Моя обожаемая Эмма и моя страна — только они обе живут в моем сердце. Ах, а сердце у меня нежное, открытое. Доверься мне, доверься. Я никогда тебя не обману…

Твои милые письма я сжигаю. Я это делаю для твоего блага. И прошу тебя, сжигай и ты мои. Если хоть одно из них попадет в чужие руки или у тебя отберут их — весь мир вынесет нам приговор еще до того, как мы сможем объявить о наших отношениях[74].

Поцелуй и благослови нашу дорогую Горацию, как мысленно целует и благословляет тебя твой одну лишь тебя любящий

Нельсон и Бронте.»

* * *

Устав от вечных войн, от непрестанно увеличивающегося бремени, от тяжких непосильных налогов, английский народ требовал мира. В салонах, в газетах уже упоминали о секретных переговорах держав.

В своих письмах Нельсон тоже говорил о тоске по отдыху, покою. Но наслаждаться ими он хотел только вместе с Эммой. Ему казалась невыносимой жизнь с нею врозь, когда он лишь изредка с трудом добивался часа, чтобы побыть с ней наедине. К тому же его угнетало, что ему снова приходится пользоваться гостеприимством сэра Уильяма.

Уже со времен Неаполя его терзало отвратительное чувство, что он чем-то обязан этому человеку, у которого отнял жену.

Но состояние его здоровья было хуже, чем когда-либо. Ему был необходим свежий воздух и какое-то мирное занятие, которое отвлекало бы его. Дом, в котором он сам был бы хозяином, но который находился бы недалеко от Лондона. Он должен был оставаться вблизи от центра событий. И не хотел лишать Эмму круга ее друзей.

Эмма решила, что она нашла то, что нужно, в Мертон-плейс, поместье в графстве Серрей, на расстоянии восьми миль от города. Небольшой дом с удобно расположенными комнатами; красивый парк со старыми деревьями; 115 моргенов садов, лугов, лесистой местности. Тут протекал богатый рыбой ручей, который давал сэру Уильяму возможность предаваться страстно им любимой рыбной ловле.

Она отправила Нельсону письмо, в котором все это описала, и приложила наспех сделанный рисунок.

Он ответил незамедлительно.


«Тысяча благодарностей, любимая! Я нахожу, что идея Мертон-плейс восхитительна. Но так как Адмиралтейство не дает мне отпуска, я вынужден просить тебя потрудиться вместо меня. Господа Буль и Хейслвуд позаботятся о деловой стороне.

Я доверяю твоему вкусу. Ведь я часто говорил, что готов дать тебе пятьсот фунтов, если ты построишь мне дом. Ты обещала мне это, и вот теперь я ловлю тебя на слове.

Тем самым ты уполномочена мной устроить все так, как считаешь правильным. Ты сама. Я хочу лишь одного: чтобы все принадлежало мне. Свою жизнь там мы сумеем устроить; главное, что мы вместе.

Не привезешь ли ты в Мертон свой портрет? Тем самым ты проявишь свою любовь ко мне. А от меня, может быть, картину, изображающую сражение на Ниле?

Мне не хотелось бы, чтобы там жили книги сэра Уильяма; и вообще — ничего, что ему принадлежит…

Сможешь ли ты принять Мертон до 10 октября? Я надеюсь, что Адмиралтейство освободит меня еще до этого срока. Я ни в коем случае не останусь дольше.

Будь здорова, любимая! Ах, если бы я был уже у тебя, обходил бы рядом с тобой все красоты нашего рая!

Горацио.»


Первого октября был подписан прелиминарный Амьенский мир, двадцать второго Нельсон прибыл в Мертон-плейс.

Эмма, миссис Кадоган и сэр Уильям встречали его на границе имения; у дверей дома его приветствовали друзья и соседи; в столовой ждала праздничная трапеза — одновременно приветствие возвращающемуся домой герою и пир по случаю прибытия молодого хозяина поместья. Но главный сюрприз ждал его в соседнем кабинете.

Чувствуя, как страдает Нельсон от разлуки со своей семьей, Эмма обратилась к его отцу. Написала ему, как знаменит его сын; какую суровую жизнь вел он до сих пор; как велики беспокойство и озабоченность, одолевавшие его из-за болезни даже в редкие счастливые часы. Можно ли прилагать к поступкам героя мерки буржуазной морали? Препятствовать тому свободному, бурному расцвету его души, для которого он создан, при котором только и могут созреть прекрасные, вызывающие восхищение всего мира плоды? Может ли его отец оправдаться перед собой и перед отечеством, питал к сыну неприязнь из-за женщины, которая относится к величию своего собственного мужа холодно, почти враждебно, не понимая его?

Эмма отправила письмо со страхом в душе, но все обернулось к лучшему.

Отец Нельсона ответил, что готов помириться с сыном. Накануне приезда Нельсона все прибыли в Мертон-плейс. И когда Эмма открыла перед Нельсоном дверь в кабинет, они встретили его: отец, брат, преподобный Уильям Нельсон, со своим сыном Горацио и дочерью Шарлоттой, сестры, миссис Болтон и миссис Метчем, со своими мужьями и четырнадцатью детьми.

Нельсон, потеряв дар речи, остановился в дверях. Затем со смехом, в восторге бросился в раскрытые ему объятия.

* * *

В спокойном труде, в мирных радостях текли дни.

Старая любовь Нельсона к сельской жизни, зародившаяся еще в его юные годы, пробудилась вновь, и он радовался своим владениям, своей собственной земле. Он неустанно совершенствовал и расширял свое небольшое имение. Здания были надстроены, сад стал еще прекраснее, были высажены цветы, кустарник, деревья.

И снова Эмма всегда была рядом с ним. Блуждая по окрестностям, они появлялись в хижинах бедноты, помогали нуждающимся, для каждого находили приветливое, вселяющее бодрость слово. Иногда они гуляли по большим аллеям парка, которые он называл своим ютом; катались в маленькой лодке по ручью «Нил»; устраивали веселые состязания с сэром Уильямом в рыбкой ловле.

В Лондон Нельсон ездил лишь в тех случаях, когда в палате лордов обсуждались вопросы, касавшиеся мореплавания.

А когда он возвращался домой, ему всегда казалось, что он видит Мертон-плейс впервые. Он не переставал удивляться, что этот тихий мирный уголок принадлежит ему. Ему, перелетной морской птице.


Всякий раз, когда зимой ему приходилось ездить на заседания палаты лордов, он навещал Горацию в доме миссис Гибсон. Часами играл он с девочкой, любуясь ее тонким личиком, изящным обликом, радуясь первому лепету.

Но вот пришло лето. Повеяли теплые ветры, стало ярко светить солнце. Хорошо было бы увезти это нежное создание из пыльного города на благотворный деревенский воздух.

Неужели не было способа привезти Горацию в Мертон так, чтобы сэр Уильям ни о чем не догадался?

Эмма долго размышляла, и наконец ей показалось, что она придумала. Сообщила Нельсону.

Он в восторге согласился. Под каким-то предлогом уехал в Лондон и оттуда прислал сэру Уильяму письмо.


«Глубокоуважаемый, дорогой друг!

Разрешите мне обратиться к Вам с одним делом, за которое я болею душой.

Вы помните, что перед нашим отъездом из Италии[75], я говорил с Вами или с миледи о ребенке, который вследствие чрезвычайных обстоятельств был отдан под мое покровительство. Теперь ему полтора года. Ребенок рожден вне брака, и поэтому я не могу входить в подробности.

У меня возникло желание взять на летние месяцы бедное осиротевшее создание вместе с его воспитательницей в Мертон-плейс, чтобы укрепить его хрупкое здоровье. С другой стороны, мне не хотелось бы, чтобы что-то нарушило гармонию нашего совместного существования. Не поговорите ли Вы с миледи о таком прибавлении семейства и не сообщите ли мне, что она об этом думает?

Малышка воспитанна, послушна и хорошо ведет себя и, вероятно, никогда не даст повода для жалоб. Я был бы признателен Вам за быстрое решение этого вопроса. Если Вы согласитесь, я мог бы сразу привезти Горацию и ее воспитательницу.

С сердечными приветами Вам, леди Гамильтон и нашей милой миссис Кадоган

преданный Вам Нельсон и Бронте.»


Сэр Уильям прочел письмо Эмме.

— Перед нашим отъездом из Италии он говорил о ребенке? — спросил он затем словно с удивлением. — Ты что-нибудь знаешь об этом? Я не могу вспомнить.

Она с трудом выдержала его взгляд.

— Мне кажется, это было в Ливорно. Когда мы нашли в консульстве письма из Англии. Вот тогда он это и сказал.

— Так, так. Значит, я пропустил это мимо ушей. Ну, что удивительного — в этой суматохе! Тогда как раз пришло сообщение о Маренго. — Он покивал. — Впрочем, довольно странно, что Нельсон спрашивает у нас. Ведь Мертон-плейс принадлежит ему. Правда, он всегда был по отношению к нам очень деликатен. Так что ради Бога! В конце концов, дом достаточно велик, и можно уберечься от детского крика. А ты? Что мне написать ему от твоего имени?

— Что я рада малышке. Я охотно возьму ее под свое покровительство.

Он снова кивнул.

— Так я и думал, так и думал!

Эмма почувствовала, что бледнеет.

— Что ты имеешь в виду?

Он улыбнулся, потом захихикал.

— Ты же всегда хотела иметь ребенка. Значит, бедная маленькая сиротка Нельсона — для тебя желанный гость. Ведь вы, женщины, битком набиты материнскими чувствами. Даже по отношению к чужим детям. Так я и напишу Нельсону. Увидишь, как он будет тебе благодарен.

Спустя два дня Горация вместе с миссис Гибсон торжественно прибыла в Мертон-плейс.

Казалось, теперь в нем есть все для полного счастья.

Глава тридцать седьмая

Со дня весеннего равноденствия 1803 года сэр Уильям стал прихварывать. При первых признаках болезни семидесятитрехлетний старик махнул на себя рукой; отказывался поехать в Лондон, обратиться за помощью к врачу.