У Джой трое сыновей: Конор, Роберт и Джереми. Конор женат на Элейн, и у них двое детей, Элла и Люк. Роберт женат на Грейн, и у них четверо малышей, близнецы Натан и Этан, Лили-Сью и Ноа. У Джереми от первой жены, Софи, мальчик Макс, а вторая его жена, Изабелла, еще только ждет ребенка.

Еще у Джой три сестры и брат: Оливия, Шарлотт, Эмили и Патрик. Сестры замужем, брат разведен. Но Джой дружит со всеми. В совокупности у них одиннадцать детей, пятеро из которых уже имеют своих. Кроме того, у Джой две свояченицы и один свояк, все тоже с детьми, так что она считается теткой еще восьми племянникам и племянницам. Четверо из племянников и племянниц имеют в сумме семь детей. И потом, есть еще Джо, ее надежная опора, и две ее ближайшие подруги, Анна-Лиза и Мари.

Все эти имена фигурируют в рождественском списке Джой, и против каждого – причитающийся человеку подарок. Она попросила об этом меня, представительницу клуба «P. S. Я люблю тебя», а не своих детей, не невесток и не дорогих подружек, потому что хочет, чтобы жизнь шла своим чередом, не сбивалась с шага, даже если приняла оборот, никем не желанный. Она хочет всех охватить своей любовью; каждый, кто дорог ей, получит свой прощальный подарок.

Что до меня, то, следуя списку Джой, я забываю свои печали. Покупать подарки по ее выбору и согласно ее бюджету, ставить галочки у каждого имени и вычеркивать предмет за предметом оказалось очень увлекательно. Я занята. У меня есть цель, и достойная: выполнить желание Джой.

Вернувшись домой, сажусь на пол в гостиной и раскладываю вокруг подарки. Теперь я буду их оборачивать праздничной бумагой. Вообще говоря, я это занятие терпеть не могу, и на Рождество всегда поручаю его магазинным отделам упаковки. Но сейчас не Рождество, и это моя обязанность. Шурша и завязывая, я очень стараюсь, больше, чем когда-либо, и уголки у меня выходят аккуратные, и двусторонний скотч нигде не заметен.

В семь возвращается Дениз и приводит с собой Шэрон. Я не слишком-то рада, что они нарушили мое уединение. Шэрон пусть и моя подруга, явилась без разрешения. Я так привыкла к одиночеству, что полюбила его. Даже когда мы почти что жили с Гэбриелом, то, что у нас раздельные дома, давало возможность отдышаться, хотя мы и рядом умели существовать по отдельности.

– Что, рождественские подарки упаковываешь? – стоя в дверях, спрашивает меня Шэрон.

– Да, для Джой, – удерживаюсь я от резкости.

– Ладно. Не буду тебе мешать. Я на кухню, к Дениз. – И исчезает, явно уловив мое настроение. Чуть позже слышу музыку. Сначала струнные, а потом вступает Нэт Кинг Коул, проникновенным бархатным баритоном исполняет «Рождественскую песнь». Источник музыкального сопровождения – телефон Шэрон. Она ставит рядом со мной бокал красного вина и мисочку с чипсами, подмигивает и удаляется, прикрыв за собой дверь.

К каждому подарку прилагается открытка: Конору, Роберту, Джереми… В общем, всем, кто в списке, со словами: «P. S. Я люблю тебя». Все упакованное я укладываю в три стандартные картонные коробки, прикрепив к ним наклейку «Гирлянды на Рождество». План состоит в том, что мы поставим их на чердак, и Джо найдет их, когда станет украшать дом к празднику.

Я сказала Гэбриелу, что моя жизнь вернется в свое обычное русло, что я сумею справиться с тем, чтобы отделить себя от жизни этих людей, сразу, как только выполню свои обязательства. Но он оказался прав: я не сумела. Не прав он был, впрочем, в том, что считал это опытом отрицательным. Но это не так. Это не то, чего следует избегать. Это теперь моя жизнь. Вчера я пала духом, сломалась, но сегодня я другая. Я учусь на своих ошибках и сегодня сложила себя в нечто цельное.

Глава тридцать первая

Поскольку от работы отлынивать дальше невозможно, а я после своего великого прозрения, случившегося неделю назад, полна сил и энтузиазма, решаю начинать день пораньше. Сейчас семь утра, суббота, и я положительно заряжена на следующее рандеву с Полом. Я жду его на просторной пустой стоянке торгового комплекса, по адресу, который он мне дал. Понятия не имею, зачем я здесь. Пол сам рождает свои идеи, без моей помощи. Моя роль – всего лишь держать камеру, не больше. Интересно, могу ли я внести вклад посерьезнее, если, конечно, он мне позволит.

И вот на парковку въезжает автомобиль. Не рассмеяться невозможно. Это древний бутылочно-зеленый «моррис-майнор», а вовсе не та машина, на которой Пол ездит обычно. Я хватаюсь за телефон снять, как он приближается, стараясь не смеяться и чтобы рука не дрожала. Мое присутствие никак не должно угадываться. Пол паркуется рядом, опускает стекло, что оказалось делом небыстрым, потому что вертеть надо вручную, но от этого еще забавней.

– Привет, Каспер, – кричит Пол в камеру. – Тебе шестнадцать. Отлично выглядишь. Уверен, девчонки любят тебя. Погляди, это та самая машина, которую я учился водить. Твой дедушка Чарли учил меня. Она и в те времена была старенькая, и уж, конечно, с тех пор не помолодела, но именно на ней учил меня водить твой дед, а сегодня и я проведу для тебя первый урок вождения. Забирайся сюда! – Он подмигивает и призывно взмахивает рукой.


– Что не так? – неуверенно спрашивает он после того, как мы сняли урок вождения. – Это плохо? Я чувствую, что вы как-то не включились.

– Нет-нет, все отлично! – Улыбаюсь изо всех сил, но сомнения у меня имеются. К примеру, насчет текста. Мне кажется, он плохо продуман. Пол обращается к мальчику, которому в момент урока шестнадцать, но говорит он так, будто урок будет завтра, а сыну два года, упоминает его нынешних друзей, опирается на сегодняшний день, говорит о вещах, которые невозможно предвидеть, какими они станут через полтора десятилетия… Но вслух я этого не говорю, не хочу сбить ему настроение. С Полом свою задачу я понимаю так: выполнять, что он надумал, и все. И к тому же его оживление очень воодушевляет. Как ни удивительно, все эти хлопоты с написанием писем и съемкой фильмов совсем не повергают меня во тьму, как некоторые боялись. Напротив, это позитивно, занимательно и тренирует воображение. Хотелось бы мне, чтобы Гэбриел увидел меня сейчас: как я смеюсь, как с пользой и удовольствием беседую с человеком, а тот ни чуточки не вгоняет меня в депрессию.

– Как насчет завтра? Будем снимать для Евы? – беспокоится он, как будто я могу ему отказать.

– Конечно, все подготовлено.

– Блеск, – кивает он. – Ну, значит, совсем немного осталось. К следующей неделе нужно закончить.

Закончу с Полом, у меня останется только Джиника. Что же я буду делать потом?

– Почему к следующей?

– Назначена краниотомия.

Вне всякого сомнения, операция на головном мозге, любого уровня, – самая опасная из всех возможных. Краниотомия – самый распространенный вид таких операций, когда убирают опухоль и хирург выпиливает часть черепа, чтобы попасть в мозг. Всю опухоль целиком зачастую изъять невозможно, и тогда вырезают все, что получится; это называется циторедукцией. Опасность в том, что может развиться инфекция, а также мозговое кровотечение, тромбообразование, отек мозга, эпилепсия, и у некоторых, в результате низкого кровяного давления, – инсульт.

– Мужу все это делали.

– У меня уже третья. Хирург предполагает, что не исключен левосторонний паралич.

– Ну, это их долг – предполагать самое худшее.

– Да уж. Но хотелось бы на всякий случай, чтобы все было наготове. Письмо Клер я написал, мы сняли десятки видео. Они ведь уже готовы, да, Холли? – В такт словам он постукивает ногой. Нервничает.

– Да, и я отсылаю их на электронный адрес, который мы зарегистрировали на Каспера и Еву, – веско говорю я, стараясь внушить ему уверенность своим тоном.

– В письме Клер все указания по поводу детей, – говорит он.

Я киваю. Надеюсь, Клер с сочувствием воспримет эту идею. Иначе ей всю жизнь будет в тягость рассылать растущим детям его имейлы. Подумываю, не затронуть ли эту тему, но взамен спрашиваю:

– Пол, вот вы сейчас за рулем, а вам это можно?

Этот вопрос его сердит.

– Я спрашиваю только потому, что беспокоюсь за вас.

Почти четыре года моя жизнь вертелась вокруг того, что испытывает сейчас Пол. Я знаю все о диплопии, двойном видении, о припадках, об обездвиживании. Водительские права Джерри аннулировали.

– После операции будет нельзя. После операции очень многое будет нельзя. Спасибо за помощь, Холли.

Это без обиняков, и я понимаю, что мне пора выметаться.

И тут вздрагиваю от стука в окно.

Пол наклоняется через меня, чтобы взглянуть, кто там. Чертыхается. Повернув голову, вижу женщину примерно моих лет, с ковриком для йоги через плечо. Похоже, она кипит гневом.

– Господи, Пол, – шепчу я, – это что, Клер?

Побледнев, но во весь рот улыбаясь, он выбирается из машины.

– Пол! – шиплю я с бьющимся сердцем.

– Делайте, как договорились, и все, – не убирая улыбки, шипит он сквозь сжатые зубы.

Клер делает шаг от моего окна.

– Привет, милая, – ласково произносит Пол, излучая вокруг себя обаяние и, на мой взгляд, чистую, беспримесную фальшь.

– Черт-черт-черт, – шепчу я себе под нос, прежде чем набрать воздуха в грудь и открыть дверь.

Клер даже не думает обнять мужа.

– Какого черта вам тут нужно? – смотрит она на меня. – И кто вы такая? Что вы тут делаете с моим мужем?

– Милая, это Холли, – увещевающим тоном говорит он. – Да посмотри же на меня! Это Холли. Она подруга Джой, мы все в книжном клубе.

Клер меряет меня взглядом, а я не в силах смотреть ей в глаза. Ужасная ситуация, и как раз та, какой я боялась. Я и сама испытываю к себе отвращение. Если бы я обнаружила Джерри в машине с другой женщиной, за неделю до важной операции, и это после того, как я отдала ему жизнь, мне бы точно захотелось придушить обоих. Это не дело.

– Ты сказал, что поедешь в «Смитс» за игрушками детям, – говорит Клер. – Тебе и водить-то нельзя, но я тебя отпустила, и волновалась ужасно, сто раз названивала. Сейчас у меня занятие, мне пришлось вызвать маму, чтобы посидела с детьми. Господи, Пол, что ты творишь? И зачем взял старую машину отца?