об ужасной судьбе. Только ты можешь в добром совете увидеть форму для увольнения. – Он покосился на нее из-под козырька своей коричневой вязаной шапочки. – Все дело в письме, правда?

Анна не стала отрицать:

– Я не понимаю, почему мне не ответили.

– Может, время неподходящее. Может, это не главный адрес отправителя. Ты сводишь себя с ума, пока ответа еще нет.

Анна вздохнула и пнула камешек.

– А он когда-нибудь будет?

– Хотел бы я знать. Но знаю только одно: кто бы ни послал тебе эти вещи, он желал сделать тебя счастливее. И получилось же, разве нет? Я имею в виду, за вычетом последних событий. Отчасти ты расстроена потому, что для тебя это стало важно, да?

– Да.

Его улыбка вселяла надежду.

– Тогда, я уверен, ты скоро получишь ответы.

Шенис Уилсон редко завидовала людям – только если у них были сумочка, туфли или бойфренд, которые она желала заполучить. Но даже тогда это была не та глубоко укоренившаяся ноющая зависть, которая грызет тебя изнутри, пока не начинаешь что-то с ней делать. До сих пор Шенис только дважды испытывала в жизни нечто подобное.

И это был именно второй раз.

Дело было не в посылках, которые получала коллега, хотя их появление в последнее время вносило разнообразие в ее будни. И даже не в том, что коллеге дарили качественные вещи (не считая нелепой старой пластинки: почему кто-то решил, что это может стать хорошим подарком, Шенис не понимала). Ядовитую зависть, поселившуюся в Шенис Уилсон, вызывала сама секретарь ресепшена.

Анна Браун.

Она понравилась Шенис с первого дня их знакомства: дружелюбие и чувство юмора Анны мгновенно располагали к ней собеседников. Анна не несла в себе угрозы, как большинство женщин, с которыми Шенис раньше работала. В их отношениях не было ни намека на соперничество – личный стиль Анны и ее выбор мужчин слишком отличались от тех, которые предпочитала Шенис. И Шенис это нравилось. Постоянное соревнование с коллегами ее изматывало.

Но Анна Браун обладала тем, чего Шенис больше всего на свете хотела добиться: хорошей репутацией. И именно это всю жизнь от нее ускользало, в то время как Анна Браун изначально имела то, чего так желала Шенис.

Шенис не намеренно раздражала окружающих и не создавала себе плохой славы. Так просто получалось. Расти старшей из пятерых детей в квартире муниципального дома, рассчитанной на двоих, само по себе было сложно, а то, что она неофициально стала третьим родителем в семействе, создало непреодолимую пропасть между нею и ее родными. Не ребенок и не взрослая, она существовала в странном промежутке между двумя этими состояниями, становясь мишенью для ударов с обеих сторон. Когда социальные службы грозили разлучить семью, именно шестнадцатилетняя Шенис вынуждена была бороться за ее сохранение, в то время как родители напивались вдрызг, чтобы не думать о ситуации. Ее усилия достойны были благодарности, но вместо этого на Шенис смотрели свысока, ею помыкали и ее ненавидели и дети, и взрослые. Отчаянно желая заслужить внимание, которого никогда не получала от родителей, она решила добиться популярности в среде бритоголовых парней из того же дома. Парни с удовольствием ей в этом помогли.

Несмотря на занятость (неофициально она была опекуном своего семейства, официально – местной порнозвездой), Шенис хорошо училась в школе, сумела поступить в колледж и оставить переполненную квартиру позади. Она сменила круг общения, начала встречаться с более успешными мужчинами, разделявшими те же свободные взгляды на секс. Она сумела устроить свою жизнь – хорошая работа, хорошая квартира, регулярные отпуска и время от времени почти знаменитые бойфренды… Но хорошей репутации не создала.

А уважение к Анне Браун само собой распространялось по всему зданию «Мессенджера». Анна была доброй, с ней приятно было работать, но теперь появилось что-то еще. Она, казалось, нашла свой собственный стиль уверенного поведения, который не был ни напористым, ни наглым, ни громким (в чем часто обвиняли Шенис). Анна была величественной – иного слова и не подберешь. Словно Грейс Келли пополам с Бейонс. И больше всего Шенис завидовала именно этому. Бен Мак-Ара тоже определенно заметил это – сам репортер Шенис не интересовал, но она позавидовала тому, как они с Анной смотрели друг на друга в кафе «Фрейя и Джорджи». Бен просто глаз не мог от нее оторвать, он выглядел как ребенок, которого пустили в магазин сладостей. Люди на работе тоже замечали Анну, даже великая Джульетта Эванс, которая так задирала нос, будто не видела и не признавала существования вокруг себя других людей.

«Я хочу быть такой, как она, – думала Шенис, глядя, как Анна смеется в компании собравшихся у ресепшена журналистов, словно очарованных ею. – Может, если я буду держаться поближе к Анне Браун, часть того, что у нее есть, перейдет и на меня?»

– Посылка для Анны Браун.

Курьер был новым, и его униформа отличалась от той, которую носил Нариндер и другие курьеры городской службы. Анна буквально чувствовала на себе тяжелый взгляд Шенис, расписываясь за посылку.

– Благодарю. Из какой вы курьерской службы?

Он покосился на нее с презрением:

– «Экспресс Дайрект». Мы редко обслуживаем эту улицу.

И, не попрощавшись, он направился к выходу.

– Как он любезен, – фыркнула Шенис, глядя на сверток. – Ух ты, Анна, твой парень, похоже, торопился.

Эту посылку, судя по ее виду, заворачивали во время урагана: неаккуратно сложенные края были кое-как залеплены скотчем. Внутри что-то гремело, и Анна даже подумала, что содержимое могло разбиться во время перевозки. Явное отвращение курьера к его работе наводило на мысль, что особого внимания к тому, в каком состоянии находятся доверенные ему посылки, он не проявлял. Посылка отличалась еще и тем, что на ярлыке для информации об отправителе было вручную, кривыми печатными буквами написано слово «ЛОНДОН».

– Это, полагаю, что-то… – В животе у Анны образовалась тяжесть, словно его наполнили гравием. Она так надеялась, что следующая посылка сгладит разочарование от предыдущей… Но от ее вида Анне стало только хуже.

Шенис потянула ее за рукав:

– Открой.

– Я лучше не буду торопиться.

– Да ладно тебе, Анна! Я просто хочу увидеть, как ты раскроешь хоть одну посылку при мне, вот и все. А эта так плохо завернута, что сама вот-вот развалится у нас на глазах.

Ей нужно было бы подождать до дома. Ей стоило бы отказаться, как она делала раньше. Но на этот раз любопытство было таким сильным, что просто не позволяло Анне дождаться конца рабочего дня.

– Ладно. Но только эту посылку, хорошо?

Коллега запищала и захлопала в ладоши с энтузиазмом американской школьницы.

– Сделай это, сделай, сделай!

– Что она должна сделать? – Начальник охраны «Мессенджера» буквально соткался рядом из воздуха, а вместе с ним Ри из отдела новостей, и еще несколько человек, из которых Анна знала только нового практиканта, появившегося на прошлой неделе.

Ей не нравилась эта толпа, но было слишком поздно менять решение. Под их взглядами она начала разворачивать посылку…

– Спорим, что там украшение, – произнес кто-то из практикантов, но на него тут же зашикали коллеги.

– Украшения уже были, – ответила Шенис, кивая с важностью посвященной. – Брошь и ожерелье. Только дурак стал бы повторяться.

Ри прижала ладонь к сердцу:

– Это может быть кольцо. Вы только представьте! Признание в посылке, женщина, очарованная через курьеров!

Тед и практикант рассмеялись, но Шенис заставила их замолчать, вскинув руку:

– Нет, Ри может быть права. Наверное, он так плохо запаковал посылку, потому что торопился и волновался из-за признания!

– Но что толку делать предложение, Анна ведь знать его не знает. – Тед покачал головой. – Я все еще думаю, что там лежит отрезанная рука…

Его мрачное предположение встретили возгласами отвращения. Некоторые зрители нарочито содрогнулись, некоторые сделали вид, что их тошнит.

– Отрезанная рука, которая так гремит? – Шенис надменно вскинула бровь.

– Запросто, – настаивал Тед. – Греметь могут кости…