Вероника Карпенко - Посторонние

Чтобы не казаться слабаком, я пришпорил, и враз обогнал ее, напоследок сделав фееричную стойку. Нинка что-то прокричала в ответ. И вдруг сзади послышался грохот! Я остановился и увидел Нинкин транспорт на боку, а её саму – лежащей в траве. Бросив свой велик, я помчался к ней:

— Что случилось?

— Да так, — она махнула рукой, поднимая с земли рюкзак, — камушек, наверное.

— Это я тебя сбил? — я присел на корточки.

— Ты не причём! — заверила Нинка, — Просто давно не каталась.

— Ударилась? — я оглядел её. На левой ноге виднелась свежая ссадина.

— И вот ещё, — она, по-детски доверчиво, подставила ладони, демонстрируя аналогичные повреждения на тыльной стороне.

— Сейчас, — я сбегал за рюкзаком и вытащил на траву миниатюрную аптечку.

— Ого! — одобрительно присвистнула Нинка, — Часто падаешь?

— Для тебя взял, — ответил я, изучая содержимое.

Я нашёл антисептик, оторвал кусок бинта и, как врач на осмотре, замер с инструментом в руках. Дело было за малым – обработать ссадины! И я, взглянув на голую коленку, решил начать с ладоней.

Её рука была тёплой и худенькой. Беспокойные пальцы постоянно шевелились. На тонком запястье друг за другом были нанизаны разноцветные резинки для волос. Ссадина на коленке была серьезнее. Осторожно, стараясь не касаться кожи, я прижал влажный бинт к ранке.

— Ай! — завопила Нинка и одернула ногу, — Щиплет!

— Прости, — сказал я, ругая себя за нелепое смущение.

На вид её кожа напоминала цвет топлёного молока. И мне безумно захотелось попробовать ее на вкус. Промакивая ранку, я дул так энергично, что потемнело в глазах. Хотя, это было к лучшему! Ибо мой взгляд постоянно стремился выше, туда, где бедра девушки, чуть прикрытые джинсовой тканью, тёрлись друг о друга…

Нинка приподнялась, и внимательно изучила колено.

— Жить буду, — подытожила она, и вдруг коснулась моей щеки.

Меня точно током ударило!

— Ниточка, — показала она зажатую пальцами марлевую нить.

Её лицо было так близко, что я слышал дыхание, теплое, с привкусом мятной жвачки. И удерживал себя от желания схватить его в ладони и прижаться губами. Я был уверен, что они окажутся сладкими…

Ребята были на месте. Динка загорала, а Димон наматывал круги от края до края узкой речушки. Вода еще не прогрелась, и я присоединилась к подруге, подставив солнышку спину. Телефон ожил, и на экране высветилось сообщение от Лёшки.

«Чем занимаешься?»

«Загораю! А ты?», — ответила я.

«Думаю о тебе».

Пока я набивала ответ, вдогонку пришло еще одно:

«Если в конце лета получится вырваться в Питер, поедешь со мной?»

«Ты серьезно?»

«Абсолютно!», — ответил Лёшка и я, в радостном нетерпении отправила ему целую плеяду восторженных смайликов.

— Эт ж, где ты так? — Динка указала на моё колено, — Опять следы боевых сражений? — кивнула она в сторону речки, где плавали парни.

— Ты что! — удивилась я, — Это в прошлом!

— Да уж, — подруга закатила глаза, — есть что вспомнить!

— А знаешь, — доверительно сообщила я, — Он так изменился. Артём. Серьезный стал. Заботливый. Прям, настоящий старший брат!

— Моя не колется, — с досадой хмыкнул Димон, — какой-то там, видишь ли секрет!

Мы плавали уже битых полчаса, и я порядком замёрз. Чего нельзя было сказать о приятеле. Тот, похоже, не чувствовал холода! И я, не желая казаться неженкой, был вынужден не отставать.

— Да ладно, — расстроился я, понимая, что подразумевает «секрет».

— Не парься, — заверил Димон, — расколется моя партизанка, я тебе отвечаю!

Димка накупался, и я, пытаясь скрыть переохлаждение, вытянулся прямо на прогретом песке. Нинка вновь вела переписку. Палец неустанно набирал текст, на лице застыло выражение загадочного предвкушения. «Секрет», — вспомнил я слова Димона.

Её скромный купальник в белый горох на фоне откровенного Динкиного бикини не проигрывал. Наоборот! Лиф интригующе приоткрывал верхнюю  часть груди. И я пытался представить её целиком…

Низ купальника больше напоминал шортики. Эластичная ткань облегала тело, повторяя малейшие изгибы. И сзади, деликатно прикрытые, чуть виднелись упругие половинки. На живот ей мешала лечь ушибленная коленка. А потому, лежа на боку, она, сама того не понимая, демонстрировала своё тело во всей первобытной красоте. И я, притворно щурясь, одним глазом поглядывал на нее. Чувствуя, как внутри всё сильнее сжимается пружина...

Я постучала в его комнату перед сном. Причиной тому был ноут, который грозился вот-вот испустить дух.

— Тём, у тебя есть какой-нибудь жесткий диск, или флешка гигов на десять? — спросила я с порога.

Артём перевел взгляд на компьютер в моих руках.

— А что случилось?

— Я не знаю, он выключается и потом какие-то буковки рисует.

— Угу, — он осторожно взял «пациента» из моих рук, осмотрел его со всех сторон, — экран черный, или синий?

Я задумалась:

— Вроде черный.

— Угу, — повторил Артём, — могу посмотреть, если хочешь.

— Ты разбираешься?

— Ну, типа того.

Я прикинула, вспоминая, нет ли на диске чего-нибудь личного, и согласно кивнула.

— Фотки интересные есть? — спросил он, прежде чем я спряталась обратно в спальню.

— И не жди! Никакой обнажёнки!

Артём разочарованно вздохнул и прикрыл дверь.

Не то, чтобы я был большим специалистом. И пока еще частенько обламывался, общаясь с искусственным интеллектом. Но этот компьютер я был обязан вылечить любой ценной! А потому добрую половину ночи провёл, глядя в монитор. В итоге миссия была выполнена! И я, чувствуя себя героем, с компьютером под мышкой нарисовался на пороге Нинкиной спальни прямо с утра.

Спросонья она выглядела невероятно трогательно. И в этот момент напомнила ту самую девчонку, что в детстве вызывала у меня отвращение.

Могу только представить, какое отвращение у нее вызывал я!

— Как новенький! — объявил я, вручая ей излеченный ноут.

— Ух, ты! — она сонно улыбнулась и положила компьютер на тумбочку.

Я сделал неловкий шаг внутрь, впервые переступая порог её спальни.

— Я там еще музыки кое-какой набросал, посмотришь.

— Класс! Спасибо, Тём! — не обращая на меня внимания, Нинка принялась застилать постель.

— И фильмец один классный, — продолжил я, глядя на спину девушки.

— Фотки ковырял? — она выпрямилась, собирая волосы на затылке.

Одна прядь осталась висеть, похожая на змею, которая норовит обвиться вокруг шеи...

— Ну, — я замялся, — так, полистал. Кстати, красивые. Это твои?

Я изучил содержимое её компьютера вдоль и поперёк, в поисках «секрета». Однако наткнулся на целую коллекцию фотографий. Самой Нинки на них не было. Одни изображали природу, но не привычную взгляду. Снимки будто высвечивали огрехи, несовершенства, преподнося их с другой стороны. Другие запечатлели архитектуру, во всей ее убогой серости. Но на фотографиях даже неодушевленные объекты словно оживали, рассказывая каждый свою историю.

— У тебя талант, — проронил я.

На что Нинка только криво усмехнулась.

Дни пролетали быстро. Я возилась с мамой в саду, Артём пропадал в гараже с отцом. Мы, вместе с ребятами, отдыхали на речке. И вечерами я разглядывала в зеркале белые отпечатки купальника на теле.

Артём постоянно находился в поле зрения, умудряясь оказываться рядом в нужный момент. Когда, к примеру, банка с вареньем не желала открываться, или с верхней полки кладовки требовалось достать печенье. Я настолько привыкла к его незримому присутствию, что оглядывалась, не обнаружив рядом.

Его опека порой становилась навязчивой, и раздражала! В такие моменты я размышляла о причинах подобных перемен. Неужели в нём взыграли братские чувства? Или он ощущал себя виноватым? А, может, просто повзрослел? Так, или иначе, этот новый Артём нравился мне куда больше.

Поглядывая за ним краем глаза, женской стороной своей натуры я отмечала выдающиеся природные данные. Вероятно, братец имел успех у девушек. И, любуясь влажным от капелек загорелым торсом, я прикидывала, что было бы, встреться мы сейчас. Как сложились бы наши отношения? И могли бы они перерасти в нечто иное?

Правда, размышления эти длились недолго. Тем летом моё сознание было целиком и полностью занято другим человеком.

Как и в детстве, я не спал по ночам. Но чувствовал себя бодрым! Тогда, как раньше, ночами напролёт я изобретал планы мести, прикидывая, как напасть исподтишка, уколоть побольнее. То теперь, наоборот, выдумывал, чем удивить её. Как добрый волшебник, я хотел творить чудеса! Мне хотелось достать неба, снять оттуда самую яркую звезду, и положить к её ногам...

Еще ни одна девушка прежде не вызывала во мне подобных эмоций. Все, как правило, ограничивалось животными инстинктами, удовлетворив которые, сходило на нет. Теперь же… Я был готов разбиться в лепёшку ради одной улыбки. Ведь, когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки, любоваться на которые я мог бы всю жизнь.

Я не думал о том, что рано или поздно придёт пора расставаться. Мне казалось, что это лето будет длиться вечно! В то же время я безумно боялся быть разоблачённым. Казалось, узнай она об истинных мотивах моего поведения, поднимет на смех. Расскажет родителям, а те выгонят пинками под зад, обвинив в извращённых наклонностях. Потому, я просто наслаждался этим временем.