Сесилия Ахерн - Посмотри на меня

– Вам кажется, что это смешно?

Она кивнула в истерике.

– Хорошо, – засмеялся Айвен. Он схватил ее за талию и толкнул на пол, прижал мастерским приемом и стал раскрашивать ей лицо, а она визжала и вырывалась. – Элизабет Эган, если вы не прекратите кричать, у вас будет зеленый язык, – предупредил Айвен.

Когда они оказались с ног до головы покрыты краской, а Элизабет ослабла от смеха и уже не могла бороться, Айвен посмотрел на стену.

– Что этой стене нужно, так это немного краски.

Элизабет попыталась восстановить дыхание и сняла маску, обнажив на лице единственный участок естественного цвета.

– Ну, по крайней мере, для чего-то эта штука пригодилась, – отметил Айвен и снова повернулся к стене. – Одна птичка рассказала мне, что вы ходили на свидание с Бенджамином Уэстом, – сказал он, окуная чистую кисть в банку с красной краской.

– На ужин – да. На свидание – нет. И позвольте добавить, что я пошла с ним ужинать в тот вечер, когда вы не пришли на нашу встречу.

– Он вам нравится? – спросил он.

– Он приятный человек. – Она так и не обернулась.

– Вы хотите проводить с ним больше времени?

Элизабет начала сворачивать лежащий на полу забрызганный краской лист.

– Я бы хотела проводить больше времени с вами.

– А если бы это оказалось невозможно?

Элизабет замерла:

– Тогда я бы спросила почему.

Он проигнорировал ее реплику.

– А если бы меня не существовало и вы бы никогда со мной не встретились, тогда бы вы хотели проводить больше времени с Бенджамином?

– Айвен! – Элизабет захихикала. – Не будьте ребенком. Вдруг кто-нибудь увидит? – Она подошла, чтобы забрать у него кисть.

Но он не отдал, и их взгляды встретились.

– Элизабет, я не могу дать вам то, чего вы хотите, – тихо сказал он.

Раздавшееся в дверях покашливание заставило их вздрогнуть.

– Привет, Элизабет. – Бенджамин смотрел на нее с изумлением и любопытством. Потом взглянул на стену, у которой она стояла, и улыбнулся. – Интересный дизайн.

Повисла многозначительная пауза. Элизабет посмотрела направо.

– Это написал Айвен. – Ее голос звучал по-детски.

Бенджамин захихикал:

– Опять Айвен!

Она кивнула, и он посмотрел на кисть у нее в руке, с которой на джинсы капали красные капли. Ее лицо в красных, голубых, зеленых и белых брызгах стало вдруг малиновым.

– Вас как будто застали за перекрашиванием роз в красный цвет[5], – сказал Бенджамин и сделал шаг в комнату.

– Бенджамин!

Он остановился на полдороге, и от требовательного оклика Винсента на его лице появилось страдальческое выражение.

– Я лучше пойду, – улыбнулся он. – Поговорим позже. – И он отправился туда, откуда кричал Винсент. – Да, кстати, – обернулся он. – Спасибо за приглашение на праздник.

Разозленная Элизабет не обратила внимания на Айвена, который, согнувшись пополам, хохотал и даже похрюкивал. Она окунула кисть в банку с красной краской и закрасила надпись, надеясь стереть этот конфуз из своей памяти.

– Добрый день, мистер О’Кэллаган. Здравствуйте, Морин. Здравствуйте, Фидельма, привет, Коннор. Отец Мерфи, – приветствовала она своих соседей, направляясь через весь город к себе в офис. С ее рук капала красная краска, в волосах были голубые пряди, а джинсы выглядели как палитра Моне. Ошеломленные соседи молча провожали ее взглядами, а стекающая с ее одежды краска оставляла на тротуаре разноцветные следы.

– Почему вы всегда так делаете? – спросил Айвен, который быстро шагал рядом с ней, стараясь не отставать.

– Что делаю? Добрый день, Шейла.

– Вы всегда переходите дорогу перед пабом Флэнагана, идете по противоположной стороне, а затем снова переходите обратно около кафе Джо.

– Неправда, я вовсе так не делаю. – Она улыбнулась очередному зеваке.

– Как насчет того, чтобы выкрасить город в красный цвет[6], Элизабет? – крикнул ей Джо, со смехом глядя на красные следы, которые она оставляла за собой, перебегая через улицу.

– Видите, вот вы это и сделали, – усмехнулся Айвен.

Элизабет остановилась и оглянулась, ее маршрут был отмечен красными отпечатками. Совершенно верно, она перешла дорогу у паба Флэнагана, шла какое-то время по противоположной стороне, а потом опять пересекла улицу, чтобы попасть на работу, хотя можно было все время идти по одной стороне. Раньше она этого как-то не замечала. Она оглянулась на паб Флэнагана. Мистер Флэнаган курил, стоя в дверях. Он странно ей кивнул, явно удивленный тем, что она не отвела взгляд. Глядя на паб, она нахмурилась, и что-то у нее внутри дрогнуло.

– Элизабет, все в порядке? – спросил Айвен, прерывая ее размышления.

– Да. – Ее голос опустился до шепота. Она откашлялась, растерянно взглянула на Айвена и неубедительно повторила: – Да, все в порядке.

Элизабет прошла мимо потрясенной миссис Брэкен, которая стояла в дверях с неодобрительным видом вместе с двумя другими пожилыми женщинами – каждая с куском материи в руках. Они осуждающе покачали головами, когда она устало прошла мимо. Краска комьями свисала с ее волос, которые разметались по спине, создавая красивые разноцветные пятна.

– Она потеряла рассудок или что? – громко прошептала одна из женщин.

– Нет, как раз наоборот. (Элизабет почувствовала улыбку в голосе миссис Брэкен.) Я бы сказала, что она, похоже, ползала на четвереньках, пытаясь его отыскать.

Другая женщина неодобрительно покачала головой и ушла, бормоча что-то насчет того, что не одна Элизабет спятила.

Элизабет не обратила внимания ни на взгляд Бекки, ни на восклицание Поппи: «Совсем другое дело!» – и, пройдя в кабинет, тихо закрыла за собой дверь.

Она прислонилась к ней спиной и попыталась понять, почему ее так трясет. Что происходит с ней? Какие чудовища пробудились ото сна и шевелятся у нее внутри? Она сделала глубокий вдох через нос и медленно выдохнула, считая про себя до десяти, потом повторила свое любимое упражнение несколько раз, пока ее ослабевшие колени не перестали дрожать.

Все было отлично, если не считать легкого смущения, когда она шла через город, раскрашенная во все цвета радуги. Все было хорошо, пока Айвен что-то не сказал. Что же он сказал? Он сказал… и когда она вспомнила, по ее телу пробежал холодок.

Паб Флэнагана. Она избегает паб Флэнагана, сказал он. А она и не замечала, пока он не обратил на это ее внимание. Почему она так делает? Из-за Сирши? Нет, Сирша пьет в «Горбе верблюда» на холме, дальше по дороге. Она так и стояла, прислонясь к двери, напряженно думая, пока у нее не закружилась голова. Комната вертелась не переставая, и она решила, что лучше пойти домой. Туда, где она могла контролировать, кто входит, а кто выходит, где каждая вещь лежала на своем месте и каждое воспоминание было ясным. Ей был нужен порядок.

– Айвен, где твоя подушка с бобами? – спросила Гортензия, посмотрев на меня со своего выкрашенного в желтый цвет деревянного стула.

– О, она мне надоела, – ответил я. – Теперь я больше всего люблю крутиться.

– Мило. – Она одобрительно кивнула.

– Опал сильно опаздывает, – сказал Томми, вытирая рукой мокрый нос.

Гортензия брезгливо отвернулась, расправила свое красивое желтое платье, скрестила лодыжки и стала покачивать ногами в открытых белых туфельках и в носках с оборочками, напевая ту самую мурлыкающую песенку.

Оливия вязала, сидя в кресле-качалке.

– Она придет, – проскрежетала она.

Джейми-Линн потянулась к центру стола, чтобы взять шоколадную булочку с изюмом и стакан молока. Отхлебнув, она поперхнулась, закашлялась, и молоко пролилось ей на руку. Она его слизнула.

– Джейми-Линн, ты опять играла в приемной у доктора? – спросила Оливия, глядя на нее поверх очков.

Джейми-Линн кивнула, снова закашлялась и откусила еще кусок булочки.

Гортензия с отвращением наморщила нос, продолжая расчесывать волосы своей Барби маленькой расческой.

– Джейми-Линн, ты помнишь, что тебе говорила Опал? В таких местах полно микробов. Игрушки, в которые ты так любишь играть, являются источником твоей болезни.

– Я знаю, – сказала Джейми-Линн с набитым ртом. – Но ведь кто-то должен составлять детям компанию, пока они ждут своей очереди.

Прошло двадцать минут, и, наконец, появилась Опал. Все с беспокойством переглянулись. Казалось, вместо Опал пришла ее тень. Обычно она вплывала в комнату как свежий утренний ветерок, а сейчас шла так, будто несла тяжелые ведра с цементом. Все сразу смолкли.

– Добрый день, друзья мои. – Даже голос у Опал стал другим, он звучал приглушенно, как будто из другого измерения.

– Здравствуй, Опал. – Все тоже отвечали ей приглушенными голосами, как будто любой звук громче шепота мог ей повредить.

В благодарность за поддержку она улыбнулась им ласковой улыбкой.

– Мой давний друг очень болен. Он умирает, и мне очень грустно терять его, – объяснила она.

Со всех сторон раздались сочувственные возгласы. Оливия перестала раскачиваться в кресле, Бобби прекратил перекатываться взад и вперед на скейтборде, Гортензия перестала качать ногами, и даже Томми перестал шмыгать носом, а я прекратил крутиться на стуле. Это было серьезно, и все заговорили о том, как это тяжело – терять любимых людей. Все понимали. Это происходило с лучшими друзьями постоянно, и каждый раз было так же грустно.

Я не мог участвовать в разговоре. Все мои чувства к Элизабет нахлынули разом и подкатили к горлу, пульсируя, как сердце, куда прибывала и прибывала любовь, так что оно расширялось с каждой секундой, делаясь огромным и гордым. Ком в горле не давал мне говорить – точно так же, как мое расширявшееся сердце не давало мне перестать любить Элизабет.

Когда собрание уже подходило к концу, Опал посмотрела на меня: