Вероника Карпенко - Посторонние

Роман с Романом вдохнул в меня новую жизнь. Он стал первым по многим пунктам. Он первым поцеловал меня! Не так, как мы с ребятами целовались прежде, на спор, едва касаясь друг друга губами. А по-настоящему. Я и не знала, что поцелуй – это так приятно! У него была вполне ощутимая растительность на лице, которую он, как всякий взрослый мужчина, регулярно сбривал. Оттого щеки царапало колючей щетиной. И это было приятно…

Губы у него оказались мягкими, но чуть шершавыми, властными и сильными. Они буквально сразу захватили мой рот целиком, раскрывая навстречу неведомым ласкам. Пока его губы ласкали мои, наши языки совершали какой-то неземной танец, то касаясь друг друга, то отстраняясь, и поочерёдно проникая в горячие распахнутые рты. Я расплавилась и обмякла, как тряпичная кукла, и даже позволила ему нащупать грудь.

— И вовсе она не маленькая, — жарко шепнул он, сжимая в ладони встревоженный холмик, — в самый раз!

Я блаженно застонала и закрыла глаза, чувствуя, как пальцы поглаживают ставший твёрдым сосок. Внутри меня, внизу живота было так горячо! Я, точно сосуд, наполнялась приятным, томительным теплом. Однако попытка проникнуть в трусики, привела меня в чувство! Я схватила его ладонь и смущенно опустила глаза.

— Я еще девственница, — призналась я.

— С ума сойти! — хрипло выдохнул Рома.

— В смысле, ты удивлён? — уточнила я, чувствуя, как твёрдая мужская плоть рвётся наружу.

— Я счастлив, — он нежно коснулся моей щеки и отстранил, — но, если ты не готова, я не буду настаивать.

Он был нежным и неторопливым, как гурман, знающий, что впереди его ждёт самое вкусное блюдо...

Я ласкала себя перед сном, представляя, что это его руки гладят моё тело. Фантазируя, каким должно быть сильным он окажется! 

Перемены в моем настроении заметили все.

— Деточка моя похорошела! — приговаривала мама, как в детстве, расчёсывая мои волосы, — И как зовут нашего кавалера?

— Рома, — не скрывая гордости, отвечала я.

— Не было у меня дочерей, не знавал я хлопот! — причитал дядя Вадик, когда я возвращалась домой позже оговоренного срока, с распухшими от поцелуев губами и охапкой полевых цветов.

Артём помалкивал. Теперь мы с ним были на равных! И мой кавалер превосходил его по всем показателям.

Я бесился, не находя себе места! По ночам рвал зубами подушку. Я ненавидел её, эту вонючую целку. Его, этого говнюка! Он трогал её, целовал! Что ещё он делал с ней? У них уже было? Меня так и подмывало схватить её, прижать к стене и спросить прямо в лоб:

— Он тебя уже выеб*л?

Я выбрасывал за ворота ее уродские букеты, и она начала уносить их к себе в комнату. Она лежала там, через стенку, довольная, счастливая, с тупой улыбкой на лице. А я до утра не мог заснуть, вставал и смотрел на себя в зеркало, не узнавая…

«Задрот», — говорил я своему отражению. И однажды разбил его вдребезги, поранив руку.

— Что с тобой, Тёмка? — беспокоился отец.

— Нормально всё, — огрызался я, и запирался в комнате.

Вконец измотанный, выжатый, как лимон, я выложил всё Димке.

— Так отпизд*ть его надо! — без предисловий заявил друг.

— В смысле? — испугался я.

— Да ну, не сильно! — махнул рукой Димон, — Так, маленько, чтоб страх не терял. Ребят соберём, встретим как-нибудь вечерком. И у шлюшки этой мозги на место встанут, когда поймёт, что хренового защитника нашла.

— Не называй её так, — сквозь зубы рявкнул я.

— Ооооо, — протянул Димон, глядя на меня, как врач на пациента, — Как тебя вштырило! 

Я выдохнул и прикрыл глаза.

— Да не боись, Тёмыч! Всё сделаем по первому разряду, — заверил он.

Я повёлся! Ухватился за эту мысль, как за единственную возможность избавиться от него. От этого прилипалы. Пока он не добился своего. Пока не засадил ей… первым! На что я рассчитывал? О чём думал? Сейчас сложно сказать. Тогда мною целиком и полностью владели чувства, далекие о человеческих.

Нинка собиралась на очередное свидание. С тех пор, как она стала встречаться с ним, её гардероб изменился. В нём появились платья, и даже каблуки. Она стала подкрашивать ресницы и забирать назад волосы, обнажая шею. Видимо, так проще предаваться ласкам?

Краем глаза я наблюдал, как она завершает подготовку, особенно тщательную в этот раз. Неужели запланировала расстаться с девственностью?

«Ну, детка, не выйдет!», — злорадно ухмылялся я про себя.

— На тебе десять рублей, — я бросил на тумбочку пару пятаков.

— Зачем? — она уставилась на меня своими бездонными глазами.

— Купи себе чупа-чупс для завершения образа! Мечта педофила! — процедил я.

Нинка сглотнула, отбросила назад волосы, открывая манящие округлости плеч.

— Какой же ты мерзкий! — грустно сказала она. И я вдруг понял, что и в самом деле омерзителен. Даже самому себе.

Димон отзвонился затемно.

— Дело сделано! — сообщил он, точно речь шла о чём-то противозаконном. Хотя, отчасти, так оно и было…

— Он…, — я запнулся.

— Да все ОК, Тёмыч! Как и обещал, ни одного спортсмена не пострадало. Так, маленько помяли. Фингал до свадьбы заживёт.

— А что она?

— А что она? — удивился Димон, — Она верещала, плакала. Я в этой грёбаной маске ни хрена не видел. Да только зря я её натягивал. По ходу узнала она одного из пацанов. А может, показалось…

— В смысле? — я резко сел на кровати.

— Ну, — замялся Димка, — хрен разберёт! Короче, старались, как могли, братух.

Я нажал «отбой» и прикрыл ладонью глаза. Внизу хлопнула дверь, послышались возмущенные возгласы отца, встревоженный голос мачехи, и настойчивые шаги по лестнице. Они оборвались у моей двери. Как будто она застыла там, снаружи...

Я встал, ожидая стука! Но его не последовало. Взамен открылась дверь соседней комнаты, и через секунду всё стихло.

Я не спал ни минуты, размышляя о том, что возможно, совершил самую большую ошибку в своей жизни. Потом, спустя много лет, я наделаю ещё уйму ошибок, пострашнее этой. Но тогда она казалась мне фатальной!

В ту ночь я не сомкнула глаз, пытаясь понять, что произошло.

Мы просто шли, взявшись за руки, как вдруг из зарослей выскочила горстка парней, одетых в темное. Один схватил меня и держал крепко, пока остальные били Ромку. Силы были не равны! Будь он хоть трижды спортсменом, противостоять целой ораве разъярённых парней...

Но зачем? Кому это было нужно? Я предлагала им забрать всё: сумочку, золотые серьги, только бы они оставили нас в покое. Они не взяли… Они не взяли!

Наутро я позвонила Ромке. Трубку взяла его мать.

— Рома не хочет ни с кем говорить, — сообщила она.

— Теть Ир, это я, Нина! — обратилась я к женщине, которая была так приветлива со мной.

— Нина, с тобой особенно, — ровным тоном произнесла она, — не звони сюда больше.

Я слушала короткие гудки. Пока в мой воспалённый мозг не закралась одна смутная догадка. Они что-то сказали ему! Угрожали?

«Нужно узнать!», — твёрдо решила я, желая отправиться прямиком к нему домой.

Я вылетела из комнаты пулей, и на пороге едва не сбила Артёма. Он выглядел не лучше меня! Красные, точно у кролика, глаза – последствия бессонной ночи.

Минуя его, я помчалась дальше…

Но, не добежав до ступенек, обернулась.

Артём стоял в дверях, глядя мне вслед. Я облизнула губы, медленно, точно боясь спугнуть его, приблизилась почти вплотную.

— Это ты? — не сводя глаз с брата, сказала я.

Он не ответил, только кадык на шее нервно дёрнулся.

— Это ты? — повторила я, глядя ему прямо в глаза.

«Почему он молчит? Ну почему?».

Вместо ответа Артём повернулся, зашёл в свою спальню, и закрыл дверь прямо у меня перед носом…

Я не пошла к Ромке, и, когда он избегал меня в школе, не пыталась выяснить, в чём дело. А, может быть, просто боялась услышать правду? Не хотела верить! «Переживу», — решила я, — «нужно только дождаться окончания учебного года».

Артём сильно изменился. В его облике появилось что-то дикое, первобытно-опасное. Или мне так казалось? Мы почти не виделись с ним. Он уходил утром и возвращался затемно.

Но однажды, в субботу, сидя с чашкой кофе на веранде, я заметила его на турнике. Он подтягивался, так просто и легко! Касаясь подбородком железной перекладины. На плече, прежде худощавом, где теперь, вполне заметными стали результаты его трудов, красовался рисунок. Издалека было сложно разглядеть, что именно он изображал. И была ли татуировка настоящей? При каждом подъеме рисунок приходил в движение, и точно жил собственной жизнью.

Он все подтягивался, и подтягивался… А я машинально принялась считать: «семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…».

Он уехал сразу после выпускного. Так и не сказав мне ни слова.

Время мчалось быстро. Или в этом возрасте день считается за год? Мама намеревалась отправить меня по Машкиным стопам, считая профессию юриста перспективной. Мне же юриспруденция казалась до жути скучной! На самом деле я мечтала заниматься... фотографией. Однако уболтать мать на подобную авантюру не удалось. В итоге мы пришли к компромиссу — я получаю профессию бухгалтера, востребованную во все времена, а фотографию выбираю в качестве дополнительного образования.

Машка всегда была на шаг впереди! Окончив ВУЗ с отличием, сестра уже трудилась в адвокатской конторе. В первые по счету летние каникулы мне выпал счастливый билет! Отправиться на юг с Машкой и ее подругами, отвязными девчонками, которым море по колено. Пожалуй, это была самая безбашенная поездка в моей жизни! За месяц я окончила ускоренные курсы «благородных девиц»: обучилась навыкам флирта, научилась поджигать «Самбуку» и зажигать на танцполе.