Та, подняв на своего мужа полные слез глаза, спросила:

– Но почему же?..

– Ты все время изводишь меня своими придирками, ты изводишь меня тем, что всякий раз объясняешь, что я должен сделать, а чего – нет…

Неожиданно она подумала: «А ведь раньше он не был таким… Он был уравновешен, спокоен и ласков… Нет, это случилось только после того, как в нашем доме появилась эта облезлая крыса…»

Едва слышно всхлипнув, Скарлетт произнесла:

– Ты очень изменился, Ретт…

Тот пожал плечами.

– Люди, знаешь ли, меняются… Особенно – с возрастом.

– Но ты изменился просто до неузнаваемости… Знаешь, – продолжала она, – иногда я смотрю на тебя, слушаю тебя, и мне все время кажется, что передо мной – не тот самый Ретт Батлер, которого я так любила, а какой-то совершенно другой человек, которого я никогда раньше не видела, которого я не знала… Совершенно незнакомый мне человек…

Ретт слушал ее с полуулыбкой.

– Раньше?..

Скарлетт едва заметно кивнула.

– Да…

– Когда это – раньше?..

Минуту помедлив, она ответила:

– Совсем недавно…

Ретт, однако, поспешил уточнить:

– Раньше – это когда: год, два, три… Сорок лет назад?..

И тут, совершенно неожиданно для себя, Скарлетт ответила:

– Наверное, с месяц…

Ретт удивился:

– С месяц?..

Скарлетт, кивнув, произнесла:

– Наверное… Может быть, больше, может быть, меньше… Ты же знаешь, я никогда не занималась скрупулезными подсчетами…

Немного помедлив, будто бы что-то обдумывая, Ретт спросил:

– А почему месяц?..

Скарлетт немного замялась.

– С тех пор, как у нас в доме завелся этот зверек, – произнесла она, немного помедлив, – ты стал как будто бы сам не свой… Будто бы тебя кто-то подменил… Да, Ретт, ты ничем больше не интересуешься – ты забросил даже свой любимый антиквариат…

Ретт прищурился.

– Знаешь что… – Он на минуту замолчал, а потом, поднявшись, начал взад-вперед расхаживать по кабинету. – Да, в чем-то ты и права… Я действительно изменился. Как, впрочем, и ты, – поспешно добавил он. – Но ты совершенно неправа, когда говоришь, что меня будто бы ничего не интересует…

Скарлетт заметила:

– Ничего, кроме этого дурацкого горностая…

– Возможно. Но для меня этот зверек теперь заменяет целый мир… Ведь это тоже своего рода искусство… – задумчиво ответил Ретт. – Да, Скарлетт, раньше, когда я был молод, то часто задавал себе один и тот же вопрос…

Голос Ретта зазвучал неожиданно мягко.

– Какой же?..

Он продолжал:

– Ну, например, не дай Бог, случись в нашем доме пожар… Что бы я бросился спасать в первую очередь?..

Скарлетт, не задумываясь, ответила:

– Свои картины…

Ретт медленно покачал головой.

– Нет, ты неправа… Хотя, – спохватился он, – хотя, может быть раньше, я действительно бы бросился спасать свои гравюры, свою живопись, свои эстампы… Но это – раньше. А теперь…

Скарлетт почему-то насторожилась.

– Что – теперь?..

– Теперь мне кажется, что все это яйца выеденного не стоит… Я думаю, что, будь даже в моем доме знаменитая «Дама с горностаем» Леонардо, я бы наверняка бросился бы спасать этого зверька, – он бросил нежный взгляд в сторону грызуна, – а не картину…

Скарлетт просто не верила своим ушам…

Неужели это говорит Ретт – тот самый изощренный ценитель и знаток изящных искусств?..

Он, Ретт Батлер, бросился бы спасать из огня какого-то облезлого хомяка?..

(Скарлетт почему-то в последнее время мысленно постоянно обзывала горностая хомяком – так он был ей неприятен.)

Да, она не ошиблась – Ретт действительно изменился… Притом – далеко не в лучшую сторону.

Внимательно посмотрев на своего мужа, она спросила его:

– Почему?.. Ретт поморщился.

– А неужели тебе непонятно?..

Скарлетт ответила совершенно искренне:

– Нет… Если бы я понимала тебя, то наверняка бы не спрашивала…

Вздохнув, он произнес:

– Дело в том, что «Дама с горностаем» – по своей сути всего-навсего прямоугольный кусок холста, покрытый в определенном порядке разноцветными масляными красками… Только и всего. Это – вещь неодушевленная. Понимаешь – всего-навсего вещь. Не-о-ду-шев-лен-на-я, – повторил он по слогам, словно школьный учитель для непонятливого ученика. – А горностай… – Он вновь ласково посмотрел на животное, – а он – живой… Он может бегать, есть, он может быть неожиданным… Нет, Скарлетт, и говорить нечего – наверняка я выбрал бы его…

Скарлетт молча покачала головой. «Наверное, он просто сходит с ума, – подумала она, – или схожу с ума я… Одно из двух. Если бы я сама не услышала, то, наверняка, никогда бы не поверила тому, что такие вещи может утверждать Ретт…» Внезапно замолчал и Ретт.

Спустя несколько минут он, внезапно кротко улыбнувшись, спросил:

– Итак, Скарлетт, мне кажется, у нас больше не будет никаких недомолвок?..

Та подняла взгляд.

– Это ты о чем?..

Ретт продолжал все с той же улыбкой:

– Ну, я имею в виду то, что ты больше никогда не будешь спрашивать меня, почему я все свое свободное время провожу с этим зверьком?..

Скарлетт спросила как-то механически – будто бы и не было столь тягостного и продолжительного разговора с Реттом:

– Почему?..

И он, улыбнувшись, ответил:

– Потому, что он приносит мне радость… Тебе, надеюсь, это понятно?..

И Скарлетт ничего больше не оставалось делать, как согласиться…

Как бы там ни было, но после того разговора Скарлетт окончательно утвердилась в мысли, что во всех ее последних бедах и несчастьях виноват именно этот зверек. Впрочем, она давно уже убедила себя в этом; последняя же беседа с Реттом окончательно утвердила ее желание избавиться от горностая любой ценой…

Но как?..

Несмотря на всю свою запальчивость и кажущуюся брутальность, Скарлетт никогда не смогла бы убить его – во всяком случае, тогда ей так казалось.

Да, она знала, что не сможет размозжить этому пушистому зверьку голову, взяв за хвост и ударив о дверной косяк; она понимала, что не сможет его ни утопить, ни отравить…

Да, Скарлетт была женщиной, но она, даже во времена своего девичества, никогда не рыдала над цветком, раздавленным конским копытом, и не бежала целовать новорожденных телят в их слюнявые мордочки – на подобные излияния чувств были способны разве что оранжерейные девушки из каких-нибудь «аристократических» семей в Атланта – Скарлетт всегда высмеивала их…

Она ненавидела «этого хомяка» всей душой, но, тем не менее осознавала, что никогда не сможет поднять на него руку…

Тем не менее этого зверька надо было удалить из дома, и притом – чем скорее, тем лучше…

Безумие буквально засасывало Ретта, и его надо было неотложно спасать.

Однако эта проблема упиралась в один и тот же вопрос: как это сделать?..

* * *

На следующий день за завтраком Ретт неожиданно сказал ей:

– Знаешь, что я вчера подумал?..

Скарлетт с надеждой посмотрела на него (она решила, что Ретт сам вызывает ее на откровенный разговор) и поинтересовалась:

– Что же?..

– Я подумал… – голос Ретта стал каким-то необычайно задумчивым, что в последнее время совершенно не было на него похоже, – я подумал, что ты, Скарлетт… Ты просто ревнуешь меня к этому горностаю… Да, ревнуешь.

«А ведь он по-моему и прав, – пронеслось в голове Скарлетт, – ведь это ни что иное, как самая настоящая ревность… Никогда бы не подумала. Да, конечно же, можно приревновать мужчину, особенно – собственного мужа, – к какой-нибудь женщине, но к зверьку…»

Да, Скарлетт понимала, что, при всей парадоксальности утверждения Ретта, он по-своему прав.

Хитро посмотрев на нее, Ретт спросил:

– Я хотел бы узнать, что ты сама думаешь по этому поводу…

Скарлетт на какое-то мгновение показалось, что перед ней – тот самый Ретт, к которому она так привыкла: заботливый, чуткий, отзывчивый, внимательный… Человек, которому интересно ее мнение, человек, который во всем советуется с ней, со Скарлетт…

А с кем же еще ему посоветоваться в жизни, как не с ней?..

Как, впрочем, и ей самой…

Пожав плечами, она произнесла:

– Не знаю…

– Вот как?..

Скарлетт сделала какой-то неопределенный жест.

– Честно говоря, Ретт, я никогда не думала над этим…

Ретт покачал головой и, взяв со столика газету, положил ее перед собой.

– А зря… Понимаешь, Скарлетт, – голос Ретта внезапно приобрел какие-то нравоучительные интонации, – понимаешь ли, в чем твоя ошибка?..

Задав этот вопрос, он вопросительно посмотрел на собеседницу – дескать, ты, конечно же, мне сейчас и не ответишь, но ничего – я все объясню…

Скарлетт и на самом деле не могла ответить на этот вопрос – тем более, что Ретт спросил ее об этом как-то слишком загадочно.

Наклонившись в сторону мужа, она спросила:

– В чем?..

Ответ последовал незамедлительно – будто бы Батлер только и ждал этого вопроса:

– Ты очень часто берешься судить о вещах и явлениях, даже не вникая в их смысл…

Скарлетт передернула плечами.

– Не понимаю, о чем это ты…

– А все о том же… О горностае.

– Ты только что сказал, что я ревную тебя к этому зверьку?.. – спросила Скарлетт таким голосом, будто бы не понимала смысла этой очевидной нелепицы – впрочем, она и действительно не поняла этого утверждения.

Ретт кивнул.

– Да.

– Но почему?..

Тяжело вздохнув, Ретт произнес:

– Тут дело, в общем-то, даже и не в горностае… Ну, как тебе это объяснить…

– Объясни как-нибудь, а я уж постараюсь понять, – попросила Скарлетт.

Ретт с минуту помолчал, после чего произнес:

– Знаешь… Мне ведь иногда кажется, что когда-то, очень давно, еще когда мы только-только познакомились с тобой и я влюбился в тебя без памяти…