Ретт, обернувшись к жене, с полуулыбкой произнес:

– Знаешь, столько раз видел эту знаменитую картину «Дама с горностаем», но самого зверька так близко еще ни разу не видел…

Внимательно посмотрев на собеседника, мистер Коллинз спросил:

– А вам что – действительно так нравится эта картина?..

Ретт кивнул.

– Нравится?.. Не то слово… Я просто влюблен в нее… Знаете, – он улыбнулся, – мне иногда кажется, что дама, которую запечатлел Леонардо, чем-то похожа на мою Скарлетт… Только она, – он вновь улыбнулся, – она еще прекрасней…

Джонатан предположил:

– Любите искусство?.. Наверняка, не меньше, чем я люблю птиц…

– О, да… Только настоящее, искусство старых мастеров, а не все эти модерновые штучки разных там кубистов, фавистов да еще черт знает кого…

– Целиком с вами согласен… Я тоже ничего не понимаю в этой мазне…

В разговор вступила Скарлетт.

– Да, Ретт очень любит хорошую живопись и старые гравюры… Недавно он приобрел настоящего Дюрера. В последнее время у него появилась настоящая мания – он собирает картины старых мастеров… Впрочем, не только их – мой Ретт, так же как и вы, просто влюблен во все, что только напоминает о старой доброй Америке, во все то, что теперь называют «антиквариатом»…

Скарлетт по вполне понятным причинам умолчала, что Реттом в этом увлечении движет скорее меркантильный интерес, чем действительно любовь к искусству…

Джонатан слушал миссис Батлер внимательно, но с едва уловимой улыбкой.

– Вот как?.. Та продолжала:

– Конечно, его мечта – иметь в своей коллекции «Даму с горностаем»…

– Короче, – сказал Джонатан, склонив голову на бок, – короче, сэр, дама у вас уже есть…

Ретт скромно улыбнулся.

– Да…

– Остается найти горностая…

Ретт сдержанно улыбнулся.

– Наверное, вы правы…

Немного поразмыслив, Коллинз скромно улыбнулся и произнес:

– Мне кажется, я вполне могу разрешить ваши трудности, мистер Батлер…

– Действительно?

Коллинз протянул ему клетку.

– Это – вам…

Повертев клетку с притихшим уже зверьком в руках, Ретт недоуменно спросил:

– Ну, и что же я теперь буду с этим делать?..

Батлер сделал ударение на слове «этим», словно давая таким образом понять, что этот горностай также далек от совершенства, от того горностая, который изобразил на своей картине Леонардо, как и все современное искусство от зрелого Реннисанса…

Однако Коллинз явно не понял хода мыслей своего собеседника.

– Ну как это что?.. Вы ведь сказали, что ваша заветная мечта – иметь «Даму с горностаем»… Даму и горностая. Ваша дама, очаровательная миссис Скарлетт Батлер, насколько могу судить, ничем не хуже, чем у Леонардо да Винчи… Остановка была за горностаем – вы и его получили…

И мистер Коллинз беззвучно засмеялся, очень довольный своей шуткой…

Делать было нечего – в сдержанных движениях поблагодарив хозяина за столь необычный подарок и, еще раз – за великолепный вечер, Ретт и Скарлетт, взявшись под руки, пошли в направлении своего дома…

Скарлетт, крепко держась за мужа, растерянно смотрела на сетчатую клетку, которую муж нес в руке.

– Не представляю, что мы с ним будем делать, – произнесла она.

Ретт беспечно махнул рукой.

– Будет жить у нас…

Скарлетт, обходя большую лужу, блестящую на влажной после вечернего июньского дождя мостовой, черной, как антрацит из вирджинских копей, на минуту выпустила руку своего мужа.

– Вот как?..

– А почему бы и нет?.. Ведь многие держат котов, сусликов… Некоторые любят барсуков, енотовидных собак и морских свинок. Есть чудаки, которым нравятся какие-нибудь экзотические твари, вроде крокодилов или змей… Почему бы нам не завести горностая?.. Во всяком случае – благородно… Ничем не хуже кота и уж наверняка получше, чем какая-нибудь морская свинка.

Скарлетт с сомнением посмотрела на клетку в правой руке Ретта.

– А какой от него толк?..

Ретт сдержанно заулыбался.

– А зачем?..

– В смысле?..

– Не понимаю, почему ты всегда и во всем постоянно ищешь какой-то смысл?..

Скарлетт непонимающе посмотрела на него.

– Неужели непонятно?..

– Нет.

До дома, в котором они жили, оставалось на более нескольких сотен футов. Они подошли к газовому фонарю и почему-то вместе остановились. Ретт, поставив на булыжную мостовую клетку с горностаем, посмотрел в глаза Скарлетт и улыбнулся.

– Так объясни же мне, почему в каждом поступке я должен видеть какой-то смысл?..

Скарлетт откашлялась.

– Пойми, дорогой… Каждый поступок имеет свой смысл…

Ретт неожиданно перебил ее:

– Очень часто поступки не имеют никакого смысла… Это иногда касается и меня… и тебя, дорогая…

Скарлетт сделала вид, что не расслышала этой язвительной реплики.

Она продолжала все тем же тоном:

– Да, каждый человеческий поступок должен иметь какой-то смысл… Во всяком случае – должен иметь. Точно также, как и каждая вещь… Каждый предмет должен иметь свое предназначение…

Ретт лишь улыбнулся в ответ.

– Ну, и что же?..

– Я никак не могу понять, какое предназначение у этого животного, которого нам навязал в подарок уважаемый мистер Коллинз, и которого, я просто уверена, ты не будешь знать, куда деть?..

Батлер посмотрел на горностая – от перемены места, от того, что сетчатую клетку вынесли на свежий воздух, тот свернулся калачиком, только две точки глаз зверька ярко блестели в фонарном свете – Ретту казалось, что он чего-то испугался.

– Так какой же в нем смысл?.. Передернув плечами, Батлер произнес:

– А какой смысл, скажем… – Он внимательно осмотрел свой костюм; взгляд его упал на собственный цветастый галстук. – Какой смысл, скажем, в моем галстуке? Ответь мне…

Скарлетт пожала плечами.

– Ну, не знаю… Так принято – чтобы мужчины носили галстуки.

Ретт вновь улыбнулся.

– Если вдуматься как следует – то никакого. Это не одежда в общепринятом смысле, он не защищает ни от холода, ни от жары… Зачем же тогда носить его?..

Скарлетт пожала плечами.

– Не знаю… Так принято…

Она попыталась сказать еще что-то, но теперь инициативу разговора уже перехватил Ретт…

– А какой смысл, скажем, в курении табака?.. Нет, если как следует вдуматься: люди берут в рот свернутые трубочкой листья какого-то дрянного растения, предварительно его иссушив, поджигают его с одного конца и глотают дым… Какой в этом смысл?..

Произнеся этот вопрос, далеко нериторический, он внимательно посмотрел на Скарлетт.

Та произнесла после небольшой паузы:

– Ведь и ты, когда куришь, получаешь от этого удовольствие…

Ретт согласно кивнул.

– Правильно… Хорошее слово – удовольствие… Это ты очень хорошо подметила, Скарлетт… Слушай дальше, – он быстро посмотрел на горностая, сидящего за сеткой, – слушай дальше… Я собираю картины… Хороших мастеров, старой школы – ты ведь прекрасно знаешь всю мою коллекцию и, надеюсь, не будешь оспаривать мой вкус… Какой смысл в этом?..

Скарлетт, не задумываясь, ответила:

– Ты вкладываешь в произведения искусства деньги… Ты ведь сам это говорил.

Ретт с улыбкой согласился со своей женой и на этот раз.

– Да, так… Все верно. Но ведь я мог вкладывать деньги и в другие, столь же непреходящие ценности… Например – в акции «Дженерал Электрик», «Стандарт Ойл» или в Фордовскую автомобильную кампанию, в Транснациональную магистраль, в нефтяные скважины, в соболя, в дорогие спортивные или туристские автомобили, в брильянты, в редкие почтовые марки или старинные монеты, в земельные участки под нашим городом, в какой-нибудь последний государственный заем, в федеральную программу реконструкции и развития нашего штата… да мало ли во что еще?!

Миссис Батлер не поняла мысли Ретта, но, тем не менее, согласилась:

– Ну да…

– Тогда почему же я выбрал именно произведения искусства?..

Скарлетт ответила честно:

– Не знаю…

Улыбнувшись жене – улыбка эта получилась тем более неожиданной, потому что тема разговора была очень серьезной, Ретт произнес:

– Ты ведь сама только что сказала мне это слово… ключевое, кстати…

Скарлетт по-прежнему не понимала, куда это клонит ее муж.

– То есть?..

– Ну, только что… Когда я говорил о бессмысленности табакокурения…

– Удовольствие?..

Неожиданно Ретт воскликнул – очень громко, на всю улицу:

– Да, да, вот именно… Удовольствие!.. Ведь любой человек – не станем скрывать этого! – живет потому, что хочет получать удовольствия… Пока у него есть хоть какие-то потребности, хоть какие-то желания, он будет жить… Да-да, Скарлетт, не надо быть ханжами, как этот несносный мистер Сойер, с которым ты сегодня в гостях так некстати поругалась…

Скарлетт кивнула.

– Сама не знаю, что это на меня такое нашло… Просто он мне сразу же чем-то не понравился…

Ретт понимающе улыбнулся.

– Наверное – своим истерическим, припадочным патриотизмом?..

– Наверное…

– Не надо быть такими… Этот отставной генерал наверняка находит в своем патриотизме какое-то удовольствие… Я понимаю его. Любой человек естественно создан для удовольствий… Ты ведь и сама прекрасно понимаешь это…

Да, по мнению Ретта, именно Скарлетт с ее ясным практичным умом должна была прекрасно понять, что же он имеет в виду…

Он продолжал:

– Да, именно так… Да, мне хорошо известно, что какая-нибудь старинная гравюра какого-нибудь Дюрера через пять… каких пять? Через два года будет стоить уже не триста долларов, которые я за нее заплатил, а вдвое, втрое больше… Но ведь акции той же Фордовской автомобильной кампании теперь растут в цене быстрее!..

Скарлетт несмело возразила мужу:

– Но ведь Хайленд-Парк, где мистер Форд построил свои заводы, может… ну, допустим, сгореть… Или же сам мистер Форд разориться…