Нина Грецких - Посторонние. Книга 1

Однажды, столкнувшись с ней в дверях ванной комнаты, я заметил краем глаза синяк на шее – дело моих рук.

А ведь, и вправду, хотел придушить! В меня точно бес вселился! Мне померещилось, что это не куст… Что это не просто куст! Глупо признаться даже самому себе, что я всегда верил, будто в этом кустарнике, который мать любила больше других, нашла приют её душа. А она, Нинка, его секатором…

Как-то раз, перед сном, я решил заскочить в туалет. Дверь была не заперта. Я открыл её и замер на месте…

Лампы не горели, на полочке стояли две свечи. Тёплый мягкий свет погружал комнату в полумрак, добавляя ей таинственности. Мне показалось, что я попал в зазеркалье. В воздухе витал аромат каких-то ягод, цветов…

А в ванной, в облаке белой пены, лежала Нинка. Глаза закрыты, в ушах – наушники. Она не видела и не слышала меня. А я стоял и не мог пошевелиться!

По тонкой шее вниз скользила капелька воды, волосы мягкими локонами обрамляли лицо, где-то чуть влажные от пара. Руки, тонкие и почти такие же белые, как сама ванна, лежали вдоль бортиков. Пена прикрывала нижнюю часть тела, но оставляла открытой грудь. Маленькие бугорки, погружённые в воду на две трети, маняще выглядывали наружу, бесстыдно выставляя напоказ твердые розовые соски.

А там, ниже, под водой, в тёплой неге жемчужной пены, нежился ее плоский живот, бедра, и колени, что поочерёдно появлялись и снова исчезали…

Зачарованный этим зрелищем, я ощутил прилив крови и немедленную потребность освободиться. Хотелось подойти, рывком выдернуть её тонкое хрустальное тело из воды! А после скользкую, еще горячую после ванной, такую ароматную, любить… любить… любить, до потери сознания.

Я также тихо вышел, притворив за собой двери.

С того дня, ублажая себя, я представлял не каких-то местных красоток, не кинодив. Каждый раз меня заставлял кончить только один образ. Её, Нинкин!

Не сказать, чтобы я стала бояться. Меня одолевали разные чувства. Если еще накануне я была готова заключить мировую, то теперь, ни о каком мире речи быть не могло. Но и мстить не хотелось! Хотелось просто дистанцироваться, отгородиться от него хотя бы дверью спальни.

«Всего лишь год», – думала я, когда становилось совсем плохо.

Машка приезжала всё реже. Мама отныне переметнулась на сторону врага. А Динка… Я стала замечать в её поведении странные перемены. Она как будто обозлилась на меня за что-то. И на все попытки выяснить причину, уклончиво сворачивала тему. Её отец попал под сокращение, и теперь был вынужден колесить по городу до самой ночи, подбирая кого попало. Когда я совершенно искренне предложила поинтересоваться у дяди Вадика насчёт вакансий в его компании, Динка злобно бросила:

– Обойдёмся!

Зато, у меня оставалось много времени на учёбу. Потому из разряда троечниц я вдруг перекочевала в категорию отличниц. Кажется, внешнему виду моё одиночество также пошло на пользу. О том свидетельствовало внимание парней. Особенно, одного из них, старшеклассника Ромки…

авидный во всех отношениях претендент, спортсмен и душа компании, отчего-то изменил своим вкусам, и обратил внимание на девчонку не своего круга. И я всерьёз подумывала над тем, чтобы ответить ему взаимностью!

В очередной раз «красные дни календаря» выбили меня из колеи, и я отпросилась домой. Отлежаться пару дней стало для меня нормой. Девчонки поговаривали, что секс способен прекратить боли. Те, кто уже жил половой жизнью, уверяли, что помочь смогут только роды. Однако на склоне лет понимаешь, что избавить тебя от ежемесячных мучений способно только одно! А именно, климакс. В то время я не думала о таких вещах, и наивно верила всему, что пишут в журналах.

…В доме было тихо. Я, стянув перепачканные джинсы, спустилась в подвал, в намерении устроить большую стирку. Свет внизу горел, и я решила, что кто-то из домашних забыл погасить его. Однако стоило спуститься на пару ступенек ниже, как меня охватил ужас. В подвале кто-то был! Совершенно точно! Из угла, где стояла машинка, доносились звуки, совсем не искусственного происхождения.

Первой мыслью было бежать наверх и звонить в полицию. Затем, мне вдруг подумалось, что через вентиляцию внутрь мог забраться какой-нибудь зверёк. Так бывало летом! И даже соседи рассказывали, что у них в трубе однажды застряла кошка. Я выдохнула и поспешила на помощь несчастному животному.

Вопреки ожиданиям, в углу, прислонившись спиной к стене, стоял Артём. Чуть расставив ноги, он… Я даже не сразу сообразила, что вижу перед собой! Мой братец, со спущенными до колен штанами, занимался… онанизмом. Он дрочил! Прямо у меня на глазах. Вернее, он не знал о том, что делает это у меня на глазах. Так как, был настолько увлечён процессом, что моё появление осталось незамеченным.

Я подоспела к финалу действа. И, вместо того, чтобы поднять его на смех, и обломать кайф, продолжала смотреть, как зажатый ладонью член извергает сперму. Артём скорчился, как от боли, согнулся пополам, и я, обретая дар речи, неосознанно ойкнула.

Он выпрямился! И долю секунды мы так и стояли друг напротив друга: он, всё еще держа в руке свой член, а я – зажимая ладонью рот. Затем он резко отвернулся, и одним движением натянул джинсы. Я, как ни в чём не бывало, принялась засовывать бельё в машинку.

Артём пребывал в замешательстве. Он двинулся было к выходу, но вернулся.

– Это…, – начал он, – я думал, никого нет!

Я равнодушно пожала плечами:

– Так я ничего и не спрашивала.

Он сделал глубокий вдох и взъерошил волосы:

– Я… это… ты что тут делаешь?

– Стираю, – удивилась я, отмеряя порошок, – а ты?

Даже в тусклом освещении было заметно, что краска залила его лицо. Он снова бросился к выходу, но обернулся.

– Это случайность! – выкрикнул он, точно обвиняемый в зале суда.

– А я ничего и не спрашивала, – спокойно повторила я, выставляя нужный режим.

– Вообще-то этим занимаются все! – нашёлся он.

– Конечно, – я понимающе кивнула и нажала «пуск».

Машинка зажужжала, и я поспешила покинуть «место преступления».

– Задрот! – сказала я, и побежала вверх.

Снизу послышалось ругательство. Кажется, что-то матерное…

Я чувствовал себя каким-то гадким извращенцем. Чёрт, она же моя сестра! Но ведь, не родная…

Теперь, глядя на неё, я не мог думать ни о чём другом. И удивлялся, отчего раньше не замечал, насколько тёмные у неё глаза. Такие тёмные, что почти не различить зрачков!

И волосы… Они как будто стали гуще, и теперь ложились на плечи мягкими волнами.

А кожа… Настолько тонкая, и венки струились вниз по шее к ключицам, пересекали запястья, обрываясь на сгибе локтя…

Я дошёл до полного идиотизма – я начал писать стихи! Бестолковые, нескладные, полные глупых длинных слов. В общем, хрень творилась со мной тем летом!

Я даже сексом занимался как-то механически. И на месте любой из девчонок представлял её. Представлял, как обхватываю ладонью шею, притягиваю к себе. Как касаюсь теплой кожи, вдыхаю запах волос.

Невероятно, в какую манную кашу превращает человека вожделение. Я хотел её! Так сильно, быть может, понимая, что это невозможно. Она была моим запретным плодом. В мыслях я изнасиловал её тысячу раз, в самых грязных позах. А в реальной жизни не смел даже прикоснуться. Дышать не смел, когда она была рядом!

Роман с Романом вдохнул в меня новую жизнь. Он стал первым по многим пунктам. Он первым поцеловал меня! Не так, как мы с ребятами целовались прежде, на спор, едва касаясь друг друга губами. А по-настоящему. Я и не знала, что поцелуй – это так приятно! У него была вполне ощутимая растительность на лице, которую он, как всякий взрослый мужчина, регулярно сбривал. Оттого щеки царапало колючей щетиной. И это было приятно…

Губы у него оказались мягкими, но чуть шершавыми, властными и сильными. Они буквально сразу захватили мой рот целиком, раскрывая навстречу неведомым ласкам. Пока его губы ласкали мои, наши языки совершали какой-то неземной танец, то касаясь друг друга, то отстраняясь, и поочерёдно проникая в горячие распахнутые рты. Я расплавилась и обмякла, как тряпичная кукла, и даже позволила ему нащупать грудь.

– И вовсе она не маленькая, – жарко шепнул он, сжимая в ладони встревоженный холмик, – в самый раз!

Я блаженно застонала и закрыла глаза, чувствуя, как пальцы поглаживают ставший твёрдым сосок. Внутри меня, внизу живота было так горячо! Я, точно сосуд, наполнялась приятным, томительным теплом. Однако попытка проникнуть в трусики, привела меня в чувство! Я схватила его ладонь и смущенно опустила глаза.

– Я еще девственница, – призналась я.

– С ума сойти! – хрипло выдохнул Рома.

– В смысле, ты удивлён? – уточнила я, чувствуя, как твёрдая мужская плоть рвётся наружу.

– Я счастлив, – он нежно коснулся моей щеки и отстранил, – но, если ты не готова, я не буду настаивать.

Он был нежным и неторопливым, как гурман, знающий, что впереди его ждёт самое вкусное блюдо…

Я ласкала себя перед сном, представляя, что это его руки гладят моё тело. Фантазируя, каким должно быть сильным он окажется!

Перемены в моем настроении заметили все.

– Деточка моя похорошела! – приговаривала мама, как в детстве, расчёсывая мои волосы, – И как зовут нашего кавалера?

– Рома, – не скрывая гордости, отвечала я.

– Не было у меня дочерей, не знавал я хлопот! – причитал дядя Вадик, когда я возвращалась домой позже оговоренного срока, с распухшими от поцелуев губами и охапкой полевых цветов.

Артём помалкивал. Теперь мы с ним были на равных! И мой кавалер превосходил его по всем показателям.

Я бесился, не находя себе места! По ночам рвал зубами подушку. Я ненавидел её, эту вонючую целку. Его, этого говнюка! Он трогал её, целовал! Что ещё он делал с ней? У них уже было? Меня так и подмывало схватить её, прижать к стене и спросить прямо в лоб: