Спозаранку проснувшийся Киев принялся за свои обычные каждодневные дела. Шли молодки за водой. Спешили на торжище первые покупатели. Степенные купцы раскладывали в лавках богатый товар. Рыбаки выгружали свои лодчонки на пристани. Множество торговых судов стояло на приколе: и груженые, осевшие, готовые вот-вот тронуться в путь, и пустые, с опущенными парусами. Тут же находились наготове и военные сторожевые ладьи.

Денек выдался ласковый и солнечный. Теплый ветер ласкал лицо горожан. Хмурых и озабоченных рано утром не встретишь – дурная примета. Люди спешили еще издалека улыбнуться друг другу, чтобы удачу на весь день завлечь, а лихо прогнать. И никто не знал, что беда уже у самого города стоит, что волхв и княгиня ее сами накликали.


С утра князья Аскольд и Дир сидели в гриднице. Аскольд позевывал. Ну и скукотища! Раньше, бывало, летом они с братом в поход уходили, а теперь – старые, что ли, стали? – все дома сидят.

Хорошо, что никакой враг их пока не беспокоит. Ходят, правда, слухи о новгородском Олеге, который захватывает земли по Днепру, но в Киев-то он не сунется – это уж дудки. Неприступен град со всех сторон, дураком надо быть, чтобы пытаться его силой взять.

Но береженого бог бережет, и Аскольд с Диром, посовещавшись, решили охрану усилить и быть в любой момент готовыми отразить нападение. Только Аскольду мало верится, что Олег решится идти на Киев. Не самоубийца же он? Кому, как не ему, знать, что киевская дружина сплошь из варяжских воинов состоит – его соплеменников. Неужто на своих руку подымет? Да одно то его остановит, что дружина эта храбрость свою и смелость не раз в боях доказывала: с печенегами, с болгарами, да и Царьград могли взять, если бы не буря.


Думает так Аскольд, а у самого на сердце тоскливо. Нет ему покоя. Чего душа требует, сам не поймет. С тех пор как сбежала Ярина, не может он найти такой девицы, чтобы полностью его удовлетворила. Одна уж забрюхатела. Ходит по двору с пузом, выставляя его всем напоказ, и не ведает, что давно князю опротивела и собирается он ее отослать из города. Да и вообще что-то женщинами он перестал любоваться. Раньше, бывало, только увидит прекрасную незнакомку – рабыню ли, свободную, все равно, – сразу в душе страстный огонь поднимался. А теперь он и по сторонам не глядит – надоели все.

Воинские игрища устроить, что ли? Давно уж их не проводили: дружина от безделья чахнуть стала, и кони в конюшнях застоялись.


Дверь в гридницу распахнулась, и молоденький служка доложил, что прибыли иноземные купцы. Аскольд махнул рукой – пусть входят.

Купцы были ничем не примечательные, но в добротной одежде. И просьба была обычная: не дозволят ли им князья мимо Киева проплыть. Везут они товар издалеча, от самого Варяжского моря, хотят торговать в Царьграде.

– А что же вы без приношения к нам явились? – усмехнулся Аскольд, заметив, что купцы пришли с пустыми руками.

– Не знаем мы, чем вам угодить. Товару у нас на ладье видимо-невидимо – все иноземное, роскошное, диковинное. Не соизволите ли сами пожаловать к нам на ладью, откушать яств заморских, да и выбрать любой подарок по душе?

– Нет уж, – князь Аскольд зевнул: предложение прогуляться до ладьи его вовсе не прельщало.


Купец посмотрел на Дира, но тот безучастно стоял у окна, посматривая равнодушно на пыльный двор.

«Верно сказал волхв: так просто князей из крепости не выманить». Купец вздохнул, речь его стала вкрадчивой, зазывающей:

– Среди товара разного-всякого везу я голубей очень редкой породы. Таких вы, каганы[52] киевские, еще не видывали.

– А что в них такого особенного? – тут же поинтересовался Аскольд, а купец с удовлетворением отметил, что старый волхв не соврал.

– У меня много голубей, но особенно редкой породы всего несколько штук. Они очень выносливые и быстрокрылые. Что для всех прочих полдня лету, для этих – никакого труда, взлетели – прилетели. И на вид они очень красивы и затейливы: белые, грудки черные, на ножках – штанишки.

Купец врал самозабвенно, все более входя во вкус, но князь Аскольд уже был увлечен.


– Ну что, Дир, навестим гостей заморских?

Младший брат усмехнулся, зная, что голуби были особой страстью Аскольда. На княжьем дворе стояло множество вышек для этой умной птицы.


В последнее время и Дир заскучал. Гостей проплывало все меньше. Прознали про князя Олега, захватившего Любеч, и плавать по Днепру теперь боялись. Не ровен час, наткнешься на боевые ладьи: товар отнимут и по миру пустят.


– А как же вы через Любеч проехали? – закралось в душу Дира подозрение.

Но ответ купца готов заранее:


– А князь Олег тоже ко мне на ладью приходил. Выбрал товар, какой хотел, после чего пропустил нас беспрепятственно. Мы люди мирные, торговые. Зачем нас обижать?


Ответ купца походил на правду. Действительно ли так уж грозен Олег, как о нем говорят? Обыкновенный небось князь, радеющий о процветании захваченной земли. И Дир с Аскольдом когда-то считались иноземными захватчиками, а теперь их почитают как законных князей киевских.

Дира в отличие от Аскольда голуби не привлекали. Но надо же убить как-то день. Гостей на сегодня, похоже, больше не предвидится. Почему не потешить себя, не посетить заморскую ладью? Плывет она из варяг, и, возможно, среди команды есть знакомые земляки или знакомые знакомых. Давно Дир не получал известий о родной земле – любое напоминание о ней было в радость.

Подумав еще – все же улыбающийся маслено купец не внушал особого доверия, – Дир отбросил все сомнения и согласился сопроводить старшего брата на чужую ладью.

Из оконца светелки смотрела княгиня, как во дворе собираются в гости князья. Чуяла – вот она, месть, близка. Женщина не могла бы вразумительно ответить, почему уверена в этом, но знала, чувствовала, что видит мужа в последний раз.

Князь Аскольд, вдевая ногу в круглые стремена, вдруг резко обернулся и бросил взгляд на окна жены. Княгиня поспешно отшатнулась, страшась ненароком выдать свое возбуждение. Невольно ее губы прошептали напоследок: «Прощай».

Она не хотела думать, что князь Олег сделает с ее ненавистным мужем: посадит в поруб или выгонит из города. Зачем ей знать это? Какая ей печаль, что будет с ним? Да и муж ли он ей? Не он ли сам хочет отречься от нее?


Хорошо еще, что Аскольд надеется найти Ярину, а иначе давно бы выгнал ее и женился на новой зазнобе, вышагивающей как гусыня по двору, выставляя вперед свой огромный живот. Княгиня невольно злилась на девицу, которая была уверена, что скоро станет полновластной хозяйкой в княжеской усадьбе. Наверное, Аскольд сказал ей, что княгиня не жена ему, иначе девица не набралась бы наглости свысока посматривать на окружающих ее людей.


Княгиня плохо представляла себе, что с нею будет, когда ее месть осуществится. Главное, будут отомщены близкие ей люди: братья-княжичи, племяш, воевода Гордята. И как всегда при воспоминании о любимом, сердце болезненно сжалось от тоски и горя.

Едва отряд выехал со двора, княгиня вздохнула полной грудью и позвала ключницу:


– Вели запрячь повозку. Поедем к воротам, посмотрим на вымол.


Ладья гостя покачивалась на середине реки около Угорской горы. Небольшая плоскодонка, на которой прибыли купцы, не вмещала всех, поэтому Аскольд и Дир взяли лишь четырех телохранителей, приказав остальным взять сторожевую ладью и плыть следом.

Подплывая к ладье, князья с удивлением отметили, что на носу не было привычной деревянной резной головы. Сама ладья тоже казалась странной – вытянутой в длину и с высокой кормой. Она более походила на легкий военный дракар, чем на широкие и приземистые торговые суда.

Аскольд и Дир хоть и засомневались, но, чтобы не показать страха друг перед другом, поскольку никто первым не решился высказать вслух своего опасения, оба смело взобрались на палубу.


На судне было пусто и царила непривычная тишина. Суеверный страх закрался в души князей. Ладья без команды – недобрый знак. И, будто в ответ на их немой вопрос, отовсюду стали вылезать вооруженные воины.


– Мы в ловушке! – крикнул Дир оставшимся на берегу, не надеясь, впрочем, что его услышат.

Братья и их телохранители мигом выхватили мечи и встали спиной друг к другу, охраняя тылы. Они знали: битва будет тяжелой – никто сдаваться в плен не собирался.

Призыв князя Дира на берегу был все же услышан. Несколько всадников галопом понеслись в крепость за подмогой. Остальные же похватали первые попавшиеся рыбачьи лодки, причаленные к берегу, и, налегая изо всех сил на весла, поплыли к ладье.

Над рекой плыл звон от ударов мечей. Обороняющиеся на ладье крушили врага. Дружина в лодках подбадривала князей криками, обещая подоспеть на помощь. Заметив, что подмога близка, князья последние силы отдавали схватке, чтобы не только продержаться, но и взять некоторый перевес в битве. Дружина же добьет оставшихся.

Собравшиеся на берегу зеваки (в основном рыбаки, выброшенные из своих лодок гриднями) с интересом наблюдали за жаркой схваткой, разыгравшейся посередине Днепра.

Победа, казалось, была близка. Врагов осталось всего несколько человек, и дружина уже почти подплыла к ладье.

Но невесть откуда стали появляться боевые ладьи со страшными чудищами на носу. Видимо, основная дружина Олега сидела за Угорской горой в засаде и ждала подходящего сигнала. Киевская дружина, не заметив подвоха со стороны реки, с восторженными устрашающими воплями полезла на ладью, подставив стрелам неприятеля спины.


Народ на берегу, не ожидавший такого оборота, в страхе стал разбегаться. Стрела – дура, может и задеть ненароком.

Обладавшие неимоверной силой и владеющие боевым искусством князья отчаянно сопротивлялись. Вокруг лежало множество поверженных воинов, корчившихся в предсмертных муках, но и телохранители из свиты тоже погибли. Кровь текла по палубе потоком, и братья с ног до головы были ею забрызганы.