Нет, оказался – не Он, не В. Похожий мужчина. Но как меня толкнуло. Крутануло на месте. Мне Олаф рассказывал, давно, в него попадали, случайно, из травматического пистолета: сильнейший удар, – сказал он, – сильнее, чем можно себе представить что-то, называемое словом «удар».

И меня – сильнее, чем можно себе представить, стукнуло в грудь, живот, по ключицам, в шею, в лицо, плашмя, сминая нос и расквашивая рот, надо дышать, надо дышать, сердце – сделалось огромным, и не помещалось оно внутри, больно колотилось в клетке из ребер, ты думала, Вера, что ты теперь – ничья девочка и все прошло вроде бы, а не прошло. Видишь, видишь?

Дура набитая, вернулась домой, забыв в аптеку зайти. Пришлось вытаскиваться снова. Потому что Назол – если заложен нос.


00.30

А иногда все случается так, как ты планируешь. Удачное стечение обстоятельств, твои дети отдыхают в зимнем лагере, играют в снежки, катаются на санях и радостно хохочут в телефон, твой муж на два дня уехал к боевому товарищу в Уральск, в их программе нелюбимая им зимняя рыбалка, водка и разговоры. А ты – предоставлена самой себе, скачешь на одной ножке по коридору, распеваешь в душе: раскинулось море широко, на твоих волосах краска, на твоем лице маска для релаксации, в твоей голове пусто, в твоих легких ритмично торкается что-то, счастье? Сегодня оно ярко-оранжевое в центре и обжигающе-красное по краям, не-сочитаемо? И пусть.

Затейливо красишь глаза, нахмурившись на прыщ, прижигаешь его корвалолом и тщательно маскируешь всеми средствами, имеющимися в доме, натягиваешь черные джинсы, белую кофту и черный жилет с крупной-прекрупной брошью, настоящий китч, показываешь себе в зеркале язык и еще немного прыгаешь на одной ножке, вокруг себя.

Выбегаешь из дома, сейчас ты в «Белой Чашке» выпьешь кофе с коньяком, а через час тебя ждет твой дорогой В. по какому-то адресу, ну да, да, выпросил ключи у приятеля, дикая пошлость, кинофильм «Бабник», но тебе наплевать – правда, наплевать. Кофе прекрасен, коньяк добавляет азарту, твои щеки горят, охлаждаешь их рукой, а на улице – льдышкой, откалываешь хрусткую сосульку от водосточной трубы.

Едешь по указанному адресу, это черт-те где далеко, просишь таксиста высадить у самого подъезда, спасибо, спасибо, не надо сдачи, оставьте.

Стоишь и в свете своего мобильника изучаешь номер квартиры на клочке бумаги, неслышно подходит он, закрывает тебе глаза ладонями, ты кусаешь его за палец, слегка.

Каждую минуту ты осознаешь свое оранжевое счастье с красным ободочком, это редкость, и, когда у него звонит телефон и появляется необходимость срочно ехать в больницу, и он смотрит виновато, ты спокойно говоришь: разумеется, разумеется, я как раз хотела тоже… почитать дома, у меня новый Сарамаго, «Двойник», ты не читал еще? А он неожиданно отвечает: да ну твоего Сарамаго, может, дождешься меня здесь? А как же?.. – спрашиваешь, не договариваешь ты, ему же надо быть в семье потом, да, такие правила.

Я быстро, – на бегу уже отвечает он, напяливая куртку и смешную вязаную шапку, с мордовским орнаментом и помпоном.

И ты ждешь его с огромным удовольствием, с величайшим, ты даже не читаешь, хоть в сумке грустит Михал Вивег дорожного формата, ты хватаешь ключ, надежно запоминаешь номер квартиры все-таки и выскакиваешь (да, на одной ножке) на улицу – отыскать магазин и соорудить какой-то праздничный ужин или что-то такое. Район тебе совершенно незнаком, но должны же люди где-то покупать продукты, логично рассуждаешь ты и уверенно идешь направо. Потом налево. Потом задаешь вопрос развеселым подросткам. Развеселые подростки указывают тебе верный путь. Ты покупаешь с радостью какой-то белиберды плюс шампанского, две бутылки. Будьте добры, брют, пожалуйста. Продавщица такая милая, настоящая русская красавица – хороший рост, стать, синие глаза – протягивает тебе набитый пакет, ты горячо благодаришь, она даже немного удивлена, но оранжевое счастье велико, и его хватает, хватает.

Немного пугаешься, что забыла, где нужный дом с выученной квартирой, но как-то ориентируешься, чуть не по звездам, чудом – просто куда-то двигаешься и внезапно попадаешь туда, куда надо. Накрываешь на стол, откупориваешь одну бутылку шампанского, наливаешь себе в чашку для чая с веселым рисуночком – что-то такое свинки и котики. С наслаждением пьешь, хорошо. Хорошо.

Через много время возвращается твой дорогой В., усталый, спешил и рад тебя видеть – почти так же, как и ты его.


01.00

Похолодание обещают. Родные и близкие буквально в горе. Не могу понять, почему людям охота заморачиваться о погоде (как будто я сама не такая, врушка несчастная), стойкое ощущение, что лимит хороших погод установлен крайне строго, и если ты как-то правильно не используешь ясный денек, то потом впереди – сплошной подвал, сырость и где-то плюс один.

И если бы только с погодой так. Множество, множество вещей обладают странной и пугающей способностью на фиг подчинять себе, причем надолго.


01.10

Дочь, пользуясь привилегиями болящей, вчера была кормлена с ложечки специально изготовленной печенкой по-строгановски (любит она) и тертой морковью с сахаром, напоена ройбушем и облагодетельствована початыми духами «Miracle» – для поднятия общего тонуса.

Только сейчас она позвонила мне на мобильный, с просьбой поправить ей подушку.


01.30

Преимущественно мы разговаривали с В. о потрясающей ерунде, и это было на удивление хорошо, пусть глупо. Помню, порадовала В. душевным и жизнерадостным стихотворением из детства: «Мы любовь свою схоронили, Крест поставили на могиле, слава богу – сказали оба, Только встала она из гроба, Укоризненно нам кивая: Что вы сделали? Я же живая!»

После этого он продолжительное время приветствовал меня так: «Мы любовь свою схоронили?» – а я отвечала: «Крест поставили на могиле!»

Еще мы неожиданно открыли для себя заново удивительно интеллектуальную игру: города.

Часто играли посредством смс, я ему: Сургут! он мне: Туймазы!

Я ему: хаха, а я-то знаю, знаю два эстонских города на «Ы» ☺) Ыйсмяэ!

Потом, через время, он мне: Сызрань!

Я: ага, ага, мякий знак!!!

Он: а что, ты не знаешь два эстонских города на мягкий знак?

Смс-ки он мне присылал веселые, а письма – серьезные, с прекрасными стихами, и когда я читала из Борхеса в теле электронного нетреугольного послания:

Ни близость лица, безоблачного, как праздник,

ни прикосновение тела,

полудетского и колдовского,

ни ход твоих дней,

воплощенных в слова и безмолвье, —

ничто не сравнится со счастьем

баюкать твой сон

в моих неусыпных объятьях.

Безгрешная вновь

чудотворной безгрешностью спящих,

светла и покойна, как радость,

которую память лелеет,

ты подаришь мне часть своей жизни,

куда и сама не ступала.

И выброшен в этот покой,

огляжу заповедный твой берег

и тебя как впервые увижу – такой,

какой видишься разве что Богу:

развеявшей мнимое время,

уже – вне любви, вне меня, —

то хлопала себя по щекам, вариация на тему приведения в сознание, и повторяла растерянно: нет, это не мне, это не может быть мне. Наверное, все начало обрушаться как-то постепенно, исподволь, как незаметно наступают сумерки, которых не замечаешь сначала.


… в моем городе ночь. Ночь в моем городе продолжается уже несколько лет. Уже несколько лет я сижу у широко распахнутого окна, в кресле, продавленном по рельефу моего тела. В продавленном по рельефу моего тела кресле кроме меня умещаются две кошки, серая в полоску и ярко-рыжая с порванным ухом, иногда я задумываюсь, чем же они питаются, ведь кошкам нужна пища. Кошкам нужна пища, и они едят мой мозг, выбирая его мягкими лапками и шершавыми языками из глубоких глазниц и ушных раковин, нежно облизываясь и посматривая на меня глазами, светлеющими с каждым днем. С каждым днем я все менее и менее надеюсь увидеть человека, это редкий род экзорцистов, изгоняющего мрак из сердца и тьму из города, кажется, я даже не хочу этого, я давно привыкла, что

в моем городе ночь…

1 апреля

00.15

Великолепно завершился вечерок, ага. Точно день дураков. Просто даже не знаю, с чего начать.

По порядку будет как-то искусственно.

В общем, у нас сошел с ума Сосед – муж Соседки из 2-й квартиры, которая насчет любовника, абсолютного нуля и почитать книжек.

Да, натурально свихнулся – неожиданно для всех перерезал вчера в подъезде телефонные провода и эти вот штуковины от кабельного телевидения. При этом он был неестественно, душераздирающе спокоен – уверена, что учинять такие акции надо с дикими криками «всех отмудошу!» или, по крайней мере, со зверским выражением лица, тогда это будет называться: погорячился, вспылил. А вот если ты, дружелюбно улыбаясь и приветливо раскланиваясь с жильцами, отрубаешь им телефон и ТВ, это уже – шизофрения (как и было сказано).

После своего непонятного деяния Разрезатель принялся наносить визиты: звонил в двери («Дверь может выбрать сама. Человек – нет») и отрывисто сообщал: «Так. Провода обрезаны. Дальше – как хотите».

Мы выползали на лестничные клетки (прикольно рассматривать, кто в чем ходит дома, вот Одна Соседка Напротив вышла в халате с поясом фасончика «Мы, хозяйки семидесятых», а Вторая Соседка Напротив – в длинном платье и ярких бусах – рядами), Разрезатель неспешно закрылся в собственной квартире, попросив его не беспокоить.

А в это время у меня случайно гостил Ше. Он просто незаменим в каких-то критических ситуациях. Типа, автобус врезается в троллейбус, плюс они оба – в колонну велосипедистов, на земле четыре залитых кровью тела, синеватая нога в слетевшем тапочке неловко подвернута, и виден несвежий педикюр, толпа зевак, и ее взрезает спокойный, аккуратно причесанный мужчина с чемоданчиком и говорит специальным голосом: «Пропустите, я врач».