Скарлетт, с минуту подумав, произнесла:

– Ну, тогда говори ты… И что же ты знал?.. И она внимательно посмотрела на своего мужа.

– Я так и знал, что ты вновь начнешь мне диктовать свои условия – будто бы я нахожусь в осажденном городе, и ты, как генерал Шерман, выдвигаешь мне ультиматум… Ты ведь, кажется, только что сказала, что хочешь поставить какой-то там вопрос ребром?..

К Скарлетт при этом упоминании почему-то внезапно вернулась прежняя уверенность.

– Да…

Пожав плечами еще более равнодушно, чем до того, Ретт произнес:

– Хорошо… Ставь свой вопрос ребром…

Прищурившись, она произнесла:

– В общем, так, Ретт… Или я, или твой горностай… Выбирай сам.

Ретт мягко улыбнулся.

– Ну почему все вы, женщины, совершенно одинаковы?.. Почему ни от кого из вас нельзя ждать ну никаких неожиданностей?.. Конечно же, ну конечно же – ничего более интересного ты выдумать не могла… Да, только и всего: «или я, или горностай»…

– И все-таки… Он хмыкнул.

– Что – все-таки?..

– Я задала тебе вопрос, и теперь хотела бы получить на него ответ…

Неожиданно став очень серьезным, Ретт, в свою очередь, спросил:

– А если я скажу нет?..

Скарлетт в глубине души была готова ко всему, но только не к этому…

«Как, неужели он действительно выберет не меня, а это глупое животное?!.. – с ужасом подумала она. – Неужели я ошибалась в нем?.. Неужели… Нет, этого просто не может быть!.. Ретт, наверное, просто шутит!.. Боже, Боже, подскажи, что мне делать?!..»

Скарлетт смотрела на своего мужа, не мигая, как приговоренный к смерти смотрит на судью, в глубине души надеясь получить помилование…

Да, она никогда не думала, что на старости лет вопрос жизни и смерти будет зависеть от какого-то глупого зверька…

Немного поразмыслив, Ретт не нашел ничего лучшего, как сказать:

– Знаешь, Скарлетт, я не хотел бы оказываться перед этим выбором…

– И все-таки…

Он резко обернулся. В глазах его зажглись какие-то злобные огоньки.

– Ты настаиваешь?..

Медленно отведя глаза (она больше не в силах была выносить непроницаемый взгляд Ретта), Скарлетт твердо произнесла:

– Да. Настаиваю.

Тяжело вздохнув, словно человек, которому предстоит выполнить очень неприятную, но, тем не менее, какую-то обязательную процедуру, Ретт сказал:

– Что ж… Хорошо. Ты сама этого хотела, Скарлетт… Ты сама это выбрала. Да, я не начинал этого разговора… – он сделал небольшую, но весьма выразительную паузу и добавил: – Ты сама, слышишь?! – сама вынудила на это…

Скарлетт заметно побледнела и пересохшими от волнения губами спросила:

– И что?..

Ответ был тверд и категоричен:

– Он.

И Ретт кивнул в сторону зверька, который, взобравшись на шкаф, с интересом наблюдал за разыгравшейся драматической сценой…

И вновь Скарлетт охватил приступ бешенства… Ей захотелось вскочить, вцепиться этому ненавистному и любимому для нее человеку в горло, захотелось все рвать, сметать на своем пути…

Глаза ее налились кровью, лицо побледнело, а из груди вырвался какой-то сдавленный крик, более похожий на стон:

– О, Ретт…

Но тот по-прежнему был очень спокойным – во всяком случае, чисто внешне.

Посмотрев на Скарлетт, он молча поднялся и, выдвинув нижний ящик письменного стола, вытащил оттуда свой револьвер…

Заметив это, Скарлетт подумала со страхом «Боже, что же он собирается делать?..»

Это был старый, но надежный «Смит-Вессон» образца 1861 года – с таким оружием ковбои где-нибудь в Аризоне или в Нью-Мехико не расставались в свое время ни днем, ни ночью; такими вот тяжелыми револьверами в свое время были вооружены и янки генералов Шермана или Гранта и офицеры Конфедерации…

Скарлетт знала, что Ретт хранит пистолет у себя в столе – не для самообороны, а, скорее, как своеобразный сувенир, как напоминание о своей молодости…

Вынув барабан, Ретт внимательно осмотрел его – Скарлетт краем глаза успела заметить, что в барабане находится шесть патронов – как и положено. Вставив барабан на прежнее место, Ретт коротким жестом протянул оружие своей жене.

Та, вопросительно взглянув на него, несмело поинтересовалась:

– Что это?..

Ретт выглядел в этот момент очень серьезным. Не глядя на жену, он холодно произнес:

– Неужели ты не знаешь предназначение этого предмета?..

Скарлетт вновь спросила:

– А зачем мне этот револьвер?.. Я… Я не понимаю… Ты что – хочешь застрелить меня?.. Я буду тебе за это только благодарна…

Ретт улыбнулся.

– Боюсь, Скарлетт, что ты вряд ли смогла бы отблагодарить меня, если я действительно сделал бы это…

Взяв из рук Ретта оружие (Скарлетт сделала это чисто автоматически), она боязливо положила его себе на колени…

– Что я теперь должна делать?..

Батлер, осторожно усевшись на край письменного стола, очень серьезно сказал:

– Я хочу доказать тебе, пусть даже и не очень привычным способом, что я остаюсь тем самым джентльменом, которого ты привыкла видеть…

Скарлетт вопросительно посмотрела на него.

– Не понимаю…

Непринужденно улыбнувшись, Ретт ответил:

– Я хочу, чтобы ты убила меня… Из этого вот револьвера… Сейчас же…

Скарлетт смотрела на своего мужа во все глаза ей показалось, что она просто ослышалась… Что?..

Он, Ретт, ее Ретт, хочет, чтобы она, Скарлетт, убила его?..

Он сошел с ума – нет, он наверняка сошел с ума… Или же его просто подменили…

Боже – надо было пережить стольких близких людей, надо было дожить до седых волос, чтобы услышать подобное…

Уж не сошла ли с ума она?..

Может быть, это ей просто снится да, наверняка это сон, какой-нибудь очередной кошмар, которые все время, с такой неотступной навязчивостью посещают ее!..

А может быть…

Может быть, весь мир сошел с ума?.. Да, наверняка так и есть…

Скарлетт упрямо мотнула головой, будто бы хотела боднуть какого-то невидимого врага – так делают люди, которым кажется, что их все время преследуют какие-то наваждения… Она перевела взгляд своих глаз цвета темного изумруда на мужа – тот по-прежнему стоял в какой-то нелепой, как ей показалось, вызывающей позе, слегка опершись на письменный стол… Что, что ты сказал?..

Ретт, едва уловимо, одним только краешком рта, улыбнувшись, повторил:

– Да, ты не ослышалась… Я даю тебе этот револьвер с одной только просьбой – чтобы ты убила меня… И притом – немедленно…

Скарлетт откинулась на спинку кресла.

– Убила?!..

Он коротко кивнул.

– Да. Убила.

– Но за что?..

Ретт вновь улыбнулся – на этот раз более явственно.

– Да, да, Скарлетт, не удивляйся… Если ты боишься последствий, боишься суда и тюрьмы, мы все можем оформить… Сейчас я сяду за стол и напишу посмертную записку – так, мол, и так, в моей смерти прошу никого не винить… Я стал старый и никому ненужный… Из жизни ухожу добровольно… Ты выстрелишь мне в лоб или в висок – право выбора оставляю за тобой. После этого вложишь револьвер в мою руку и немедленно по телефону вызовешь полицейских… Не думаю, что кто-нибудь сильно опечалится моей смертью… Не считая, конечно, моего любимого горностая Флинта, – добавил Батлер, немного погрустнев.

«Боже, а я?.. А почему он сейчас так быстро сбрасывает со счетов детей?.. Кэт, свою любимицу?», – со страхом спросила сама у себя Скарлетт.

Скарлетт отвела револьвер дулом вниз – она боялась оружия и не любила его, ей всегда казалось, что револьвер может выстрелить непроизвольно, сам по себе…

– Но за что?..

– Неужели меня не за что убивать?.. – спросил Ретт. – Меня, человека, который сделал тебе столько неприятностей… Столько гадостей сделал – нет, Скарлетт, ты сама об этом подумай!.. И под конец, как заключительный аккорд – променял тебя, женщину, которую когда-то так горячо и беззаветно любил – на какого-то облезлого хомяка, с которым запираюсь в этом кабинете, с которым разговариваю даже больше, чем с тобой…

Скарлетт посмотрела на своего мужа с каким-то ужасом – так смотрят здоровые люди на больных какой-нибудь проказой, зная, что дни их сочтены…

– Ретт…

Но тот, казалось, не расслышал реплики своей жены – он продолжал:

– Не бойся, не бойся, Скарлетт… Застрели меня…

Ты не причинишь мне боли, если будешь целиться в лоб или в висок… В подобных случаях смерть, насколько мне известно, наступает мгновенно, я отойду в мир иной за какие-то доли секунды… Не бойся, Скарлетт, не бойся…

Скарлетт смотрела на Ретта с каким-то паническим страхом.

А тот продолжал все уверенней и уверенней:

– Скарлетт, ты не думай, что я шучу… Нет, я говорю совершенно серьезно… Да, я понимаю, я самый настоящий подлец… Я совершил бесчестный поступок перед женщиной, а бесчестье, как известно с давних пор, смывается только кровью…

Наконец Скарлетт нашла в себе силы заговорить:

– Ретт, не надо так… Не надо… Не говори мне таких странных вещей…

Ретт покачал головой.

– Какие же вещи ты находишь странными?.. Скажи мне, Скарлетт…

Та пожала плечами.

– Ну, все эти твои слова… Этот револьвер, – она боязливо кивнула на оружие, которое продолжала держать у себя на коленях. – Все твое поведение… Ретт, вспомни, ведь я начала разговор совершенно с другого… Я только сказала тебе, что надо как-то определиться, кого-нибудь выбрать: меня или своего горностая… А ты…

Ретт поспешил перебить ее возражением:

– Что я?.. Я определился, Скарлетт, я давно уже определился…

– Значит – горностай?..

Тяжело вздохнув с непонятливости Скарлетт, Ретт произнес:

– Да, горностай… Если хочешь, можешь называть это так… Да, Скарлетт, – добавил он после небольшой паузы, – мне нечего больше сказать… – Неожиданно он усмехнулся и, как показалось Скарлетт – немного добродушно: – Такой вот классический любовный треугольник… Ты любишь меня, а я люблю этого зверька… Выхода нет, кроме одного, – и он кивнул на тяжелый револьвер…