Нина Грецких - Посторонние. Книга 5

Не знаю даже, что лучше… Любить – это чертовски больно! Особенно, когда объект твой любви принадлежит другому. Но, несмотря ни на что… Мне очень хочется верить, что ты любима. По-настоящему, без всяких «или». Пускай он бережет тебя. Я ему доверяю! Как сказал бы Денис, он – хороший чел.

А я… Знаешь, я попробую! Возможно, к моему берегу тоже прибьется какая-нибудь «живность». И меня кто-то полюбит. Только вот, не уверен, что взаимно. Как выяснилось, я – однолюб. Не знаешь, это излечимо?

Целиком твой, Артём».

Я кладу письмо в конверт, запечатываю. Долго смотрю на него. А после – убираю в коробку, где, кроме этого, хранится еще с десяток писем.

Я пишу их просто так, чтобы не сойти с ума в своем добровольном заточении. Я пишу о том, что чувствую! О том, что происходит в моей жизни. Когда-то раньше мы могли болтать часами. А сейчас… Я начинаю забывать, как звучит её голос.

Когда писем станет слишком много, я их сожгу! Говорят, что огонь исцеляет. Сомневаюсь! Но попробовать стоит.

Наверное, жизнь, с её постоянными сюрпризами, приучила меня адекватно воспринимать перемены. Тем более, если эти перемены – в лучшую сторону! А потому, когда Юрка восторженно сообщил, что мы перезжаем, я не удивилась. Подсознательно я ждала такого поворота. Наивно было полагать, что мой муж вдруг решит изменить своим привычкам. Работа для него была важнее всего. Пожалуй, даже важнее меня!

– Ну а что я буду делать в твоей Австралии? – вопрошала я.

– То же самое, что ты делаешь здесь! – отвечал Юрка.

Глаза его сияли, как у ребенка утром первого января. Переезд сулил работу в иностранной компании, солидные гонорары и карьерный рост. Я же ощущала себя Дюймовочкой, которой предстоит навсегда проститься с солнцем. Первое время я увлеченно шерстила интернет, пытаясь узнать всю подноготную незнакомой страны. Точно желая найти компромат, способный пошатнуть его решимость…

– А что тебя здесь держит? – произносит мама.

Мы сидим на кухне. Она жарит грибы, а я задумчиво ковыряю скатерть.

– Ты! – отвечаю торжественно.

– Ой, – она машет рукой, – Чего меня караулить? Я уже взрослая!

Я смеюсь. И правда, учитывая, что их с дядей Вадиком союз бьет все рекорды, присутствие рядом великовозрастной дочери скорее – помеха.

– Работа, – неуверенно продолжаю я.

– Не помню, чтобы ты особенно ею дорожила! – опровергает мама очередной аргумент.

– Ну, а выставки?

– Думаю, этого добра и там навалом! – говорит она.

Чаша весов неумолимо пустеет. А я все ищу причины, обходя стороной одну из них… Самую спорную.

– Всё будет хорошо с ним! – опережая меня, произносит мама.

При упоминании об Артёме, в груди неприятно дёргает, щемит не долеченная, позабытая до времени, рана.

«Так далеко», – думаю я, представляя себе, что, вероятно, подолгу не смогу его видеть. Но мы и так не видимся! Хотя и живем в относительной близости друг от друга.

И теперь, когда решение принято, мне гораздо легче сказать ему «прощай».

Она не берет трубку. Вероятно, занята! Её жизнь, и без того насыщенная событиями, теперь, накануне отъезда, и вовсе завертелась волчком.

«Она уезжает», – думал я, с удивлением понимая, что не чувствую горечи. Наоборот! Я был даже рад такому стечению обстоятельств. Как будто сама Вселенная разводила мосты, оставляя нас на разных берегах. Далеко! Вплавь не добраться. Но можно, видя друг друга, махать рукой…

Я буду ей писать. Нормальные, адекватные письма. Буду звонить, если захочет. Или, возможно, когда-нибудь даже приеду? Если она позовет меня в гости.

«Нин, привет, это Артём! Не могу до тебя дозвониться. Хотелось бы встретиться, поболтать напоследок. Может быть, выкроишь в своем графике место для меня?», – наговариваю я в телефон, надеясь, что автоответчик передаст мое сообщение в целости и сохранности.

«Конечно, давай! Завтра удобно?», – отвечает она уже к вечеру.

«Завтра», – думаю я, и, перевернув вверх дном свой шкаф, отыскиваю золотой кулон в форме сердца. Мой подарок! На сей раз действительно прощальный…

Старый городской парк, укрытый тенью раскидистых кленов, хранит приятную прохладу даже в разгар летней жары. Воздух здесь, не в пример городским улицам, тяжелый и влажный, как после дождя.

Маленькое кафе, бывшее когда-то местом нашей встречи, все еще работает. И даже столик, самый дальний, у подножия большой березы, пустует. Как будто, все это время он ждал нашего возвращения!

– Ну что, пломбир и кофе? – спрашивает Артём.

Я киваю. Раньше я предпочитала умять мороженое, запить горячим кофе. Будучи уверенной, что такая очередность убережет меня от простуды. Пока Артём не раскрыл секрет! Оказалось, вкуснее всего они «звучат» в дуэте. Только вместе каждое из этих лакомств раскрывает свою прелесть. Холодный шарик мороженого потихоньку плавится в жарких «объятиях» горячего кофе, а на языке остается привкус глясе.

– Вкусно? – улыбается он.

– Здорово! – киваю я, – Давно мы так не сидели.

– А помнишь, как я разлил кофе на твою любимую белую юбку? – усмехается Тёма.

Он выглядит так, словно у него вынули батарейку. Похудел, на лице обозначились морщинки…

«Неужели это развод так подкосил его?», – думаю я.

– Как ты? – спрашиваю, не скрывая тревоги.

– Да так, приболел немного.

Он ковыряет ложкой шарик мороженого, наблюдая, как тот стремительно тает.

– Тебе нельзя! – я, опомнившись, отбираю у него креманку.

– Эй! – недовольный, Артём вскидывает брови. И я не могу сдержать улыбку, наблюдая, как его серьезное лицо вновь обретает детскость.

– Пей кофе! – бросаю я, выкладывая сливочную кашицу себе в тарелку.

– А ты не лопнешь, деточка? – произносит он с издевкой.

И мне вдруг кажется, что время повернуло вспять! И я сама превратилась в девочку-подростка, озабоченную лишним весом. Вот сейчас он предложит пуститься наперегонки в сторону озера. А там, за оврагом, на городском пляже, нас поджидают друзья. Загорелые, вдохновленные летом…

– Нин, – произносит Тёма, – ты счастлива?

Такой простой вопрос вдруг ставит меня в тупик. Возникает глупое желание порассуждать на тему «что есть счастье». Но сейчас не время философствовать!

– Наверное, – я пожимаю плечами.

– Ты будешь мне писать? – спрашивает он с серьезным видом.

Я киваю, ощущая, как с каждым словом дышать становится все труднее.

– А пришлешь фотографию с кенгуру? – говорит Артём.

– Обязательно! – деловито отвечаю я, и мы, переглянувшись, дружно хохочем.

– Я рад за тебя, правда! – отсмеявшись, говорит он. – Юрка – хороший парень!

Впервые за все время он говорит о нем, о нас с ним. Говорит так просто! И, кажется, искренне…

– А ты? – спрашиваю я, – Кто приглядит за тобой?

Эта короткая пауза, пока он размышляет над ответом, длится целую вечность. С одной стороны мне хочется знать, что он не одинок. Так проще! Но, с другой…

– Я уже под присмотром! – Артём подмигивает, оставляя меня гадать, что означает эта фраза.

– Ну, хорошо, тогда я спокойна, – улыбаюсь я.

– Но для тебя в моем сердце всегда найдется место, – с выражением, нараспев произносит Тёма.

Уж что-что, а чувство юмора ему не изменяет!

– Кажется, я слышала это в каком-то голливудском фильме? – я притворно хмурюсь, пытаясь вспомнить.

В этот миг я отчетливо понимаю, что мы прощаемся не только друг с другом. Мы провожаем наше общее прошлое! С его бесконечными ссорами, разлуками, непрерывным ожиданием и слезами, с неисчислимыми закатами, поцелуями и мечтами. Всё это никогда не вернётся! Всё это я увезу с собой… И буду беречь!

– Мир? – произносит Тёма.

– Мир, – отвечаю я, ожидая, когда он, как бывало раньше, протянет свой «примирительный мизинец». Но вместо этого Артём кивает, бросает взгляд на часы.

«Пора?», – рассеянно думаю я. – «Еще столько нужно успеть».

Время в старом парке остановилось. И, кажется, вернись мы сюда спустя еще много лет, всю будет как прежде.

Я смотрю на Нинку. Она с упоением поглощает мороженое. Ласковый ветер шевелит рыжеватые пряди. Вздернутый нос усыпан веснушками. Она изящно держит ложку, стараясь не запачкать модный вельветовый жакет. Моя маленькая женщина… Она всегда будет самой красивой!

– Вкусно? – спрашиваю я.

– Ммм! – она блаженно закрывает глаза, – Давно мы вот так не сидели!

– А помнишь, как я разлил кофе на твою любимую белую юбку?

Она улыбается в ответ, кажется, помнит:

– Я тогда в отместку испачкала твою рубашку мороженым.

Нинка смеется, прикусывает нижнюю губу. Я отвожу глаза. Думаю, как нелепо выгляжу в своем старом свитере. Предыдущая ночь была бессонной. А возраст уже не прощает такую халатность!

– Как ты? – спрашивает она с тревогой в голосе.

Кажется, я выгляжу еще хуже, чем думал…

– Да так, приболел, – говорю я, старательно разминая ложкой шарик мороженого.

Теперь, когда её отъезд обрел конкретную дату и время, из разряда «мифов» перешел в категорию «планов»… Теперь мне, как никогда прежде, хочется схватить её за плечи, заставить, глядя мне в глаза, признаться. Неужели, и, правда? Неужели она действительно его любит? Если готова вот так… На самый край света!

– Тебе нельзя мороженое! – вскрикивает Нинка и забирает тарелку прямо у меня из-под носа.

– Эй! – я возмущенно протестую. Но не могу сдержать улыбку, глядя, как эта сладкоежка опустошает мою креманку.

– Пей кофе! – бросает она.

– А ты не лопнешь, деточка? – шутливо отвечаю я.

Она улыбается, зачерпывает ложкой белоснежную массу и отправляет в рот. На верхней губе остается немного пломбира. И мне так хочется протянуть руку, коснуться пальцем…