Шарлотта.»

* * *

Десятого июня «Фоудройант» поднял якоря для последнего плавания по синим волнам того моря, на котором разыгрывались все сражения последних лет.

Снова стояла Эмма рядом с Нельсоном и сэром Уильямом на юте. Смотрела назад на циклопические нагромождения прибрежных скал, на исчезающие дворцы Палермо, на медленно погружающуюся в воду вершину горы Пеллегрино.

Горевать ли ей по тем с трудом завоеванным высотам, которые она теперь покидала? Радоваться, подобно Нельсону, что осталось позади все мрачное, мучительное?

Или… страшиться того, что надвигалось, что должно было прийти?


В ту ночь, ночь чествования победителя при Абу-Кире, она, дрожа, стояла под дверью Нельсона, прислушиваясь к чудовищным обвинениям Джошуа.

Самсон и Далила…

Она вышла к нему, согбенному горем. Вырвала у него признание в его сомнениях. И потеряв рассудок от сострадания и любви, заключила его в объятия.

— Я хочу этого! И я знаю, так будет. Придет день, когда я подарю его тебе. Дитя, Горацио, твое дитя!

Она ему обещала. Все это время она страстно желала ребенка. День за днем, час за часом мечтала о нем.

Для него, для него…


Но теперь… если он отвернется от нее, ее покинет…

Ведь на родине его ждет жена, и она одна лишь имеет права на него.

Эмма погрузилась в мрачные раздумья.

Ей был неприятен яркий солнечный свет, движение волн, качка на корабле.

Она, хладнокровно перенесшая борьбу «Вэнгарда» со штормом, теперь боялась мягкого покачивания на волнах спокойного моря.

Она крадучись ушла с палубы, пробралась в свою каюту, упала на кровать, свернулась в клубок и думала, думала.


Пришел Нельсон. Он постучал в запертую дверь, окликнул Эмму.

Она с трудом поднялась и пошла, чтобы створить ему. Он испуганно забросал ее вопросами. Она попыталась весело ему улыбнуться и шуткой рассеять его тревогу.

Но среди разговора ей показалось, что все вокруг нее вертится. Она почувствовала какую-то дрожь и пульсацию внутри. Это не было биением ее сердца.

Сказать ему об этом? Сказать?

Но пока она еще размышляла и спрашивала себя, с ее губ уже сорвалось признание.


Обезумев от радости, он в восторге привлек ее к себе и стал покрывать неистовыми поцелуями ее лицо, шею, руки.

Затем опомнился. Заботливо усадил ее, опустился перед ней на пол и положил голову ей на колени.

Робко, с нежностью, с благоговением прислушивался к чуду, таившемуся внутри нее.

* * *

«17 октября 1800.

Моя дорогая миледи!

Я надеюсь, что мое письмо застанет Вас уже в Англии, что шевалье вполне здоров, что нашего великого Нельсона там ценят, любят, чествуют, как того заслуживают его характер и его славные дела.

Мальта завоевана. Французы изгнаны оттуда. Это, несомненно, хорошо и радует. И тем не менее король и все мы чувствуем себя чрезвычайно оскорбленными тем, что при подписании капитуляции нас обошли молчанием, хотя мы предоставили войска, артиллерию, боеприпасы, И разве не нам принадлежит древнейшее, неоспоримое право на этот остров?

Теперь там развевается один лишь британский флаг.

Больно видеть, как основательно нас провели; вдвойне больно, когда такая страшная несправедливость исходит от друзей.

Мои дружеские чувства к Англии были искренними, полными преданности; все наши поступки, беды, потери, заботы — следствие этого. Разве я не права, называя такой образ действий жестоким? Тем более жестоким, что я вынуждена молчать, когда весь мир теперь меня спрашивает: «Исцелились ли вы наконец от вашей англомании?»[69]

Все, это, пожалуй, можно было бы вынести. Вопреки всему мы доверяем Англии и, разумеется, довольны тем, что позицией, которая господствует над островом Сицилией, владеет дружественная держава. Но форма! Это пренебрежение после такой услужливости, доверия, сердечности с нашей стороны!

Как часто я думала: если бы мои друзья все еще были здесь, этого ни в коем случае не могло бы произойти.

Адье, моя дорогая миледи. Я, как всегда, была с Вами совершенно откровенна. Надеюсь, Вы не изменили своего отношения ко мне. Мои чувства к Вам неизменны.

Далеко от Вас или вблизи, я всегда Ваш благодарный, верный друг

Шарлотта.»


Сэр Уильям насмешливо улыбнулся, прочитав это письмо.

— Боже мой, не должны женщины заниматься политикой. Со свойственной ей сентиментальностью она действительно думает, что получила бы Мальту, если бы мы оставались в Палермо. И теперь еще не понимает, почему я получил отставку.

Озадаченная, Эмма посмотрела на него с удивлением.

— Разве не из-за казней?

Он пренебрежительно махнул рукой.

— Из-за такой мелочи? Отчасти из-за Мальты. Потому что я обещал им этот остров. Разумеется, лишь на словах. Но главным образом из-за Фердинанда. Понимаешь? Он стал действовать независимо от Марии-Каролины. Мы же связаны с ней теснейшим образом и в этих условиях приносили бы Англии больше вреда, чем пользы. Так что лорды из министерства иностранных дел были вынуждены посадить на мое место нового человека, еще никак себя не проявившего. Поэтому требование Фердинанда отозвать меня пришлось им более чем кстати. Они могли ему еще вдобавок внушить, что убрали меня только из дружеских чувств к нему и Актону. Славный Носач! Он возомнил, что будет сам править. Думает, что Актон выполняет только его приказания. Жаль, жаль, что меня не будет, когда ему все станет с Мальтой ясно.

И он злорадно расхохотался, представив себе обескураженное лицо Фердинанда.

* * *

Возвращение домой…

Они в шторм пересекли Ла-Манш и 6 ноября сошли в Ярмуте на берег.

Неисчислимые людские толпы ожидали их на набережной; окружив героя, они выражали ему свое восхищение.

Он почти не обращал на это внимания, беспокойно высматривая что-то.

Но никто из его семьи не явился, чтобы приветствовать вернувшегося домой героя. Ни отец, ни жена.

Стиснув зубы, Нельсон сел в роскошный парадный экипаж, который прислал за ним город Лондон, и настоял на том, чтобы Эмма, сэр Уильям и миссис Кадоган ехали вместе с ним.

Эмма прекрасно его понимала. Знала, что ему известна сплетня, маравшая его и Эмму. Он не отступил и принял бой. Он — гордый и верный человек. У него великая душа героя.

У ворот столицы его встречал лорд-мэр. В громких словах превознес его деяния, его бессмертную славу. Пригласил приехать на следующий день на прием в Гилдхолл, где ему вручат шпагу — почетную награду Сити за битву на Ниле. Преподнес ему на шелковой подушке золотую медаль, специально отчеканенную ко дню его возвращения.

Нельсон хотел ответить, но в этот момент к нему пробился сквозь толпу старик с длинными, белыми как снег волосами.

Нельсон вскрикнул, выскочил из экипажа и смеясь и плача бросился ему на шею, покрывая нежными поцелуями его лицо. Затем, не обращая внимания на происходящее, подвел его к экипажу и, сияя от радости, представил Эмме и сэру Уильяму.

— Миледи, сэр Уильям, это мой дорогой отец! А это, отец, леди Гамильтон и сэр Уильям, о которых я тебе часто писал. Леди Гамильтон — мой лучший, единственный друг. Леди Гамильтон, отец, — победительница при Абу-Кире!

Старик испытующе посмотрел на Эмму и кивнул, словно все поняв.

— Вы очень красивы, миледи, — сказал он тихо. — Могу ли я поблагодарить вас за то доброе, что вы делали моему сыну?

За доброе…

Она поняла тайный смысл сказанного. В ней поднялось что-то, похожее на горечь.

Но затем она подумала о том, что это — отец Нельсона. Что он не мог воспринять все иначе. Что его сердце наполняет горе и забота. Она низко склонилась перед ним, взяла его руку и мягко, нежно погладила ее, как будто просила прощения. И робко ему улыбнулась.

— А что же леди Нельсон? — внезапно спросил с насмешкой сэр Уильям. — Леди Нельсон не приехала в Лондон, чтобы приветствовать гордость Англии?

Нельсон огляделся и, затаив дыхание, посмотрел на отца.

Старый джентльмен покраснел от смущения.

— Фанни в Лондоне, — проговорил он запинаясь. — В нашем доме на Арлингтон-стрит. Мы договаривались приехать вместе, но она нехорошо себя чувствует.

В лице Нельсона что-то дрогнуло. С трудом овладев собой, он попрощался с лорд-мэром и депутацией, согласился присутствовать на приеме, сел с отцом в экипаж и дал знак ехать.

И вспомнив, что сэр Уильям Бекфорд предоставил в его распоряжение свой дом, он назвал кучеру адрес.

Особняк Неро, Кинг-стрит.


Нельсон вернулся из Гилдхолла, дрожа от гнева.

Хотела его жена ему отомстить? Устроить публичный скандал? Перед всей Англией смешать собственного мужа с грязью?

Лорд-мэр послал ей особое приглашение, и она его приняла. Но когда Нельсон явился в Гилдхолл, ее еще там не было.

Ее долго ждали и наконец отправили к ней посыльного. Он вернулся с пустой отговоркой: она плохо себя чувствует.

Но Нельсон не склонен был позволить ей сделать из него всеобщее посмешище. Еще во время торжества он поручил своему поверенному мистеру Хейслвуду переговорить с ней и потребовать развода.


Два дня спустя он вернулся после совещания с поверенным удрученный.

Леди Нельсон поручила передать ему ее требование порвать отношения с леди Гамильтон. На развод она никогда не согласится.

Затем Хейслвуд рассказал о слухах, ходивших по городу, в салонах, при дворе. Злые языки с жадностью занялись скандалом и уже принялись мешать правду с ложью. Распространять клевету самого худого сорта в адрес Эммы и сэра Уильяма.