Если бы она была полностью обнажена, то была бы еще прекрасней, но это не возбуждало бы его сильнее. Ее упругие круглые груди, видневшиеся в вырезе сорочки, как бы сливались с белым сатином. Соски отчетливо проступали под тканью. Это еще больше возбуждало его.

Интересно, как она себя поведет, если он коснется ртом этих тугих сосков, если он раздразнит их языком через мягкую ткань сорочки? Что она почувствует, когда он прикоснется к ней? Что она скажет, когда увидит влажное пятно, оставленное его ртом?

Том плотно закрыл глаза, пытаясь вернуть себе хладнокровие. Кашлянув, он нехотя повернулся и пошел.

Она нервно рассмеялась.

— Не почитаете… не почитаете ли вы мне еще что-нибудь из своих сочинений?

И если ее смех прозвучал беспокойно, то его — просто безумно.

— Нет, — хрипло произнес он. В его голосе слышалось сожаление. — Я думаю, что мне лучше уйти, а то я опять что-нибудь натворю.

Хелен даже не успела открыть рот, чтобы ответить ему, когда он повернулся и пошел к перилам балкона. Она вся задрожала. В эту секунду ей трудно было рассуждать логически.

— Вы что, собираетесь слезать тем же путем? — изумленно произнесла она. — В этом нет необходимости. Вы можете спуститься по лестнице.

Перешагнув через перила, он взглянул на нее через плечо.

— Нет необходимости. — Он негромко рассмеялся, представив, как он идет через ее спальню. — Наоборот, физическая разрядка мне просто необходима сейчас.

Он перевесился через перила и, поймав ее взгляд, позвал:

— Эй, Хелен!

— Да?

— Я не смогу долго устоять перед вами. Оденьте что-нибудь широкое и безобразное.

После этого его голова исчезла из вида. Какое-то мгновение она стояла и смотрела на то место, где он только что стоял. Засмеявшись, она повернулась и побежала в спальню. Не оставив себе и минуты на сомнения, она стянула через голову сорочку и бросила ее на кровать. Затем достала из стенного шкафа белые широкие брюки, но, внезапно передумав, повесила их на вешалку. «Только не белые, — подумала она. — Не сегодня ночью».

Она быстро одела черные брюки и черный свитер. Затем заколола волосы на затылке и тихо рассмеялась, увидев свое отражение в зеркале, так как была похожа на ночного вора-взломщика. «Как раз подходящая компания для него», — подумала она, ухмыляясь, и вышла из спальни.

Хелен тайно прокралась вниз по лестнице. Это еще больше усилило ее ощущения. Она безмолвно смеялась, выбегая из парадной двери, повязывая на ходу голову черным шарфом.

Выступив из темноты, Том поймал ее и завернул за угол, где стоял его мотоцикл.

— Он вам не нужен, — прошептал он, снимая шарф с головы. — И это тоже. — Одну за другой он вытащил все шпильки из ее волос. Запустив пальцы в эту золотую копну, он растрепал ее волосы.

Держа за плечи, он оглядел ее.

— Так лучше, — произнес он. — Гораздо лучше.

Повернувшись он повел ее к мотоциклу.

— Наступает пора приключений.


Подобно орлам, парящим на ветру, они спустились по городским переулкам, оставив за собой тенистые сосны и выехали в открытое поле, залитое лунным светом.

Удивительное ощущение от ее развевающихся по ветру волос явилось для нее как бы символом свободы, которую она ощутила сегодня ночью.

Время казалось потеряло для них всякое значение. Все условности были отброшены. Забыв обо всем, она прижалась щекой к его широкой спине, позволив ему увезти себя, куда он захочет.

Луна низко висела над небольшим озером, куда Том привез ее по пыльной дороге. Когда он выключил зажигание, воцарилась полная тишина. Но постепенно звуки ночи нарушили эту тишину.

Заквакала одинокая лягушка. Одна за другой к ней присоединились другие. Их хриплое пение заполнило ночь.

Взяв Хелен за руку, Том повел ее к небольшому холму, покрытому травой, откуда открывался прекрасный вид на озеро, заросшее кустарником.

Они молчали, потому что это могло нарушить лягушачью симфонию, а еще потому, что слова просто были не нужны.

Они долго сидели, обхватив руками колени и слушали. Затем тихим шепотом Том стал рассказывать ей о своих путешествиях. Его голос сливался с голосом ночи.

— Итак, — сонно прошептала она, — а что было после Северной Дакоты.

— Конечно, Южная Дакота.

Голова Тома лежала у нее на коленях. Сначала, когда он положил туда свою голову, Хелен испугалась. Но постепенно она стала воспринимать это, как частичку потрясающей ночи.

— В Южной Дакоте я встретил Евфрама, — продолжал он.

— Честно? — тихо засмеялась она. — Неужели кто-нибудь еще называет ребенка Евфрамом?

— Мне всегда казалось, что Евфрам никогда не был ребенком. Он был простейшим и скромнейшим чудаком, какого я только встречал, — улыбнулся Том, вспоминая. — Дал мне работу, как он сказал, по доброте душевной, а затем свалил все обязанности на меня. Он хотел выращивать картофель на поле, где девять десятых были камни, а одна десятая — земля. Картофель… — произнес он с отвращением. — Бог не создал Айдахо для картофеля. Но Евфрам непременно хотел посадить картофель, и я гнул спину, таская эти проклятые камни. Сначала он мало разговаривал, без конца что-то бормотал и ругался, не разговаривая со мной. После того, как я прожил там около месяца — это было еще до того, как я купил «Виннебаго» и жил с ним в его дряхлой лачуге, которую он называл домом — старик, наконец-то, признал меня. Каждый вечер после ужина он зажигал свою вонючую сигару и мы разговаривали.

Том повернул голову, чтобы взглянуть на нее. В его глазах она заметила восхищение.

— Хелен, вы даже представить себе не можете, что за истории он мне рассказывал! Этот больной старик объехал весь мир. Пятьдесят лет назад он плавал по Южно-Китайскому морю. Он был там в то время, когда японцы завладели Китайскими провинциями, встречался с Мао Дзе-Дуном, который возглавлял тогда Великий Поход своей Красной Армии. Поначалу я думал, что он морочит мне голову. Но старик вспоминал столько подробнейших деталей из истории, и о людях, живущих там, что я убедился в правдоподобности его рассказов. — Том прикрыл глаза. — То, что он повидал, и то число людей, которых он узнал, уже было достаточно, чтобы помутить его рассудок.

— Он кажется очаровательным.

— Да, так оно и есть. Он стал мне настоящим другом. Мы до сих пор переписываемся. Когда я знаю, что буду находиться где-нибудь в течение месяца, я посылаю ему открытку с моим новым адресом. — Внезапно Том рассмеялся. — Старик все еще жалуется на камни, которые я оставил на том поле. Он до сих пор не может смириться с тем, что не может выращивать картофель.

Она рассмеялась вместе с ним, затем взглянула с сожалением.

— Мне очень не хочется этого говорить, но я думаю, что нам уже пора отправляться назад.

Он сел.

— А я надеялся, вы не заметите, что уже поздно.

— Вы имеете ввиду — рано? В любом случае, который час?

Он взглянул на светящийся циферблат своих часов.

— Три.

— Вы шутите? — изумилась она.

— Боюсь, что нет, — он посмотрел на ее встревоженное лицо. — Интересно, а вас прогонят из Лангстона, если застукают здесь со мной?

— Возможно. Не знаю. Я никогда ничего подобного не совершала.

Протянув руку, он коснулся кончика ее носа.

— Вы сожалеете об этом?

— Нет, — прошептала она, не задумываясь. — Нет, я не сожалею.

Его палец ласково скользил по ее губам, щекам, опускаясь к длинной шее. Дойдя до ложбинки между грудями, он тихо вздохнул и отдернул руку.

— Небольшая и довольно-таки не уродливая, — пробормотал он и сел. — Вы правы. Лучше вернуться, пока я не совершу ошибку, что разрушило бы наши планы на завтра.

— Завтра?

— Если вы помните, у меня завтра выходной. Я думал, что мы поедем на пикник.

— Том, — в замешательстве произнесла она. — Не думаю, что я смогу.

— Конечно, сможете. Все, что от вас требуется, это сказать: «Да, Том. Я с удовольствием поеду с тобой». Ясно? Нет ничего проще.

Она неуверенно улыбнулась. Его слова звучали слишком просто, но он ведь не знал, что сегодня ночью она как будто сошла с ума.

Завтра будет день, и все вернутся в обычное русло.

— Вот как, Том?

— Вот так, Хелен, — прошептал он, наклоняясь ближе. — Это задевает вас?

«Это задевает вас?» Она едва не рассмеялась. Уже то, что она была с ним знакома, и то, что он находился рядом с ней каждый день, подрывало ее привычную жизнь. У нее было предчувствие нависшей над ней опасности при мысли о том, что произойдет, если она позволит ему сблизиться с ней. Нервно облизнув губы, она произнесла:

— Не думаю.

— Тогда все в порядке. Не думайте об этом, — прошептал он, обжигая горячим дыханием ее ухо. — Хотя бы раз в жизни не думайте ни о чем. Только почувствуйте. — Его рука скользнула под черный свитер и замерла под ее грудью. — А знаете, что я хотел сделать, когда первый раз увидел вас?

Кашлянув, она ответила:

— Вы хотели оставить на мне следы?

Он тихо рассмеялся, и этот смех заставил ее кровь течь быстрее.

— Нет. Я не могу сказать, что у меня не было такой мысли оставить на вас отпечатки своих пальцев. Но больше всего мне хотелось увидеть, как вы споткнетесь или чихнете… — короче, что-нибудь человеческое. В ваших глазах было что-то близкое мне. Это я уже видел в своих глазах. Мне хотелось охватить вас и сказать: «У вас не может быть такого взгляда. Это просто случайность». Но я знал, что тогда вы меня не смогли бы понять. — Он обнял ее за талию, придвигая ближе к себе. — А теперь я думаю, что вы можете понять меня. Не отталкивайте меня. Не отталкивайте мир от себя. Поехали завтра со мной. — Он взял ее лицо в свои руки и заставил взглянуть на него. — Ничего ведь ужасного не произошло этой ночью, не так ли?