– А помнишь ли ты, мон ами, что у тебя вскорости день рождения? – спрашивает В., уложивши лохматый затылок на мой живот, почти плоский.

– Как же не помнить, замечательно помню, – отвечаю я, рассматривая яркую ультрамариновую вазу муранского стекла в форме раковины.

Хозяин квартиры недавно наезжал из Италии, пополнил коллекцию, видимо.

Красивая вещица, я вообще очень люблю простое стекло. Хм, не знаю, можно ли муранское называть простым, ладно.

Аккуратно снимаю с себя двумя руками голову В., встаю, внимательно рассматриваю вазу.

– Слууушай, – возбуждается В., приподнимаясь на локте, – а давай я куплю у Пеки этот синий горшок, с которым ты сегодня так замечательно проводишь время, и подарю тебе, а? А то замучился уже…

Я мысленно представляю роскошную бесполезную штучку своей, а что, ощущение мне приятно, пожалуй, да.

– Замучился, говорю, страшно с этими подарками идиотскими, – искренне говорит В., – в прошлом году жене посудомоечную машину подарил, так она разревелась – типа я ее так подло упрекаю в недостаточно чистой посуде…

– Посудомоечных машин, значит, женам дарите? – Я хватаю В. за мягкое ухо. – Любите, значит, жен-то?..

– А как их не любить, таких чудесных? – отбивается В.


00.35

Встала. Пошла, навестила вазу цвета ультрамарин. Пека уступил ее тогда В., а себе в следующий раз привез почти такую же. Только красно-желтую. «На любителя», – говорят обычно худые нервные женщины, быстро облизывая пересохшие узкие губы.


00.45

Был полугодовой юбилей нашего «случайного знакомства», я – совершенная рабыня календаря. Цифры, круглое значение разности каких-то значимых дат меня завораживают, я догадываюсь, почему.

Точно известное количество времени назад – ты прежняя, неотремонтированная, подходишь к демаркационной линии, еще и не подозревая, что это – вообще какая-то линия, и плюхаешься, к примеру, на стул в больничном коридоре, и в общих чертах на следующий день ничего не меняется вроде бы. Меняется.

Поэтому и важно зафиксировать тот момент времени, когда ты уже в обнимку с гигантской розовой упаковкой клея Метилан лихорадочно, торопясь и криво (мой вариант) возьмешься за наклеивание новых обоев через себя, поверх и внутрь.

Ну, все это, конечно, здорово, и за шесть месяцев я не только обои, а перекрытия поменяла, вместе с кровлей. Не вполне уверенно оперирую строительными терминами, да и ладно. В конце концов, я инженер-механик, а не строитель.

Спокойно, Вера, что это тебя понесло.

Было лето. Как-то вечером мы отправились с детьми на Набережную, дышать воздухом, есть мороженое и любоваться видами.

Сын мой возлюбленный застрял в тире – да, он действительно очень меток, на удивление, учитывая наследственную слепошарость. Застрял в тире, дочь без остановки трепалась по мобильнику, нет, с остановками: это когда она чатилась с телефона в айсикью. Я праздно шаталась.

Вдруг откуда-то появилась деловитая Снежана Константиновна, она просто рухнула в мои объятия, простонав, что мечтает выпить пива и поболтать. Пива, ладно. Поболтать, хорошо. Мы купили пива, уютно устроились на детской площадке с бутылками, вызывая возмущенные мамашинские взгляды, которые насчет детей, ползающих в пыли неподалеку, здесь же.

Даже не знаю, какого черта лысого, но я личным дурацким языком разболтала, дура, подруге жизни про свой роман века, дура, ну вот убейте меня, убейте.

Снежана Константиновна, естественно, безумно напряглась и заинтересовалась, ее подрезало в основном то, что целых шесть месяцев она ничего не знала – новые новости! – Снежана Константиновна много лет считает себя хозяйкой меня, как и Олаф.

Она завалила меня вопросами, упреками, собственными воспоминаниями о том самом дне, когда она обрела здоровье, а я – ээээ, красиво было бы написать: любовь, но от такого пафоса меня стошнит.

Пусть так: она – здоровье, а я – Новое Увлечение.

Или вот так: она – здоровье, а я – Прекрасные Хлопоты (пустые?).

Или так: она – здоровье, а я – В.

Через еще примерно полгода она расскажет об этом моему мужу, он соберет носильные вещи в два желтых мешка от магазина «Магнит» и уйдет из дома. Я подумаю, что навсегда. Он тоже.


01.30

Почему-то пришел в голову («ты ей: здравствуйте, садитесь, пожалуйста! – ну и поставишь в дурацкое положение, как может сесть голова, когда она одна?») анекдот. Мой начальник его очень любит. Настоящий Полковник который.

Середина семидесятых годов. Приехал русский работяга с женой по профсоюзной путевке первый раз в жизни отдохнуть в Гагры. Море, пляж, все дела. В ходе экскурсионных мероприятий посещают они старинное грузинское кладбище. Прогуливаются между ухоженных могил. Читают надгробные эпитафии, довольно странного содержжания: «Гиви, родился 1935, умер 1970, жил 20 лет», «Мамука, родился в 1925, умер в 1974, жил 15 лет» и так далее. Удивлены. Спрашивают у кладбищенского смотрителя, что это за байда, какие-то непонятные цифры. Смотритель отвечает (тут надо с акцентом): «Э, дорогой, что же тут непонятного? Пока родился, пока учился, пока дом построил, пока жену хорошую взял, пока первые нормальные деньги заработал – вот и считай, сколько лет ЖИЗНИ нормальной у мужчины осталось…»

Выходят с кладбища. Работяга думал-думал, потом и говорит жене с горечью: «Знаешь, ты, когда я помру, на памятнике мне прям и напиши: РОДИЛСЯ МЕРТВЫМ!»

Это я к тому, что многие люди моего круга подобным образом считают годы как бы истинной своей жизни, вот критерии только очень разные.

Существует вариант (у девочек, ясное дело) учитывать только времена, когда они влюблены, «…вся душа в любви и по колено в крови…».

У так называемых творческих личностей в корзину «настоящая жизнь» складываются периоды вдохновения, удачных каких-то идей, замыслов, помыслов, промыслов.

Мой сын авторитетно заявляет, что полноценно живет исключительно на летних каникулах.

Ведьмы уважают полнолуния.

Вампиры – темное время суток.

А правильнее всего, наверное, не заморачиваться на всякую такую шнягу.

Но многие люди моего круга не могут без того, чтобы не заморочиться. Да все, господи, все.


02.00

Завтра планируется дружеская вечеринка.

По этому поводу сейчас я сижу в масочке из грязи Мертвого моря, она зеленая такая и пахнет приятно – грязью Мертвого моря, а волосы умотаны полосатым полотенчиком, под полотенчиком скрывается крайне необходимая мне масочка и для волос – с протеинами, блин, шелка, уверена, что производители даже близко не подошли к осознанию смысла слова ПРОТЕИНЫ (как и я, впрочем, как и я).


– Ты совсем меня не любишь, – говорит Дюймовочка Эльфийскому Принцу, обрабатывая грубой пемзой натруженные от взлетов и посадок пятки, – если б ты меня любил, ты кормил бы меня изо рта в рот пыльцой, не изображай, пожалуйста, рвотных спазмов, ты штопал бы мои крылья лунным светом, посвящал сонеты и убирал мое изголовье лепестками роз или иных многолетних растений… Ты целовал бы мне пальцы и поставил на мое имя в телефоне рингтон «стил лавин йуууу»…

– О чем ты, я не пойму, о чем? – рассеянно отвечает Эльфийский Принц, вкушая из сомкнутых лодочкой ладошек маковую росинку, она уже побывала у него во рту, побудет и еще, и он не любит, когда его отвлекают.

4 апреля

00.30

По своему милому обыкновению чудесно завершила вечерок.

Притащились на вечеринку, которая дружеская, проистекало все в ирландском пабе с шотландским названием «Blackness Castle», что неважно, разумеется, – ну где мы и где Шотландия. Я шла туда даже и с воодушевлением, предварительно красилась часа полтора, как молодая, и напряженно выбирала праздничные джинсы. Хорошо, когда много народа, – наскучило общаться с Пекой, пошел к Зюзе, и наоборот. Или можно просто переходить от одной группы оживленно болтающих к другой и подслушивать разговоры, и подглядывать картинки, обожаю подслушивать, обожаю подглядывать, уже признавалась Вам, доктор.

Но вчера присутствовали – кроме блудной меня с блудным Олафом, всего две пары – и это были самые нелюбимые мною члены нашего круга знакомцев.

Два Митюни с женами Светами, причем толстый Митюня женат на худой Свете, и наоборот.

Если бы не небольшая разница полов, то всех этих четырех людей можно было спутать. Митюни довольно состоятельны, один из них, который Толстый, – полувладелец (полуфабрикант) промышленного предприятия, а у второго в собственности магазины одежды, числом три или четыре, не знаю точно, но он постоянно грезит об увеличении их поголовья.

Я неплохо вроде бы умею общаться с разно– и высокостоящими на социальной лестнице, мне так кажется, что неплохо, в конце концов, мне за это деньги платят.

Но вот два Митюни для меня просто инопланетяне. Они непрерывно сравнивают, у кого больше член, это достаточно утомительно и всегда скушно. Их неработающих жен я недолюбливаю, и вовсе не по классовой причине: «расслабляются, падлы, я-то пашу, как лошадь…» – нет, наоборот – праздность очень подходит женщинам.

Стыдно признаться: у обеих Свет очень высокие, визгливые голоса, и они попеременно интересуются на тему: как это можно без няни с двумя детьми?

Вчера жена Тонкого с упоением рассказывала, что привезла из Индии какой-то мифический огромный засушенный пенис (вопрос: чей), так вот, засушенный пенис предлагается измельчить и настаивать на пяти литрах водки, чтобы получить какую-то прямо целительную настойку.

У моей бабушки, Изольды Сергеевны, был тромбофлебит. И она настаивала перегородочки от грецкого ореха на спирту, растирала ноги. Что-то такое делала, и вот в один прекрасный день мой дедушка, большой, между прочим, шалун, случайно выпил с хорошим другом, начальником треста, весь-весь бабушкин стратегический запас этой ореховой шняги. На сокрушенные бабушкинские крики «Это же мое лекарство! Бальзам для ног! Для НОГ!» ласково отвечал: «А вот мы и выпили… Чтоб ноги не потели!»