— Не слишком удачный портрет, не так ли? — сухо поинтересовался граф. — К сожалению, это ее единственное изображение. Она сбежала с парнем, который написал его. Как оказалось, моряк из него получился еще более бездарный, чем живописец. Ну, как, ты все еще сомневаешься?

Эмбер покачала головой.

— Нет, — тихо сказала она.

— Думаю, остальные тоже не будут. При условии, конечно, что ты не будешь ходить в лохмотьях. Надо сегодня же пригласить портниху, — добавил он. — Скоро приедут твоя сестра, чтобы познакомиться с тобой, и твой сводный брат. Ты должна выглядеть надлежащим образом. А теперь можно закончить завтрак.

Эмбер медлила.

— Месье? — нерешительно спросила она. — Этот художник… как он выглядел? Я хочу сказать… — Она замолчала, не зная, как выразить свою мысль.

Граф выгнул бровь.

— Я знал, что англичане прямолинейны. Вижу, нам придется обучать тебя не только языку, но и такту. Успокойся, он не был твоим отцом. Ты моя дочь, и ничья больше. Твоя мать была кокетка, как и все женщины, но мне она не изменяла. По крайней мере, до рождения сына, как принято в нашем кругу. В общем, — добавил он, скривив губы, — она была мне верна, пока не встретила этого живописца, что произошло уже после твоего рождения. Она родила мне трех дочерей, однако лишь одна из них пережила младенческий возраст. Понятно, что она не стремилась повторить этот опыт. Портрет был авансом, я обещал ей другой, лучше, когда она родит мне сына. Вместо этого она решила родить сына своему любовнику. Если, конечно, ребенок, которого она ждала, был мужского пола. Этого мы уже никогда не узнаем. Но, судя по записке, которую она оставила, именно ребенок послужил причиной ее бегства. Как мило с ее стороны признаться в этом, не правда ли? По крайней мере, моя вторая жена подарила мне наследника, прежде чем оставила меня, и проделала это весьма достойно, скончавшись во время родов. Ну а теперь мы можем закончить завтрак?

Эмбер последовала за ним в столовую, к прерванной трапезе, но аппетит пропал. В последующие дни он так и не вернулся. Она была слишком взволнована, чтобы есть. Ей пришлось стоять часами, примеряя платья, накидки, туфли и белье. Граф выписал парикмахера из Парижа, чтобы сделать ей прическу. Она подверглась осмотру со стороны еще каких-то людей, о профессиях которых могла только догадываться. Никто из них не говорил по-английски, во всяком случае, не пытался объясниться с ней. Никогда в жизни Эмбер не была такой тихой и молчаливой.

Ей сделали очаровательную прическу, гладкую спереди, с каскадом локонов сзади. Ее новые платья были прелестны: простые, но элегантные. Эмбер полагала, что выглядит модно, но она никогда не была тщеславной. Все это требовало времени, но граф сказал, что она не встретится с остальными членами семьи, пока не будет готова. Так что ей ничего не оставалось, как терпеть, томясь от скуки.

Не зная французского, она была лишена возможности с кем-либо общаться. Граф нанял ей учителя, но и тогда ситуация практически не изменилась. Целыми днями Эмбер не видела никого, кроме слуг, сновавших по огромному графскому дому, но большинство из них держались высокомерно. Этому способствовал тот факт, что она не понимала, о чем они говорят. Эмбер не раз видела, как они обмениваются выразительными взглядами, переговариваясь между собой в ее присутствии, чего никогда бы не позволили себе при графе. Впрочем, гораздо больше, чем дерзость прислуги, ее мучило одиночество.

Она скучала по Грейс и мистеру Тремеллину и беспокоилась о своей собаке. Несс была слишком стара для путешествия, и Эмбер тосковала по ней ничуть не меньше, чем о родной деревне и ее обитателях. Ей не хватало даже ее обычных обязанностей, поскольку теперь она ничего не делала, только примеряла одежду и ждала, когда граф позовет ее. Особенно долгими казались вечера. Порой граф обедал с ней, но был не слишком разговорчив. После обеда он исчезал. Эмбер подозревала, что у него есть любовница, поскольку он уезжал после обеда, а возвращался не раньше полудня следующего дня. Она проводила вечера за чтением, писала письма домой или расхаживала по комнате. Иногда, не зная, чем себя занять, она рано ложилась в постель, но это было еще хуже.

Самыми ужасными были ночи, когда ветер с пролива приносил дождь. Ее постель была просторной и удобной, но Эмбер не могла заснуть, не в состоянии избавиться от мыслей о другой кровати и другой дождливой ночи.

Теперь Эймиас Сент-Айвз казался персонажем сна, пригрезившегося ей однажды ночью у камина. Ей хотелось увидеть этот сон снова. Она помнила его голос, смех и печаль. Его выразительное лицо, его захватывающие дух поцелуи, его восхитительное тело и его бедную искалеченную руку.

Он отказался от нее, потому что у нее не было ни семьи, ни имени. Теперь у нее есть и то и другое и вдобавок ко всему богатство. Какая ирония! Она может бросить ему это в лицо, если они когда-нибудь встретятся. Ей неслыханно повезло. Не каждой женщине предоставляется такая великолепная возможность отомстить. Однако мысль о мести не приносила Эмбер радости. Зарывшись лицом в подушку, она ждала, когда придет сон, и пыталась понять, как можно быть такой удачливой и вместе с тем такой несчастной.

Эмбер сидела в парадной гостиной, пытаясь скрыть волнение. Когда гостей, наконец, проводили в комнату, она поднялась с кресла, чувствуя неожиданную слабость в ногах.

— Вот она, — сказал граф, обращаясь к своим спутникам. — Дети, позвольте представить вам вашу давно пропавшую сестру, Женевьеву.

Эмбер склонила голову. Она сомневалась, что найдет силы, чтобы выпрямиться после реверанса, да и выражение лиц вновь прибывших заставило ее напрячься.

— Твоя сестра, Клотильда, — сказал граф, представив ей нарядно одетую темноволосую женщину, очень похожую на него. — А это ее муж, Морис, герцог Амбуа. Его титул столь же древний и знатный, как наш. Но его состояние и поместье, увы, были разграблены во время революции.

Худощавый бледный джентльмен, о котором он говорил, поднес к глазу монокль и уставился на Эмбер.

— А это твой сводный брат, Жорж. — В голосе графа прозвучали горделивые нотки, как тогда, когда он показывал Эмбер свое поместье.

Жорж оказался смуглым юношей, который выглядел в точности как граф, включая такие же холодные голубые глаза. Эмбер отметила, что он унаследовал от отца способность полностью скрывать свои эмоции. А возможно, его ничуть не взволновал тот факт, что он неожиданно обрел сестру.

Клотильда, пристально изучавшая Эмбер, сказала что-то по-французски.

— Будь добра, говори, по-английски, — одернул ее отец. — Этого требует элементарная вежливость.

— Я сказала, — раздраженно произнесла Клотильда на безупречном английском, — что они похожи. Но говорят, у всех людей имеются двойники. Так что это еще не доказательство.

Эмбер ошеломленно молчала. Клотильда старше, чем она, и должна помнить их мать. Независимо от того, верит она или нет, что Эмбер ее сестра, разве не должна она испытывать какие-то чувства, помимо раздражения, при виде женщины, похожей на мать, которую она потеряла?

— Учитывая, что я никогда не видел их мать, — заметил Жорж, — мне трудно судить. Портрет, конечно, посредственный, но сходство есть. И что ты собираешься делать? — обратился он к отцу.

— То же самое, что сделал бы, если бы она никогда не покидала нас, — отозвался граф ровным тоном. — Я вызвал вас сюда, чтобы убедиться, что вы не возражаете.

Жорж пожал плечами:

— Мне все равно.

— А тебе? — обратился граф к Клотильде.

— Что изменится, если я против? — с горечью осведомилась та. — Можно не сомневаться, что она никогда не мечтала о таком подарке, не говоря уже о том, что она его не заслуживает.

— Ну-ну, успокойся, — примирительно сказал граф. — Ведь это не Женевьева сбежала от нас.

Эмбер нахмурилась. Она еще не привыкла к своему новому имени и сомневалась, что когда-нибудь привыкнет.

Клотильда пожала плечами.

— А что вы думаете по этому поводу, месье герцог? — обратился граф к мужу Клотильды. — У вас есть возражения?

— Меня это не касается, — отозвался тот легким тоном и взмахнул рукой, словно отмахиваясь от предмета обсуждения. — Так что не важно, что я думаю.

— Это важно, поскольку ваше имя и титул гарантируют, что ваш голос будет услышан, — терпеливо пояснил граф. Могу я рассчитывать, что вы не воспользуетесь ни тем, ни другим против нее?

— Как пожелаете, — уронил герцог.

— Разумеется, он сделает так, как ты хочешь, папа, — вмешалась Клотильда, бросив на мужа испепеляющий взгляд. — У него есть имя и титул. Но у тебя есть деньги, и, поверь, он никогда об этом не забывает.

— Отлично, — сказал граф, словно оскорбительные намеки, произнесенные в адрес его зятя, были обычным делом. — Значит, решено. А теперь, как насчет того, чтобы приступить к обеду?

Все направились в столовую. Еда была отличной, как всегда. Но к удивлению и огорчению Эмбер, разговор протекал в том же духе. И не включал ее. Если это было воссоединение семьи, то самое странное из всех, что ей приходилось видеть. Брат и сестра говорили по-английски, но только для того, чтобы подначивать друг друга на протяжении всей трапезы, герцог сосредоточил все свое внимание на еде и выпивке, а граф, казалось, от души забавлялся, наблюдая за происходящим.

Если это ее семья, думала Эмбер, сидя за столом, то она не хочет быть ее членом. Она решила разослать объявления в газеты и другие периодические издания Англии. Береговая линия в Корнуолле длинная и скалистая. Наверняка были и другие дети, пропавшие в море.

Хватило недели, чтобы Эмбер окончательно решилась. Да, она живет в роскоши, но без радости. Ест деликатесы, но не ощущает их вкуса. Окружена людьми, но ей не с кем поговорить и нечем занять руки. Семья, с которой она воссоединилась, отбыла сразу же после встречи с ней, не выразив желания увидеться снова. Она обрела отца, но он, похоже, едва терпит ее присутствие. И вряд ли что-нибудь изменится, даже если она выучит язык и проживет здесь всю жизнь.