Сесилия Ахерн - Посмотри на меня

– Что? – спросила она уже немного мягче.

Айвен подумал о жизни без Элизабет, и его голос зазвучал более уверенно.

– Я не хочу прощаться с ней, Опал, хочу остаться с ней навсегда. С ней я счастливее, чем когда-либо прежде, и она говорит, что с ней происходит то же самое. И было бы неправильно от этого отказаться, не так ли? – Он широко улыбнулся, вспоминая, что чувствует, находясь с Элизабет.

Напряженное лицо Опал смягчилось.

– Ох, Айвен, я знала, что так случится. – В ее голосе звучало сострадание, и ему это не понравилось. Он бы предпочел злость. – Но я думала, что уж кто-кто, а ты примешь правильное решение.

– Какое решение? – Лицо Айвена вытянулось при мысли, что он принял неправильное решение. – Я спросил тебя, что мне делать, а ты не ответила. – Он начал впадать в панику.

– Айвен, ты уже давно должен был оставить ее, – грустно сказала она. – Но я не могла сказать тебе это. Ты должен был сам понять.

– Но я не мог оставить ее. – Айвен медленно опустился в кресло перед ее столом. – Она продолжала меня видеть. – Он почти шептал. – Я не вправе уйти, пока она видит меня.

– Айвен, ты заставил ее видеть себя, – объяснила Опал.

– Неправда. – Он встал и отошел от стола, разозлившись от предположения, что в их отношениях имело место какое-то принуждение.

– Ты ходил за ней, подолгу наблюдал, ты позволил крошечной связи между вами расцвести. Ты обнаружил что-то необычное и заставил ее тоже это почувствовать.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – резко сказал он, меряя шагами комнату. – Ты даже не представляешь себе, что мы оба чувствуем. – Он перестал расхаживать, подошел к ней и посмотрел ей прямо глаза, подняв подбородок и прямо держа голову. – Сегодня, – он говорил предельно четко, – я собираюсь сказать Элизабет Эган, что люблю ее и хочу провести с ней всю жизнь. Я могу продолжать помогать другим, находясь с ней.

Опал поднесла руку к лицу:

– Ох, Айвен, это невозможно!

– Ты учила меня, что для меня нет ничего невозможного, – огрызнулся он сквозь зубы.

– Никто не будет видеть тебя, кроме нее! – воскликнула Опал. – Элизабет не поймет. Это просто не сработает. – От его откровений у нее явно помутился рассудок.

– Если то, что ты сказала, правда и я заставил Элизабет меня видеть, тогда я смогу заставить и всех остальных. Элизабет поймет. Она понимает меня, как никто другой. Ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, каково это? – Теперь он был взволнован открывшейся перспективой. То, что раньше было просто идеей, теперь стало возможностью. Он может сделать так, чтобы это произошло. Он посмотрел на часы: без десяти семь. У него оставалось десять минут. – Мне пора, – поспешно сказал он. – Мне нужно сказать ей, что я люблю ее. – Он уверенно и решительно зашагал к двери.

Неожиданно голос Опал разорвал тишину:

– Я знаю, что ты чувствуешь, Айвен.

Он остановился, обернулся и покачал головой:

– Опал, откуда тебе знать, что я чувствую, если только ты не пережила это сама. Ты даже не можешь вообразить.

– У меня было такое, – тихо и неуверенно сказала она.

– Что? – Он недоверчиво посмотрел на нее, прищурив глаза.

– Было. – На этот раз она произнесла это с силой и сложила руки на животе, сомкнув пальцы. – Я полюбила человека, который видел меня яснее и лучше, чем кто-либо за всю мою жизнь.

В комнате повисло молчание, Айвен пытался осмыслить ее слова.

– Тогда ты тем более должна понять меня. – Он шагнул к ней, явно взволнованный этим неожиданным открытием. – Может быть, у тебя все плохо кончилось, Опал, но у меня, – он широко улыбнулся, – кто знает? – Он всплеснул руками и пожал плечами. – Может быть, у меня все получится!

Опал грустно посмотрела на него.

– Нет. – Она покачала головой, и его улыбка потухла. – Айвен, давай я тебе кое-что покажу. Пойдем со мной сегодня вечером. Забудем про кабинет. – Она махнула рукой на комнату. – Пойдем со мной, и позволь мне преподать тебе последний урок. – Она ласково потрепала его по подбородку.

Айвен посмотрел на часы.

– Но Элиз…

– Забудь пока об Элизабет, – тихо сказала она. – Если ты решишь не следовать моему совету, то будешь с Элизабет завтра, послезавтра и каждый день до конца ее жизни. Кто не рискует, тот не выигрывает. – Она протянула ему руку.

Айвен с неохотой взял ее. Рука была холодной.

Элизабет сидела на верхней ступеньке лестницы и смотрела через окно в сад. Часы на стене показывали без десяти семь. Айвен никогда раньше не опаздывал, и она горячо надеялась, что с ним ничего не случилось. Однако сейчас досада была сильнее, чем тревога за него. Его поведение ночью в субботу давало повод думать, что он просто испугался и дал задний ход. Она думала об Айвене весь вчерашний день – об отсутствии влечения с его стороны и о том, почему она до сих пор не знакома с его друзьями, семьей, коллегами, – и поздно ночью, борясь с бессонницей, поняла наконец то, что так долго пыталась скрыть от самой себя. Ей казалось, что теперь она знает, в чем дело: либо у Айвена есть кто-то другой, либо он просто не хочет начинать с ней серьезные отношения.

Какие-то мелочи ускользали от ее внимания все это время. Элизабет не привыкла жить без ясного плана, не знать точно, куда заведут отношения. Ей было не по себе от таких перемен. Она любила стабильность и отлаженный порядок – все, что было чуждо Айвену. Что ж, сидя на ступеньке в ожидании вольной пташки, совсем как отец, она пришла к выводу, что из этого ничего не получится. Она никогда не обсуждала свои страхи с Айвеном – к чему? Потому что, когда она была с ним, все страхи рассеивались. Он просто появлялся, брал ее за руку, и они отправлялись открывать следующую увлекательную главу ее жизни. И хотя она не всегда охотно за ним следовала, с ним она никогда ничего не боялась. Это когда она оставалась одна, как сейчас, она сомневалась во всем.

Элизабет тут же решила, что ей необходимо отдалиться от него. И сегодня же вечером она ему об этом скажет. У них нет ничего общего, ее жизнь полна сложностей, а Айвен, насколько она видела, изо всех сил старался их избежать. Стремительно летели секунды, пошла пятьдесят первая минута его опоздания, и стало казаться, что не нужен и этот разговор с ним. Она сидела на ступеньках в новых светлых брюках и светлой рубашке, которые никогда не надела бы раньше, и чувствовала себя дурой. Дурой оттого, что слушала его, верила ему, не замечала очевидных вещей и, что еще хуже, влюбилась.

За ее гневом скрывалась боль, но последнее, чего она сейчас хотела, это сидеть одной дома и позволить ей вырваться наружу. Что-что, а это Элизабет умела.

Она подняла телефонную трубку и набрала номер.

– Бенджамин, это Элизабет, – сказала она быстро, чтобы не дать себе возможность отступить. – Как вы относитесь к тому, чтобы съесть суши сегодня?

– Где мы? – спросил Айвен, шагая по плохо освещенной, выложенной булыжником улице в центре Дублина. На неровной поверхности мостовой образовались лужи, район состоял в основном из складских помещений и промышленных зданий. Между ними одиноко стоял красный кирпичный дом. – Этот дом смешно выглядит здесь, – заметил Айвен. – Немного странно и неуместно, как будто из другой жизни.

– Именно туда мы и идем, – сказала Опал. – Хозяин отказался продать дом соседним фирмам. Он остался тут, а они заполонили все вокруг.

Айвен внимательно рассматривал маленький дом.

– Думаю, они предложили ему кругленькую сумму. Он мог бы, наверное, купить себе особняк в Беверли-Хиллз на эти деньги. – Он посмотрел вниз, когда его красный конверс оказался в луже. – Я пришел к выводу, что булыжники – это мое самое любимое.

Опал улыбнулась и весело засмеялась:

– О, Айвен, тебя так легко любить, ты знаешь? – Она пошла дальше, не дожидаясь ответа. Тем лучше, потому что Айвен не был в этом уверен.

– Что мы здесь делаем? – спросил он уже в десятый раз с тех пор, как они покинули ее кабинет. Они стояли прямо через дорогу от кирпичного дома, и Айвен наблюдал за тем, как Опал его разглядывает.

– Ждем, – спокойно ответила Опал. – Который час?

Айвен посмотрел на часы.

– Элизабет будет на меня ужасно злиться, – вздохнул он. – Уже семь часов.

Не успел он договорить, как дверь дома из красного кирпича открылась, в проеме появился старик и прислонился к косяку. Он выглянул на улицу и посмотрел куда-то вдаль, так далеко, что, казалось, он видит прошлое.

– Пошли, – сказала Опал Айвену, пересекла дорогу и вошла в дом.

– Опал, – свистящим шепотом позвал Айвен. – Я не могу так просто войти в незнакомый дом.

Но Опал уже исчезла внутри.

Айвен тоже быстро перебежал дорогу и остановился перед дверью.

– Э-э, здравствуйте, меня зовут Айвен. – Он протянул руку.

Старик продолжали держаться за косяк, его слезящиеся глаза смотрели прямо перед собой.

– Понятно, – неловко пробормотал Айвен, опуская руку. – Тогда я просто пройду мимо вас к Опал. – Старик даже не моргнул, и Айвен вошел в дом. В доме пахло старостью. Так пахнет в домах, обставленных очень старой мебелью, где живут старые люди с радио и высокими напольными часами. Тиканье часов было самым громким звуком в этом безмолвном здании. Время звучало и пахло, являясь сущностью дома, под это тиканье была прожита долгая жизнь.

Айвен обнаружил Опал в гостиной, где та рассматривала фотографии в рамках, заполнявшие все стены.

– Тут почти так же ужасно, как у тебя в кабинете, – поддразнил он ее. – Расскажи наконец, что происходит.

Опал повернулась к нему и грустно улыбнулась:

– Я ведь сказала, что понимаю, что ты чувствуешь.

– Да.

– Я сказала тебе, что знаю, что такое влюбиться.

Айвен кивнул.

Опал вздохнула и снова заломила руки.

– Это дом человека, которого я полюбила.

– А, – тихо сказал Айвен.

– Я до сих пор прихожу сюда каждый день, – объяснила она, обводя глазами комнату.