Она посмотрела на меня. То была самая долгая речь из всех, что я от нее слышала, и меня почти загипнотизировали ее неожиданная сообразительность и безупречный испанский.

– Я слушаю разговоры грандов, когда хожу на кухню, – добавила она. – Они меня даже не замечают, зато я их вижу. И слышу. Многие говорят: они не знают, что теперь делать. Я подслушала, как тот толстый граф говорил, что его величество ждет в Сеговии, в алькасаре казначейства. Сеговия недалеко, самое большее неделя пути. Я могу туда добраться.

– Вспомни Лопеса, – тихо сказала я. – Его пытали, а ведь он служил моей матери. Если тебя поймают, я даже представить не могу, что с тобой сделают.

– Я пережила падение Гранады, – ответила она, словно этим все объяснялось.

Беатрис кивнула:

– Не могу не признать – план и впрямь неплох. – Она повернулась к Сорайе. – Не задерживайся. Уходи завтра утром, пока все не проснулись. После того как доставишь письмо, не спеши назад с добрыми вестями – иначе один Бог знает, что с нами всеми станет. Поняла? Держись подальше, пока не поймешь, что опасность миновала.

– Да, обещаю, – кивнула она.

Я обняла Сорайю. Она была моей постоянной спутницей с самого детства, и мы обе понимали, что можем никогда больше не увидеться.

* * *

Перед рассветом она ушла, спрятав мое письмо под юбки.

Часы тянулись подобно вечности. Когда наконец наступила ночь, мы с Беатрис крепко обнялись.

– Ей удалось, – выдохнула я. – Она в пути. Да хранит ее Господь.

– Да хранит Господь нас всех, – сказала Беатрис.

Глава 27

Прошли три полных напряжения дня. На четвертое утро нас разбудили громкие голоса и нестройный лязг стали. В мою комнату вошли рослые германские наемники в доспехах и с пиками и объявили, что мы уезжаем немедленно. У нас с Беатрис оставалось меньше часа, чтобы побросать мои вещи в сундуки и упаковать саквояжи, после чего нас препроводили во двор, где собралось войско Филиппа.

Никто не произнес ни слова. В окружении стражников мы прибыли в Кастилию, в город Бенавенте, откуда происходил наш граф. Филипп разместил меня в покоях королевского дворца и поставил у дверей круглосуточную стражу.

Оказавшись взаперти в роскошных комнатах, я поняла: случилось нечто ужасное. Беатрис сообщала, что вельможи постоянно переговариваются, но ничего конкретного выяснить не смогла. Я боялась за мою отважную Сорайю, о которой вообще ничего не было слышно.

Двадцать восьмого июня подтвердились мои худшие опасения.

Ко мне в покои явился Филипп в сопровождении дона Мануэля, маркиза де Вильены и графа де Бенавенте. Дон Мануэль медоточивым голосом зачитал документ, который держал в руке:

– «Нижеследующим заявляем, что любимая всеми ее светлость королева Хуана не желает принимать участие в каких-либо государственных или административных делах. В противном случае это может привести к беспорядкам в королевстве, вызванным ее болезнью. Чтобы избежать подобного, предлагаем нашему тестю королю Фернандо отказаться от регентства и немедленно покинуть Кастилию, ибо если он или кто-то из его сторонников и далее будет препятствовать нашему восшествию на престол, это будет считаться изменой, наказуемой тюремным заключением или смертью. Подписано двадцать седьмого дня июня тысяча пятьсот шестого года его высочеством Филиппом, королем Кастилии и эрцгерцогом Фландрии».

Дон Мануэль скатал свиток и протянул его мне:

– Копия для вашей светлости. Как видите, свои подписи добавили большинство грандов.

Вцепившись в шаль на плечах, я прижала другую руку к животу. Я была одна – Беатрис вышла, чтобы принести мне обед.

– У вас есть моя подпись или подпись моего отца? – спросила я. – Если нет – для кортесов этот документ ничего не значит.

– Твой отец знает, что мне лучше не перечить, – бросил Филипп. – Ему больше не на кого рассчитывать, кроме своих вельмож в Арагоне, а они не станут рисковать ради него. Мое войско достаточно велико, чтобы, если мне захочется, размазать в лепешку его самого и его жалкое королевство. Молись лучше, чтобы он уехал из Сеговии в Арагон, пока я за него не взялся. А пока что завтра мы устраиваем в честь праздника бой быков. Ты можешь там не появляться – хотя я рассчитываю, что ты почтишь своим присутствием мое восхождение на трон на специальном собрании кортесов в следующем месяце в Вальядолиде.

Он направился к двери. Дон Мануэль засеменил следом. Вильена и Бенавенте остались. Я посмотрела на графа, и он отвел взгляд. Вильена впервые в жизни не улыбался.

Я подняла голову. К моему удивлению, голос мой почти не дрожал:

– На вашем месте я была бы осторожнее, господа. Как вы только что видели, для моего мужа нет ничего святого. Интересно, как он поступит, когда придет время вас вознаградить?

– Мы примем к сведению ваши слова. – Вильена низко поклонился и вышел.

Бенавенте посмотрел на меня, и я увидела в его глазах страх. Граф предпочитал избегать любых осложнений и во всем полагался на своего союзника-маркиза.

– Ваше высочество, – пробормотал он, – я… я не хотел бы, чтобы с вами что-нибудь случилось.

Прежде чем я успела ответить, ворвалась Беатрис с накрытым блюдом в руках. Бросив один лишь взгляд на Бенавенте, она рявкнула:

– Предатель! Совсем стыд потеряли? Она ваша королева и к тому же беременна! Вы за все поплатитесь, да поможет мне Бог!

– Я не хотел! – вырвалось у графа. Он обратил ко мне умоляющий взгляд. – Ваше высочество, клянусь, будь моя воля, я никогда не допустил бы подобного позора!

– Расскажите об этом Вильене, – прошептала я. – Маркизу есть что терять, если у моего мужа ничего не выйдет. И вам, похоже, тоже.

Поспешно поклонившись, Бенавенте вышел. Едва за ним закрылась дверь, я, пошатнувшись, ухватилась за стойку кровати. Беатрис поставила блюдо и подошла ко мне:

– Что эти злодеи вам наговорили? Идемте, вам нужно немедленно лечь. Вы бледны как смерть.

– Нет времени. – Я заставила себя выпрямиться. – У меня не осталось выбора. Филипп в следующем месяце созывает заседание кортесов, но мой отец все еще в Сеговии. Ты нужна мне как никогда. Я должна бежать.

* * *

К наступлению сумерек мы разработали план. Беатрис сидела на постели, слушая мои указания.

– Они должны поверить тебе, решить, что известие поставило под удар мое здоровье и нерожденного ребенка. Скажи им, что, если мне не позволят прогулки, я могу серьезно заболеть. Скажи, что поездки верхом в парке пойдут мне на пользу. Плачь, умоляй, бросайся им в ноги. Что угодно, лишь бы их убедить. Спроси их: куда денется беременная женщина? Призови на помощь Вильену и Бенавенте – если в их презренных душах осталась хоть капля чести, они уговорят дона Мануэля. Им вовсе не нужно, чтобы я умерла у них на руках.

– Принцесса, я сделаю все, что в моих силах. – Беатрис робко кивнула. – Но почему вы не позволяете мне пойти с вами? Вместе нам было бы безопаснее.

– Я уже сказала тебе почему. Нам могут отказать. Ты должна воспользоваться случаем, сделав вид, будто убираешь у меня в комнатах. Если мы уйдем вместе, это вызовет подозрения. У нас есть только один шанс, и мы не можем его лишиться.

Наклонившись, я положила руки ей на плечи и взглянула в ее темные глаза – те самые, которые когда-то подмигивали мне в день моего обручения по доверенности. Она была со мной с самого начала, и я боялась нашей разлуки не меньше ее.

– Не волнуйся так! – Я натянуто рассмеялась. – Вероятно, я доберусь до места раньше тебя! Помни: как только поднимется тревога из-за моего исчезновения, тебе тоже нужно спешить. И не дай им себя схватить, что бы ни случилось. Ты нужна мне в Сеговии.

* * *

Я не могла поверить, что столь простой план сработал. И тем не менее я ехала по парку верхом на гнедой кобыле, рядом скакали Бенавенте и Вильена.

Я с наслаждением подставила лицо солнечным лучам. Весенняя трава на лужайках пожелтела, узловатые дубы и оливковые деревья перемежались зарослями цветущего шиповника – единственных растений, благоденствовавших в летнюю жару. Красные и лиловые цветы гипнотизировали меня – казалось, будто они нарисованы на хрупком холсте, слишком яркие, чтобы быть настоящими.

Позади слышались отдаленные крики: на арене матадоры сражались с полусотней быков, которых Филипп послал на убой. Как я и рассчитывала, на зрелище собрался весь город, и за все время я увидела лишь угрюмых стражников, охранявших ворота. Они едва на нас взглянули, расстроенные тем, что празднество и бесплатное вино обошли их стороной.

Бенавенте откашлялся.

– Ваше высочество, если позволите…

– Всенепременно, сеньор, – кивнула я.

– Нам хотелось бы, чтобы вы знали… – Он с тревогой взглянул на Вильену. – В общем, мы с маркизом вовсе не обязательно одобряем поступки его высочества. Но он приказал нам пойти с ним, чтобы засвидетельствовать его заявление, и вряд ли мы могли отказаться.

– Да, мой муж порой умеет убеждать. Кому и знать, как не мне.

– Не сомневаюсь, – вставил Вильена. – Он угрожал бросить нас в тюрьму, если мы не подчинимся. Но есть еще и кортесы. Его высочеству требуется их поддержка, чтобы стать королем, а все видят, что ваше высочество беременны. Женщины в вашем положении обычно склонны к меланхолии. Это ведь вовсе не значит, будто вы не способны править?

– Вовсе нет.

Я вгляделась вперед. Беатрис рассказала, что, когда она ходила просить за меня, Вильена упомянул, что парк окружает старая римская стена и потому поездки верхом вполне безопасны. Спешивший попасть на арену и покрасоваться перед местным обществом дон Мануэль согласился. Когда мы проезжали через городские ворота, я со страхом заметила, что стена и впрямь выглядит крепкой, но теперь увидела, что здесь, возле реки Эсла, стена заброшена, а в одном или двух местах почти разрушилась. Смогу ли я через нее перепрыгнуть? Или просто переломаю ноги кобылы и собственную шею?