Внезапно от его злости не осталось и следа, как будто он сбросил маску. Столь быстрая перемена в настроении отца мне не понравилась, как и его примирительный тон.

– Извини, madrecita. Я вел себя непростительно.

Я на мгновение лишилась дара речи. Отец не стал отрицать, что подослал ко мне шпионов. Зачем? Чего он боялся? Между нами словно пролегла стена, разрушив былое доверие.

– Похоже, я переутомился, – добавил отец. – Я всегда отличался скверным характером, за что твоя мать часто меня ругала. – Он помолчал. – Все из-за этих проклятых грандов. Они понятия не имеют, что такое преданность. Все те месяцы, что я провел в Бургосе, пытаясь призвать их к рассудку, оказались потраченными впустую.

Это я вполне могла понять, зная по собственному опыту, что кастильские вельможи могут даже святого заставить скрежетать зубами.

– Что они сделали на этот раз? – спокойно спросила я.

– Как обычно – угрожают, что если я не стану уважать обещания, которые дал им твой покойный муж, они заставят меня об этом пожалеть. Они хотят вернуть себе все, что отобрали у них мы с твоей матерью, а что они сделали для нас полезного? Заявляют, что их помощь при взятии Бургоса требует вознаграждения. Теперь они считают, что за любые уступки им полагается титул или замок. Скажи спасибо своему мужу и этому идиоту дону Мануэлю, – похоже, гранды многому у них научились.

Кивнув, я вернулась в кресло, убеждая себя, что все дело лишь в темпераменте отца, в его печально знаменитом арагонском характере, который мать терпеливо пыталась обуздать в течение всех лет их совместной жизни.

– Они еще смеют мне угрожать! – Он ударил кулаком в перчатке о ладонь. – Пора преподать им урок, кто ими правит. Я не дам им разрушить королевство, ведя закулисные переговоры с Габсбургом. Они позволили ему вышвырнуть меня отсюда, но теперь я вернулся, и, да поможет мне Бог, заставлю их себя уважать!

– Но ведь это означает гражданскую войну, – заметила я.

– Скорее, гражданскую бойню. – Отец хмуро посмотрел на меня. – Я уже раньше подчинял их себе, и, если потребуется, сделаю то же самое снова.

– Но они – представители нашей знати и занимают места в кортесах. Если мы объявим им войну, то действительно нарушим их права.

– У них нет никаких прав! Они постоянно строят заговоры и интриги, забывая, что Испания теперь не прежняя. Может, Изабелла и считала нужным их умиротворять, но я этого делать не стану. – Внезапно он замолчал и сглотнул комок в горле. – Ты должна понять, в каком я сейчас положении. Гранды ведут себя словно дикие псы, и их нужно усмирить ради блага Кастилии.

Меня окатило жаркой волной. С меня было довольно позерства и произвола, творившегося во имя Испании. Мне хотелось покончить с этим раз и навсегда, пока не случилось очередной катастрофы.

– Меньше всего я желаю начинать свое правление с того, чтобы посылать войско испанцев против испанцев. Согласна, вопрос с грандами серьезный, и прекрасно понимаю твое возмущение, папа. Но наверняка можно как-то иначе показать им, что высшая власть в королевстве теперь принадлежит нам. – Я расправила плечи. – Пожалуй, пришло время объявить о моей коронации.

– Коронации? – уставился на меня отец.

– Да. Много месяцев назад ты говорил, что мы поедем в Толедо, где мне пожалуют титул и корону. Почему бы не сейчас? Как раз подходящий случай. Высокопоставленные вельможи должны понять, что у них есть королева. Пышных церемоний можно не устраивать, просто развлечь народ и напомнить вельможам, где их место. Как мне сказал однажды адмирал, мама всегда считала, что с грандами следует поступать мягко, но решительно. Он говорил, что это было одно из ее самых ярких…

– Твоя мать умерла, – бесстрастно произнес отец. – Теперь правлю я.

Сердце мое замерло в груди. Видимо, почувствовав по выражению моего лица охвативший меня ужас, он подошел ко мне и попытался взять мои руки в свои, но я отстранилась.

– Я вовсе не то имел в виду. Всего лишь фигура речи, madrecita, ничего больше.

Я выдохнула, не сводя взгляда с отца.

– Во имя всего святого! Я человек жесткий и не привык к женской впечатлительности, – поморщился он. – Я всего лишь прилагаю все свои силы, чтобы навести в королевстве хотя бы видимость порядка, но каждый раз, стоит мне повернуться спиной, кто-то из вельмож пытается мне напакостить. Они еще большие предатели, чем мавры, – по крайней мере, тех хотя бы можно держать в узде, грозя им костром.

– И все же я считаю, что нужно дать им еще один шанс исправиться, – услышала я свой собственный голос, несмотря на пронизывавший меня холодный ужас. – Я не хочу кровопролития – ничего хорошего Испании это не принесет. Я требую созыва кортесов для провозглашения меня королевой. А потом, если гранды станут сопротивляться, подумаем о более жестких мерах.

– Как пожелаешь, – кивнул отец.

Повернувшись, он забрал плащ и направился к двери.

– Папа, – проговорила я, когда он уже взялся за ручку. Отец обернулся. – Мое письмо. Отправь его в Савойю.

Судя по тому, как напряглось его лицо, он понял, что это просьба, а не приказ.

– Конечно отправлю. Все будет хорошо, вот увидишь.

И все же, когда он ушел, мне показалось, что мир никогда уже больше не будет прежним.

* * *

Я ждала много дней, ни с кем не общаясь, кроме фрейлин, и поддерживая всю необходимую переписку в нейтральном тоне. Хотя я и сомневалась, что секретарь Лопес имел какое-то отношение к перехвату письма Маргарите, но больше не верила, что моя корреспонденция доходит по назначению.

Этот вопрос, по крайней мере, решался легко, поскольку письма требовали моей подписи. Но прежние безмятежные времена ушли навсегда: меня вновь окружала паутина подозрений, омрачавшая мою жизнь в последние годы с Филиппом, и я точно так же не могла от нее освободиться, как и при его жизни.

Моя незаконнорожденная сестра Иоанна стала просто невыносима. Она возглавляла толпу чересчур любопытных женщин, которые прислуживали в моих покоях, и если раньше я с ними мирилась, поручая им бессмысленную работу вроде чистки камина или стирки постельного белья, теперь я не могла на них даже смотреть. Я подозревала, что кто-то из них, если не все, играет роль осведомителя, и относилась к ним с холодным безразличием, поскольку не могла полностью отказаться от их услуг, не привлекая к себе излишнего внимания.

Каждую ночь, когда Беатрис и Сорайя ложились спать, я часами расхаживала в тишине по залитой лунным светом комнате, терзаемая сомнениями. Надо мной простирала свои крылья чудовищная тень, становясь все больше и грознее, и я боялась, что на этот раз могу действительно сойти с ума, ибо уже была не в состоянии отличить реальность от порождений больного разума женщины, которую столько раз предавали.

Мне требовалось подтверждение, и в конце концов я уступила желанию, с которым боролась со времен приезда отца. Позвав Беатрис, я вручила ей запечатанное письмо:

– Найди курьера и отошли это адмиралу. Мне нужно с ним увидеться.

* * *

Мы договорились встретиться на равнине в лесу, куда часто отправлялся на соколиную охоту Фернандито. Нам требовалось укрытие от посторонних глаз, и я ждала до сиесты, прежде чем оседлать кобылу, которую держала в конюшне для поездок по окрестностям. Я еженедельно ездила верхом «для здоровья», как говорила своим женщинам, и никто не заметил ничего необычного в моей послеобеденной прогулке. Беатрис сопровождала меня верхом на муле. Легкий ветерок шевелил кроны дубов и лип, с запада доносился солоноватый запах притоков Дуэро. Зима обесцветила равнины, но в воздухе уже чувствовалось приближение лета, появлялись первые цветы.

На краю леса мы спешились, и я, оставив Беатрис с лошадьми, вошла под шепчущий полог листвы. Сперва мне показалось, что адмирал не приехал. Слышался лишь шум ветра и треск веток под ногами. Я вспомнила, как пыталась сбежать от Филиппа, мчась верхом через солончаки, и перед моими глазами вновь возникла безымянная цыганка, погибшая от его руки.

Затем я увидела адмирала: он стоял на залитой солнцем поляне, рядом была привязана лошадь. Я размотала с головы шаль. Он обернулся, и я почти бегом бросилась к нему. В шафрановом свете его фигура казалась темной статуей надежды.

– Я так по вас скучала, сеньор, – сказала я, когда он склонился к моей руке.

– И я тоже, ваше величество.

Его мягкий взгляд разрывал душу. Я посмотрела в его глубоко посаженные темно-синие глаза и увидела в них то, чего так боялась.

– Мой отец… – Слова ранили, будто осколки стекла. – Он против меня?

– Да. Мне следовало приехать раньше, но я опасался, что он остановит меня или выследит. Получив ваше письмо, я поехал кружным путем. Он меня подозревает. Он знает, что вы мне доверяете, и не может с этим смириться. – Адмирал помолчал. – Вынужден просить вашего прощения. Я совершил ужасную ошибку, привезя его к вам. Узнав о его намерениях, я сразу же возразил, что вы никогда не одобрите подобного решения, а он запретил мне видеться или переписываться с вами. В силу моего положения он не мог приказать арестовать меня, но они с Сиснеросом найдут способ отрешить меня от должности. Они выступают против любого, кого считают угрозой.

– Каковы… каковы его намерения?

– Разве не потому вы послали за мной? – Адмирал опустил голову. – Он ведь приходил к вам?

– Да, и был очень зол. Я обнаружила, что он перехватывает мои письма, но потом он сказал, что ему доставляет немало хлопот Вильена. Я попросила его созвать кортесы для моей коронации.