Клеопатра до самого утра размышляла о том, как теперь жить, что делать с Марком и как себя вести. И все же главное, что она поняла – она любит этого мужчину, по-настоящему любит. И сколько бы он ее ни бросал, сколько бы ни предавал, он не в силах эту любовь уничтожить. Сейчас Клеопатра понимала даже Фульвию, решившуюся на отчаянный шаг в надежде, что муж вернется и поможет. А еще Октавию, безропотно ожидавшую, когда этот великан соизволит бросить любовницу (ведь она сама для Рима все равно любовница, там их брак с Марком Антонием не признают ни за что!) и вернуться к ней.

Нет уж, голубушка, теперь я его тебе не отдам, теперь он мой, потому что я поняла, что люблю его любого, не только великого полководца, но и разбитого, пьяного, голодного! Такого, пожалуй, даже больше.

Клеопатра еще раз внимательно посмотрела на спящего мужа и сама с собой согласилась:

– Больше!


Клеопатра заплатила солдатам, раздала одежду, закупила продовольствие, вернее, делали все это другие, она только платила, и увезла Марка Антония в Александрию отдохнуть и залечить душевные раны.

Конечно, Марк Антоний чувствовал себя ужасно, неудачник, потерявший четверть армии, хотя и сохранивший знаки всех своих легионов, приполз просить помощи у женщины! Но женщина повела себя умно, она не стала обсуждать провал, но и строить воздушные замки тоже, просто окружила вниманием и заботой, подтолкнула к детям.

Трое забавных малышей и довольно взрослый уже Цезарион действительно помогли вернуться к жизни. А еще постройка кораблей, подготовка новых легионов. Пока не обсуждалось, куда они пойдут, но было ясно, что нужны.

Теперь не было пиршеств или общества «Непревзойденных гуляк», они с Клеопатрой словно повзрослели, стали серьезней относиться ко всему. Неудивительно, у них четверо детей. Об оставленных с Октавией в Риме детях Марк старался не вспоминать. Клеопатра старательно избегала любых разговоров на эту тему.

Но надо было что-то сообщать в Рим, ведь он все же триумвир и консул! К своему стыду, Марк Антоний сделал это, еще когда сидел на побережье в ожидании Клеопатры, и сделал глупо. Не в состоянии сообщить правду, он всячески расписал поход, создавая впечатление, что только отсутствие у него достаточного количества сил не позволило добить парфян.

Это была глупость, но Марк Антоний, как мальчишка, не хотел выглядеть в Риме неудачником. Так дети лгут о своих успехах, прекрасно понимая, что когда-нибудь их обман раскроется, но не в состоянии рассказать все честно.

Клеопатра не знала об этом письме, да если бы и знала, то исправить уже невозможно.

Зато вести, которые пришли из Рима, задели обоих. Оставленные в помощь Октавиану корабли Антония помогли Октавиану разгромить Секста Помпея! Консул справился с пиратами, конечно, не сам, у него был замечательный друг и великолепный полководец, одинаково успешно воюющий и на море, и на суше, – Агриппа. Разбить Фульвию и Луция Антония большого труда не составляло, но Агриппа сумел справиться и с пиратами Секста Помпея.

Марк Випсаний Агриппа был похож на Марка Антония, такой же сильный, рослый, мужественный, но много более серьезный. Вообще два ближайших друга Октавиана – Агриппа и Меценат – разительно от него отличались, Октавиан выглядел рядом с ним словно подросток рядом со взрослыми мужами. Оба опекали друга, ценя в нем ум и прозорливость, а еще нечто особенное, что обещало высокое будущее. Не ошиблись.


В большом особняке, принадлежащем консулу Октавиану, тихо. В нем всегда тихо, особенно если хозяин дома, хотя третья супруга Октавиана Ливия любит присутствие людей, много занимается делами и политикой сама. Просто шуметь некому. Слуги и рабы знают свое место и движутся бесшумно, а детей в доме нет. Хозяин с утра занят работой с документами, он предпочитает бумаги войне, не любит походы и вообще не слишком любит выходить из дому. Если бы Римом можно было править из окна своего кабинета, Октавиан предпочел бы так и поступать.

В этом виноваты его многочисленные болезни. Конечно, консул сумел с большинством справиться, в ветреные дни бережет дыхание, в жару голову, надевая шляпу, в холод его ноги обязательно обернуты тканью, а на тело надеты несколько толстых шерстяных туник, сотканных и сшитых, кстати, его женой и матерью. И все же бесчисленные приступы астмы из-за пыли и резких запахов, постоянные простуды, недомогания из-за жары, тяжелой пищи или физических нагрузок не добавляли ему привлекательности в глазах римских граждан.

Но сегодня хозяйка с самого утра озабочена наведением порядка в доме, хотя беспорядка в нем не бывает никогда. Предстоят гости, помимо ближайших друзей Гая – Агриппы и Мецената – будет несколько сенаторов. Следует обсудить вопрос о том, как оказать честь Марку Антонию по поводу его блестящей победы в Парфии. Ливия знала от мужа, что никакой победы нет и в помине, и не понимала, почему Гай не объявит об этом открыто. Но муж приказал молчать, не говорить даже Октавии.

Это очень не нравилось Ливии, они с Октавией дружны, подруга обидится, если узнает, что Ливия промолчала. И зачем Октавиану этот розыгрыш? А Марку Антонию зачем ложь?

В кабинете мужа сидели его ближайшие друзья – Агриппа и Меценат. Они задали тот же вопрос:

– Гай, зачем? Ведь сенат поверил сообщению и готов наградить триумфатора.

Октавиан чуть загадочно улыбнулся:

– На это я и рассчитываю. Пусть поднимется как можно больше шума, пусть ему решать вознести хвалу и оказать почести, тем неприятней потом будет узнать о провале. Мне не нужна всенародная любовь к Марку Антонию.

– Это так, но не совсем честно по отношению к Октавии, например.

– Марк, Октавия словно спит, а не живет. Ведь знает, что Марк Антоний в Александрии в объятиях этой шлюхи, с которой наплодил кучу детей, но все равно твердит: люблю!

– А может, и правда любит?

Меценат решил перевести разговор на другое:

– Гай, тебе вчера снова приводили девушку?

Октавиан чуть загадочно и довольно улыбнулся.

– Да.

– Ты рискуешь. Могут просто убить разъяренные родственники.

– Риск добавляет остроты ощущениям. Я был без ума от Ливии, только пока ее охранял муж. Но стоило ей стать моей женой, вся прелесть пропала. Что за прелесть в женщине, с которой можно спать каждую ночь и которая не имеет права тебе отказать?

– А как же Сапфо, ведь она тоже не имела права тебе отказать?

– О… Сапфо царапалась и кусалась, как тигрица, ей почему-то вовсе не хотелось рожать от меня детей!

– Странно, мне казалось, что она очень мила и ласкова.

– Только до постели, мой друг, только до постели. Брать женщину силой, унижать ее, заставлять себя ненавидеть – это такое удовольствие…

– Испытывать удовольствие от ненависти, мне кажется, это извращение.

– Но я таков, иначе не могу.

– А как Ливия это терпит?

– У меня есть две терпеливые женщины – жена и сестра. К тому же обе заняты своими делами, Октавия детьми, собственными и чужими, а Ливия финансами и политикой.

– Я слышал, она уверенно ведет свои дела и неплохо зарабатывает?

– Да, на сдаче жилья внаем и на денежных займах. Пусть лучше занимается этим, чем пилит мне шею, – Октавиан рассмеялся, показывая плохие, почерневшие зубы, и почти сразу закашлял.

У Октавиана действительно были терпеливые женщины, но если Октавия просто ничего не могла поделать без его ведома, то почему терпела Ливия, его друзья не понимали. Жена знала, что Октавиану поставляют девушек и женщин благородного происхождения, даже из самых лучших семей Рима, при этом с бедолаг срывали одежду, словно с рабынь, чтобы консул мог посмотреть, достаточно ли хороша красавица для его утех.

Это началось еще тогда, когда попасть в проскрипционный список можно было за любое неосторожное слово, по ложному обвинению. Обещание, что в случае жалобы вся семья будет в таком списке, заставляло женщин и девушек молчать. Октавиан привык, римляне молчали. Но молчала и покорная Ливия, во всем остальном показывавшая пример римским матронам.

Казалось, Октавиан любит жену, уважает ее, ценит, но это только при людях, на деле он не ставил ее ни во что, приводя любовниц даже в свой дом.


Консул был прав, сенат, поверив сообщению Марка Антония о победе в Парфии, решил установить в храме Согласия его статую. Когда же стало ясно, что консул заметно приврал, если не сказать, обманул, Рим захлестнуло возмущение! Октавиан не стал сдерживать недовольство одураченных сенаторов.

Но этого мало, Марка Антония нужно скомпрометировать как можно сильнее. Он не возвращается домой к жене, а терпеливая и верная Октавия все ждет и ждет? А пусть сама съездит к мужу! Где он там, перебрался в Сирию, готовится к новому походу? Прекрасно, это не Александрия, где хозяйничает Клеопатра. А чтобы Октавия не ехала с пустыми руками, брат готов дать беспутному зятю кое-что в помощь в предстоящем походе.

Октавия такому предложению искренне обрадовалась:

– С детьми?

Ну какая же она дура!

– Нет, детей брать не стоит, это море, к тому же плыть придется в военный лагерь, там детям и вовсе не место.

Чуть поскучнела, но сразу оживилась снова:

– Когда мне плыть?

– Думаю, скоро. Только отправь сначала мужу письмо, мало ли какие неприятные сюрпризы тебя ждут. А пока будешь ждать ответ, завези детей в Афины. Я выделю Марку легионы, правда, меньше, чем он просит, но если отдавать ему все, что нужно, то сам останешься только с личной охраной. У твоего мужа аппетиты – легионеров не напасешься.

Октавия расцеловала брата в обе щеки и почти побежала собираться в дальний путь. Глядя ей вслед, Октавиан гадал, дура она все-таки или влюблена, как кошка? Но сейчас ее влюбленность была ему на руку. Добропорядочная жена, готовая даже простить любовницу и мчаться к мужу по первому зову… Беспроигрышный вариант. Дело не в Антонии, здесь важна Клеопатра. Если она позволит приехать Октавии, то у Марка Антония начнутся неприятности, потому что две столь разные женщины рядом – это катастрофа. Если же египетская царица не позволит жене приехать к мужу, то либо сильно навредит себе в его глазах, либо ему в глазах остальных.