Сесилия Ахерн - Postscript

– Опять?!

– Я знаю. Извини, что так часто отпрашиваюсь в эти недели.

– Как же, недели! Месяцы! – поправляет она. – И это нормально, ведь ты моя сестра, и я обязана выносить этот твой раздрай… кризис среднего возраста… но, Холли, серьезно, что на этот раз?

– Умер Берт, член клуба «P. S. Я люблю тебя», и мне нужно быть на прощании с ним. Я должна доставить вдове его последнее письмо. Или, технически говоря, первое.

Она распахивает глаза.

– Почему ты мне не рассказывала?

– Рассказываю сейчас.

– Я могла бы и заподозрить что-то, ты в последние дни подозрительно тихая.

– На самом деле это потому, что мы с Гэбриелом расстались. – И снова зажмуриваю глаза и готовлю себя к буре.

Она шлепается в кресло у примерочной, глаза ее наливаются слезами.

– Я знала, что так и будет! Это моя вина. Это из-за клуба, да? Он так и не смирился? Это из-за подкаста. Я не должна была к тебе приставать. Все шло просто прекрасно в твоей жизни, пока я не открыла эту банку с червями…

– Киара, – улыбаясь, приседаю рядом на корточки. Это типично для моей сестрицы: я же еще и утешаю ее после моих катастроф. – Мы расстались не из-за подкаста, подкаст тут вообще ни при чем. У нас были совсем, совсем другие проблемы, которые из-за подкаста просто стали видней. А что касается клуба, ты сыграла свою роль в том, что случилось что-то чудесное. Я помогаю людям так, как мне самой помогли когда-то. Вот пойдем со мной сегодня, и ты увидишь. И по чести сказать, мне помощник бы пригодился, потому что то, что я должна сделать, будет совсем непросто.

– Мэтью! – кричит Киара, и тот возникает в дверях. – Нам с Холли нужно уйти на пару часов, подержишь тут оборону? – И, подойдя, страстно его целует.

– А я думал, ты кого-то для этого наняла, – говорит он, утирая рот.

– Да, но он молится.

Озадаченный, Мэтью смотрит, как мы уходим. Через плечо я бросаю на него виноватый взгляд.

Когда мы являемся, Джой, Пол и Джиника уже меня ждут. Я знакомлю их с Киарой, она приветствует их так, словно они королевской крови, и все вместе они смотрят на меня нервозно и с предвкушением.

– Рита еще не находила письма, – шепчет Джой.

– Я знаю. У меня не было случая его доставить.

– О боже, – суетится Джой.

– Здравствуйте, – выйдя их кухни в холл, кому-то еще говорит Рита. – Спасибо, что вы пришли. – Она в черном платье и черном пиджаке с приколотым к лацкану символом Ирландии, крестом святой Бригитты. Берет меня за руку. – Простите, я не помню вашего имени. Столько людей перевидала сегодня…

– Я Холли, а это моя сестра Киара. Я очень сочувствую вам, Рита.

– Спасибо вам обеим. Познакомьтесь, это друзья Берта по книжному клубу, – представляет она мне Джой, Джинику и Пола. – А это Холли – массажистка Берта.

Джиника делает большие глаза и улыбается, что для нее редкость. Ей даже приходится отвернуться, уткнуться лицом в макушку Джуэл.

– Ах, как интересно, – оживляется Пол. – И где же вы практикуете?

Я смотрю на него со значением, на что он милейшим образом улыбается. Они чуть не лопаются от удовольствия. Упиваются своим секретом.

– Меня прислала больница.

– Больница? Какая именно? – интересуется Пол, шагая бок о бок с Ритой, которая провожает меня в гостиную. Киара идет следом.

– В которой лежал Берт, – отвечаю я, грозно глядя на него через плечо Риты. Пол фыркает.

– По правде сказать, Рита, я надеялась, что мне удастся побыть с Бертом наедине, если это возможно, – неловко говорю я.

Если ее удивляет такая просьба массажистки, она никак этого не показывает. Открывает дверь, и я оказываюсь в небольшой гостиной, битком набитой людьми. Человек тридцать стоят вокруг открытого гроба, и все лица поворачиваются к нам с Киарой.

Киара, вся в черном, словно сицилийская вдова, в берете с черной вуалью, наполовину скрывающей лицо, напряженно улыбается.

– Очень сочувствую вашей утрате, – произносит она, обращаясь ко всем сразу, отступает к стене и оставляет меня одну.

Мельком вижу обеспокоенные лица Пола, Джой и Джиники, а потом Рита выходит, тихонько закрыв за собой дверь и отрезав мне путь к отступлению. Стою перед этой дверью, и сердце колотится от того, какая немыслимая задача мне предстоит.

– Кто это, мама? – во весь голос спрашивает ребенок. На него шипят, Киара тихонько зовет меня по имени, я медленно поворачиваюсь лицом к комнате. Все глаза по-прежнему устремлены на меня. Я вежливо улыбаюсь.

– Здравствуйте, – шепчу я. – Примите мои соболезнования.

Дети на ковре тихо возятся с игрушками. У взрослых в кулаках скомканные платки. Все в черном. На подносе чай и кофе. Все они, члены семьи и близкие друзья Берта, гадают, кто я такая и что здесь делаю.

Как бы мне ни хотелось, развернуться и уйти никак нельзя. Я вся съеживаюсь, от ушей до кончиков пальцев. Делаю несколько шажков, и многим хватает такта отвернуться или отвести глаза, чтобы я не чувствовала себя под прицелом, когда подойду к гробу. Возобновляется приглушенный шум голосов, напряжение, которым меня встретили, исчезает. Я чувствую себя шпионкой, обманом проникшей в дом, чтобы стащить что-то ценное. Нет, одергиваю я себя, я здесь ради Берта. Он поручил мне важное задание. Нужно побороть свой страх, проглотить гордость и сделать что должно. Я беру себя в руки. Это его последняя просьба.

Inveniam viam. Найди путь или протори новый.

Сама не своя, приближаюсь к гробу. Берт такой франтоватый, в своем, видно, что самом лучшем, темно-синем костюме, в белоснежной рубашке и синем галстуке с эмблемой его крикетного клуба. Глаза закрыты, лицо спокойное, похоронная контора сделала свое дело. Я хоть и недолго знакома с ним, но зато знаю про него очень личные вещи. Те несколько раз, что мы виделись, он так мучительно, тяжело дышал, а сейчас спокоен и умиротворен.

Набегают слезы. Но, бросив взгляд на его руки, я забываю плакать. В руках у него Библия. Это в план не входило, Берт ясно велел мне вложить ему в руки конверт. Про Библию он не говорил.

Оглядываюсь, чтобы убедиться, что на меня не смотрят, что все заняты разговором. Убедившись, протягиваю руку и легонько дергаю Библию, нельзя ли ее вытянуть и заменить конвертом.

– Эта леди что-то у дедушки тащит! – звонко кричит детский голосок.

Я подскакиваю, смотрю вниз и вижу рядом с собой мальчишку, который тычет пальцем прямо в меня.

Все смолкают.

– Ну что ты, леди всего лишь прикоснулась к дедушкиной руке, – сладким голосом говорит Киара, становясь рядом.

– Томас, поди сюда, – зовет его мать, и он подчиняется, еще раз с подозрением глянув на меня. Озираюсь – все взгляды опять на мне, еще более недоверчивые, чем раньше. Кто знает, может, «подглядывающий Том» прав, читается на этих лицах. Меня обдает жаром. Ну что уж так пялиться! Лезу в сумку, как будто за платком.

Дверь открывается, входит кто-то еще, и новый вошедший отвлекает общее внимание на себя. Пользуясь случаем, вынимаю конверт из сумочки и кладу его поверх рук Берта, но мои собственные так трясутся, что конверт, на мгновение задержавшись на Библии, соскальзывает в щель между телом и краем гроба, где его никто не увидит.

– Боже, Холли, – шепчет мне в ухо Киара.

Собираюсь с духом, двумя пальцами выуживаю конверт и снова кладу поверх Библии так, что его нельзя не заметить. И что же? Он падает и в этот раз. Теперь уже, снова достав конверт, я открываю Библию и вкладываю послание между страниц, побольше, почти полностью вытянув его наружу. И все-таки я недовольна. Берт хотел, чтобы письмо лежало в его руках.

– Она что-то делает с дедушкой! – кричит Томас, выпрямившись во весь рост и уставив на меня руку.

Нет, Томас мне не друг.

Оглушенная, убитая, стою под перекрестными взглядами. Толпа подтягивается к гробу поглядеть, что я там натворила.

– Кто это? – звучит позади меня тихий женский голос.

– Это Холли, – отвечает Рита. – Массажистка Берта.

Я закрываю глаза.

В центре внимания, я глубоко вдыхаю.

– Меня зовут Холли, – говорю я, обращаясь ко всем сразу, – но я не массажистка.

Взмах рукой: «Все вместе: ах!» Но ничего подобного не происходит, потому что это не мыльный сериал, а настоящая жизнь, несмотря на жгуче нелепое положение, в котором я оказалась. Киара тут же отступает подпирать стенку.

– Простите, Рита. – Я поворачиваюсь к ней. – Берт сам это все придумал – уверяю вас, я в этом не участвовала. Он попросил меня организовать для вас сюрприз, смысл которого в том, чтобы выразить, как он вас любит. Мне страшно стыдно, что я запорола последнее препятствие и не выполнила его поручение так чисто, как ему этого хотелось. Но в конверте, который я положила ему в руки, лежит послание вам, которое он написал, а я перепечатала, – все потому, что, по его словам, вы считаете его почерк ужасным.

Она издает невольный смешок, высокий и отрывистый, и рука ее взлетает ко рту. Происходит так, словно моя фраза про почерк – это тайный шифр, который убеждает ее в том, что мне можно верить, и ее доверие заставляет отступиться всех остальных.

– Что он опять затеял? Я так и знала, он что-то да выдумает… Ох, Берт… – Она с улыбкой на него смотрит, и тут слезы набегают ей на глаза, и лицо ее морщится.

– Прочти же письмо, мама, – говорит молодая женщина, обнимая ее за плечи. Дочь Берта и Риты, мать пискли Томаса.

Стискиваю, сплетаю пальцы рук. Выжата как лимон. Все снова на меня смотрят. Пячусь от Риты, чтобы не быть в центре, поближе к двери. Сестра сжимает мне руку, удерживает, не дает уйти. Джой, Пол и Джиника тоже загораживают дверь, так что спасения нет. Я медленно поворачиваюсь к гробу, чтобы стать свидетельницей нового приключения Риты.

Она вынимает конверт из Библии, поглаживает его блестящую золотистую поверхность.

Я немедля улетаю мысленно в тот момент, когда прочла первое письмо Джерри, как мои пальцы следовали начертанию каждой буквы, со всеми ее петлями, точками и прямыми, одухотворяя их в попытке воскресить того, кто их написал.