Сесилия Ахерн - Посмотри на меня

Она села на свое любимое место за кухонным столом и засмеялась над собой, вспомнив утренний заплыв.

Ее отношения с Айвеном стали еще более странными, чем раньше. Сегодня она фактически объявила ему о разрыве, и это разбило ей сердце. Однако он до сих пор рядом с ней, в ее доме, и смешит ее, как будто ничего не случилось. Но нечто все-таки случилось, нечто очень серьезное и, возможно, непоправимое, Элизабет чувствовала это по тяжести у себя в груди. За день она пришла к любопытному выводу: никогда раньше с ней такого не случалось, чтобы, решив положить конец сближению с мужчиной, она продолжала чувствовать себя комфортно в его компании. Ни один из них не был готов к большему, по крайней мере пока, но ей так хотелось, чтобы он был готов.

Ужин с Бенджамином прошел неплохо. Она поборола свою нелюбовь к ресторанам, к еде вообще и к пустым разговорам. Ей легко удавалось это с Айвеном, и она даже иногда получала удовольствие, но все равно каждый раз это было для нее непросто. Светские разговоры не привлекали ее, однако у них с Бенджамином было много общего. Они приятно поболтали и вкусно поели, но Элизабет не расстроилась, когда пришло время возвращаться домой. Ее мысли витали далеко, она думала об Айвене и о том, что их ждет впереди.

Хихиканье Люка положило конец ее грезам.

Айвен заговорил:

– Бонжур, мадам.

Элизабет подняла голову и увидела, как Айвен с Люком входят из сада в оранжерею. Оба они прижимали к правому глазу лупу, от чего их глаза казались огромными. Над верхней губой у обоих черным фломастером были нарисованы усы. Она ничего не могла с собой поделать и засмеялась.

– О, но, мадам, тют не над щем смеяться. Пррроизощло юбийство, – серьезным тоном сказал Айвен, подходя к столу.

– Убийство, – перевел Люк.

– Что? – Элизабет широко раскрыла глаза.

– Мадам, мы ищем улики, – объяснил Люк, его неровно нарисованные усы ходили вверх и вниз, когда он говорил.

– Ужасное юбийство йимело мьесто в вашем жардене, – объяснил Айвен, проводя лупой над поверхностью кухонного стола.

– Жарден – это сад по-французски, – объяснил Люк.

Элизабет кивнула, сдерживая смех.

– Простите нас за то, что мы форфались в ваш дём. Позвольте представиться. Я мистер Месье, а йето мой глюпый друг месье Кичдовереп.

Люк пояснил:

– Это «переводчик» наоборот.

– О, – кивнула Элизабет. – Что ж, очень приятно познакомиться с вами обоими, однако я очень занята, так что, если вы не против… – Она со значением посмотрела на Айвена.

– Не против? Конечно, мы против. Мы в процессе очень серьезного расследофанья, а что вы? – Он посмотрел вокруг, его глаза остановились на скомканных листках рядом с корзиной для мусора. Он поднял один из них и стал рассматривать в лупу.

– Насколько я вижу, вы делаете снежки.

Элизабет скорчила гримасу, и Люк захохотал.

– Мы должны допросить вас. У вас нет какого-нибудь фонаря с ярким светом, чтобы мы могли светить вам в лицо? – Айвен осмотрел комнату, но отказался от своего намерения, поймав взгляд Элизабет. – Очень хорошо, мадам.

– А кого убили? – спросила она.

– Ага, как я и подозревал, месье Кичдовереп, – они расхаживали по кухне в противоположных направлениях, все еще прижимая лупы к глазам, – она делает вид, что не знает, чтобы мы ее не подозревали. Очень умно.

– Ты думаешь, это она сделала? – спросил Люк.

– Посмотрим. Мадам, ранее сегодня днем на тропинке, которая ведет от вашей оранжереи к веревке для сушки белья, был найден червяк, раздавленный насмерть. Его убитая горем семья рассказала нам, что он вышел из дома, когда кончился дождь, с целью пересечь тропинку и попасть в другую часть сада. Причины, по которым он хотел отправиться туда, неизвестны, но это обычное для червяков поведение.

Люк и Элизабет посмотрели друг на друга и засмеялись.

– Дождь закончился в половине седьмого, именно в это время червяк вышел из дома. Вы можете сообщить мне, где вы находились в это время, мадам?

– Я подозреваемая? – смеялась Элизабет.

– На йетой стадии расследофанья все являются подозреваемыми.

– Ну, я вернулась с работы в четверть седьмого и занялась приготовлением ужина. Потом пошла в подсобное помещение и положила мокрую одежду из стиральной машины в корзину.

– Что вы сделали потом? – Айвен поднес лупу к ее лицу и подвигал ею в разные стороны, изучая его. – Я ищу улики, – прошептал он Люку.

– Потом я подождала, пока кончится дождь, и повесила выстиранное белье на веревку.

Айвен театрально открыл рот:

– Вы слышали это, месье Кичдовереп?

Люк захихикал, обнажая дырку на месте недавно выпавшего зуба.

– Тогда это значит, что вы юбийвийца!

– Убийца, – перевел Люк.

Они оба повернулись к ней, прижав лупы к глазам.

Айвен заговорил:

– Так как вы попытались скрыть от меня свой день рождения на следующей неделе, то в качестве наказания мы приговариваем вас к организации вечеринки в саду в память о недавно ушедшем из жизни месье Изгибе, червяке.

Элизабет застонала:

– Ни за что!

– Я знаю, Элизабет, – он сменил французский акцент на великосветский британский, – общаться с людьми из городка – это так чудовищно страшно.

– Какими людьми? – Элизабет прищурилась.

– О, просто несколько человек, которых мы пригласили, – пожал плечами Айвен. – Люк отправил приглашения сегодня утром, правда, он замечательный? – Он кивнул на гордого, сияющего Люка. – На следующей неделе вы будете хозяйкой праздника в саду. Малознакомые люди будут топать по вашему дому, возможно, оставляя грязь. Как думаете, вы это выдержите?

Элизабет сидела по-турецки с закрытыми глазами на листе бумаги, расстеленном на грязном цементном полу недостроенной гостиницы.

– Так вот куда вы исчезаете каждый день!

Глаза Элизабет по-прежнему были закрыты.

– Как вы это делаете, Айвен?

– Что делаю?

– Просто появляетесь ниоткуда именно тогда, когда я о вас думаю.

Она услышала, как он тихо засмеялся, но оставил вопрос без ответа.

– Эта комната осталась единственной незаконченной во всей гостинице. Почему? Или, если судить по ее виду, ее даже не начинали оформлять. – Он встал рядом с ней.

– Потому что мне нужна помощь. Я застряла.

– Что вы здорово умеете, Элизабет Эган, так это просить о помощи.

Повисла тишина, и Айвен начал напевать знакомую песенку, от которой Элизабет не могла отвязаться последние два месяца. Ту самую, из-за которой она практически разорилась, свинке-копилке платя штрафы.

Она открыла глаза.

– Что вы напеваете?

– Мурлыкающую песенку.

– Вас научил Люк?

– Нет, благодарю покорно, это я его научил.

– Правда? – проворчала Элизабет. – Я думала, эту песенку придумал его невидимый друг. – Она тихонько засмеялась и подняла на него глаза. Он не смеялся.

В конце концов он заговорил.

– Почему ваш голос звучит так, будто у вас полон рот носков? Что это у вас на лице? Противогаз? – фыркнул он.

Элизабет покраснела.

– Это не противогаз, – резко ответила она. – Вы себе даже не представляете, сколько здесь пыли и бактерий. В любом случае вы должны быть в каске. – Она постучала по своей. – Не дай бог что-нибудь обрушится.

– А это что? – Он не обратил внимания на ее недовольство и оглядел ее с головы до ног. – Перчатки?

– Чтобы не испачкать руки. – Она надула губы, как ребенок.

– Ох, Элизабет! – Айвен покачал головой и, паясничая, обошел ее вокруг. – Я вас так многому научил, а вы все еще беспокоитесь о стерильности. – Он поднял кисть, лежавшую рядом с открытой банкой, и окунул ее в краску.

– Айвен, – Элизабет нервничала, наблюдая за ним, – что вы собираетесь делать?

– Вы сказали, вам нужна помощь, – улыбнулся он.

Элизабет поднялась с пола.

– Да-а, помощь в оформлении стены, – предостерегла она.

– Ну, к сожалению, вы не уточнили, когда просили, так что, боюсь, это не считается. – Он окунул кисть в красную краску, отвел рукой щетину назад и отпустил в направлении Элизабет, как будто выстрелил из рогатки. Краска забрызгала ей лоб и щеки. – О, как жаль, что вы не надели защитную маску на все лицо! – ерничал он, наблюдая, как у нее от возмущения глаза лезут на лоб. – Но это должно научить вас, что как ни обкладывай себя ватой, все равно можно пораниться.

– Айвен! – В ее голосе звучала злость. – Бросить меня в озеро – одно дело, но это уже черт знает что! – пронзительно закричала она. – Я здесь работаю. Я говорю серьезно, я больше не хочу иметь с вами абсолютно ничего общего, Айвен, Айвен… Я даже не знаю вашей фамилии.

– Моя фамилия Акмидивен, – спокойно объяснил он.

– Вы что, русский? – закричала она, учащенно дыша. – А Яизатнаф тоже русское название или его вообще не существует? – Она задыхалась.

– Мне очень жаль, – серьезно сказал Айвен, перестав улыбаться. – Я вижу, вы расстроены. Кладу это на место. – Он медленно положил кисть около банки, под тем же углом, что и раньше, точно повторяя положение других кистей. – Я перегнул палку и приношу свои извинения.

Гнев Элизабет начал стихать.

– Красный, наверное, слишком агрессивный для вас цвет, – продолжил он. – Мне следовало быть проницательнее.

Неожиданно перед лицом Элизабет возникла еще одна кисть. Ее глаза широко раскрылись.

– Может быть, белый? – улыбнулся он и снова разбрызгал краску, на этот раз попав ей на одежду.

– Айвен! – Элизабет наполовину смеялась, наполовину кричала. – Отлично. – Она наклонилась к банкам с краской. – Хотите поиграть? Я это умею. Больше всего вы теперь любите носить разные цвета, так вы сказали? – пробормотала она себе под нос и, обмакнув кисть в краску, принялась носится за Айвеном по комнате. – Синий ведь ваш любимый цвет, мистер Акмидивен? – Она провела синюю полоску по его лицу и волосам и злобно рассмеялась.