— Мистер Уокер, вы слушаете меня? — спросила его сестра.

— Да-да, я слушаю вас. Просто сейчас не совсем удобно… Вы же понимаете, Рождество и все такое…

— Я вас прекрасно понимаю, — ответила сестра тоном, в котором сквозило непонимание.

— Неужели это так срочно? — спросил Роберт.

— Скажите, мистер Моран ваш друг?

— Да-да, мой хороший друг.

— Тогда я думаю, вам необходимо к нему приехать.

— Передайте ему, что я уже еду. — Положив трубку, он посмотрел на Кейти. — Извини, но мне необходимо уехать…

— Да, я понимаю. Поезжай. Но когда вы с ним разговаривали, как он себя чувствовал?

Роберт рассеянно посмотрел на жену, затем вспомнил, что он воспользовался именем Джимми для того, чтобы скрыть звонок Стефани.

— С ним было все в порядке, — неуверенно произнес он.

— Иди, не забудь взять перчатки. Я приготовлю тебе с собой термос с чаем.


Дороги в пригороде все еще были покрыты льдом и плотным снегом, но стоило выехать на главную дорогу, как все изменилось: две линии машин, двигавшихся по проезжей части с двусторонним движением, незаметно сливались в одну и продолжали ехать, высоко разбрызгивая грязь в обе стороны. Полуденное солнце слепило глаза; Роберт, щурясь от яркого света, жалел, что оставил дома солнечные очки. Неожиданно заболела голова. Боль пульсировала где-то в затылочной части: давали о себе знать и бессонная ночь, и стресс, да теперь еще раздражающе яркое солнце.

Отпивая горячий сладкий чай маленькими глотками, Роберт ехал, продолжая размышлять о том, что же случилось с Джимми и почему он попросил его приехать. Кто находится с ним сейчас в больнице; жена или его подружка Френсис?

Ему казалось странным, что Кейти так легко его отпустила. Но когда она спросила о предыдущем звонке, он успел заметить так хорошо ему знакомое выражение недоверия. Зачем он воспользовался именем Джимми? Если представится возможность, необходимо будет попросить своего старого друга обеспечить ему алиби на тот случай, если Кейти вдруг решит проверить. В свое время ему частенько приходилось делать это для Джимми. Но он никогда не думал, что придет время и ему самому придется прибегать к подобной услуге друга.

Честно говоря, он был рад этой возможности уехать из дома. Разговор со Стефани совершенно выбил его из колеи. Он сделал его положение не только весьма шатким; казалось, он отделил его от остального мира.

Он был удивлен, — если не сказать больше, что после вчерашнего столь драматичного разговора Стефани — господи, неужели это было только вчера? — смогла купить билет на самолет до Нью-Йорка. Он не мог поверить в то, что это было возможно сделать: вероятно, она купила билет заранее, ничего не сказав об этом ему. Или другой вариант — она никуда не улетала; может быть, просто сидела дома, или была у кого-то из своих друзей, или проводила время где-нибудь на западе Ирландии, придумав эту историю только для того, чтобы спрятаться от него. Тогда, в свою очередь, возникает другой вопрос: действительно ли она беременна? Они только вчера порвали отношения, а сегодня выясняется, что она ждет ребенка. Разве такое возможно? Он пытался получить от нее прямой ответ, но не услышал ничего, кроме того, что она так думает и что для этого существует высокая вероятность. Беременна она или нет, так и осталось невыясненным. Неужели она не могла позвонить завтра, зная наверняка, после того, как сделает тест.

Предположим, что она беременна. Зная ее отношение к собственной карьере, он никогда не поверит тому, что она захочет воспитывать ребенка одна. Хорошо, если она все же решит родить ребенка, а затем отдаст его на усыновление. Их отношения со Стефани для многих уже не секрет, и не составит большого труда предположить, кто может быть отцом этого ребенка.

Но как это скажется на его новогодних планах, решении начать новую жизнь, мечтах, он не знал.


Следуя в направлении, указанном одной из сестер, Роберт подумал, что у него не хватило бы фантазии представить в Рождество более пустынное место, чем больница. Проходя мимо елок, стоящих на каждом этаже рядом с постом медицинской сестры, развешанных по стенам украшений и рождественских открыток, Роберта не покидало ощущение, что окружающая его обстановка имеет бутафорский вид — от всего веяло фальшью. Проходя мимо больничных палат, он видел, что некоторые были пусты; в палатах с одним больным, как правило, находилось много родственников; навстречу ему попалось всего несколько сестер — значительно меньше, чем он предполагал, — и ни одного врача.

Джимми Моран лежал в отдельной палате, выходившей окнами на большой пустырь, используемый в обычные дни в качестве стоянки. Взглянув на номер палаты, Роберт тихо вошел в приоткрытую дверь. Он испытал настоящее потрясение, узнав в мертвенно-бледном сморщенном человеке, лежащем на кровати, своего друга и наставника. Некогда тонкие черты, заострившись, сделали лицо похожим на обтянутый кожей череп; его тело приобрело оттенок не совсем чистой белой бумаги, обозначив на щеках сеточку из красно-бордовых кровеносных сосудов. Грязные завитки его абсолютно черных волос, которые — если верить его клятвам, он не красил — разметались по подушке.

Изобразив на лице улыбку, Роберт постучал в дверь.

Джимми повернул голову, чтобы посмотреть на входящего в палату, и остановил взгляд уставших глаз на лице Роберта. Узнав его, он кивнул и протянул правую руку. В левую была вставлена игла от капельницы.

— Роберт… — Он облизал сухие потрескавшиеся губы. — Роберт, — чуть громче произнес он, — спасибо за то, что пришел.

Пододвинув к кровати стул, Роберт снял пальто, повесил его на спинку стула и сел. Он знал, что его другу всего лишь пятьдесят два года — на десять лет больше, чем ему, — но сегодня он выглядел старше, значительно старше.

— Я знал, что ты придешь. Я знал, что могу на тебя положиться. — Скосив взгляд в сторону маленького столика, попросил: — Дай мне воды.

— Извини, но у меня даже не было возможности привезти тебе лимонад, сок или еще что-нибудь. Как только мне позвонили из больницы, я сразу же поехал сюда.

— Не переживай. Я очень рад, что ты здесь. И мне ужасно жаль, что тебя пришлось потревожить в такой день.

— Ну что ты. Это все мелочи. Кейти просила передать тебе привет. — Он приподнял голову Джимми и, поднеся стакан к губам, держал его, пока тот медленно пил. Затем осторожно опустил голову на подушку. Поставил стакан на столик и взял Джимми за руку. — Господи, но что все-таки случилось?

— Врач сказала, что у меня, по всей вероятности, сердечный приступ. — Он криво усмехнулся. — Но я думаю, что это было несварение желудка: я готовил индейку, занимался этим все утро. Я ее пробовал несколько раз, чтобы проверить, насколько она прожарилась. Да еще выпил почти целую бутылку неплохого красного южно-африканского вина.

— Джимми, ты готовил? Да этого не может быть! Ты помнишь барбекю? Я после этого целую неделю провел в туалете.

Джимми засмеялся; но Роберту показалось, что из груди вырвался кашель, сопровождаемый тяжелым хрипом.

— Да, я помню, что тогда не пострадала ни одна из женщин, только мы с тобой.

— Я думаю, что они проявили большее благоразумие и не притронулись к сосискам. — Роберт постарался изобразить улыбку. Его пугал и цвет кожи Джимми, и его синие губы. — Так как ты сюда попал?

— Когда возникла проблема с желудком, мне все было понятно; но когда неприятные ощущения появились в стороне груди и в левой руке, я сразу понял, какого рода проблемы у меня начались. Черт возьми, Роберт, у кого только из известных нам с тобой людей нашего круга не было проблем с их внутренним мотором?

— У многих, — согласился с ним Роберт. Им хорошо была знакома сторона бизнеса, предполагающая большое количество встреч в ресторанах плюс невероятное количество получаемого стресса, — и рано или поздно обязательно начнутся проблемы с сердцем, сопровождаемые высоким давлением и высоким уровнем холестерина. Вот и он все никак не может выкроить время, чтобы проверить свой холестерин.

— Я набрал 999, — продолжал Джимми. — И начал ждать. Я ждал. И ждал. И ждал. Я понимаю, что сегодня Рождество, дороги в отвратительном состоянии. Ко мне приехали только через сорок пять минут. — В его глазах появились слезы. — Мне казалось, что прошла целая вечность. Я думаю, что, когда я сидел в кресле, у меня случился еще один сердечный приступ. Боль была настолько сильной, как будто мне в грудь и под лопатку втыкали острые кинжалы.

— А где ты был?

— В квартире на Темпл-бар.

— Один?

Джимми кивнул.

— Джимми, почему ты не позвонил мне прошлым вечером? Ты мог провести Рождество с нами. Я даже не подумал о том, чтобы спросить тебя, потому что не сомневался, что ты проведешь его или с Френсис, или Анжела все же сподобится пригласить тебя к себе. — Френсис была последней подружкой Джимми, родившей ему полтора года назад сына. Сейчас на западе Ирландии у нее был небольшой книжный магазинчик. Многострадальная жена Джимми, Анжела, в настоящее время пыталась с ним развестись.

— Я не хотел тебе навязываться, — прошептал Джимми. — Знаешь, я надеялся, что Анжела примет меня… хотя бы на один день, как ты сказал. Но я ей больше не нужен. На этот раз действительно не нужен. Я пробовал до нее дозвониться, но она не стала со мной разговаривать, услышав мой голос, она сразу же бросила трубку. — По щекам Джимми покатились слезы. — Все, чего я хотел, так это попрощаться… на всякий случай.

— Не понимаю, почему тебе было не поехать в Гелвей к Френсис?

— Я звонил ей вчера утром и предложил приехать, но она эту идею не поддержала, сказав, что все дороги замело и я ни за что не смогу проехать. Я не знал, верить ей или нет, но у меня сложилось впечатление, что, если бы снегопада и не было, она все равно что-нибудь придумала, возражая против моего приезда. Я чувствую, — он криво усмехнулся, — что она нашла себе молодого мужчину. Одна молодость притягивает к себе другую. Что здесь можно поделать?