Кристофер Гортнер - Последняя королева

Умирать я не собиралась. Хоть врачи и называли мое выздоровление чудом, я знала, что мое время еще не пришло. Надев меховой капюшон и сунув руки в муфту, я часами сидела в саду, глядя, как темнеет свинцовое небо и замерзает на земле моя тень. В воздухе порхали снежинки. Я надеялась, что снег похоронит под собой Фландрию, превратив ее в ледяную могилу.

Потом настал день, когда ко мне заявился дон Мануэль. Беатрис встала, и к щекам ее прилила кровь. Дав ей знак отойти, я холодно посмотрела на него. Он низко поклонился, едва не уронив с головы огромную бобровую шапку. Всем своим видом он выражал почтение, давая понять, что произошло нечто важное.

– Ваше высочество, у меня хорошие новости. Наше письмо добралось до Кастилии, и пришел вызов от кортесов. Как только завершатся все необходимые приготовления, мы отправляемся в Испанию.

Я молча выслушала его. Он снова поклонился, придерживая шапку, затем запахнул толстый плащ и поспешно ушел.

Я взглянула на Беатрис. Снег вокруг нас усиливался, очертания деревьев, которые были подстрижены в виде стоящих на задних лапах зверей, становились размытыми.

Впервые за все проведенные вместе годы моя преданная фрейлина и подруга не заметила моего беспокойства. Беатрис подошла ко мне и обняла:

– Наконец-то, принцесса, мы едем домой!

Домой.

– Да, – тихо сказала я. – Все только начинается.

Я стояла на берегу залива Фриш, который бурлил подобно гигантскому котлу. Сильный ветер подбрасывал на волнах нашу флотилию, словно горстку золоченых пробок. Начинался сезон зимних штормов, и даже самые отважные рыбаки не осмеливались выходить в море в такую погоду. Но для моего мужа это не имело значения: ничто не могло стать преградой для его безграничного тщеславия.

Я улыбнулась.

После того как Филипп отправил мое письмо, у него не осталось иного выбора, кроме как достичь согласия с королем Фернандо. Затем начались поспешные приготовления к соперничеству с зимними штормами. Филипп расхаживал по пристани, словно только что помазанный король, выкрикивая приказы налево и направо. За ним семенил дон Мануэль. Мне же оставалось лишь размышлять над столь неожиданным поворотом событий. Я жалела, что со мной нет Лопеса, который помог бы распутать все нити, приведшие меня в конечном счете к путешествию в Испанию.

Естественно, я уже знала, что Филиппа не волнуют никакие договоренности ни с моим отцом, ни с кем-либо еще. Он мог разорвать их в любой момент, – собственно, он так уже и поступил, по крайней мере мысленно. Иначе зачем ему было брать с собой всю свою стражу и отряд германских наемников? К чему целый арсенал арбалетов, мечей и копий и флот из семидесяти с лишним кораблей? Объяснение могло быть только одно: мой муж готовился к войне.

Я тоже готовилась к ней – только мне не требовалось ни единого бойца.

Филипп подошел ко мне. На нем был темно-желтый камзол из расшитой золотом парчи и подбитый куньим мехом плащ. Последние недели он неустанно упражнялся, сражаясь на турнирах и тренируясь с луком и мечом, чтобы сбросить лишний вес и вновь обрести мускулистую фигуру, казалось заслонявшую теперь все вокруг.

– Пора. – Он властно кивнул в сторону моих фрейлин: – Им придется путешествовать с остальной нашей свитой. На флагманском корабле нет места.

– Беатрис и Сорайя поплывут со мной, – ответила я. – Они могут спать в моей каюте. Мне и так пришлось оставить детей. Вряд ли ты ждешь от меня еще каких-то жертв.

Он уставился на меня. Наши взгляды встретились и оба были одинаково холодны. Хотя я порой грустила, что наша юношеская любовь превратилась в жестокую игру, на самом деле в моей душе уже не осталось к нему никаких чувств. Он стал для меня полностью чужим.

– Поступай как знаешь. Только поторопись, а то оставлю тебя на берегу.

Он направился прочь. Я не спеша последовала за ним к шлюпке, которая должна была доставить нас на наш галеон, если, конечно, он раньше не перевернется и не утонет.

Наступила ночь, скрыв берег под покровом тьмы.

Оглядываться я не стала. Я уже решила, что во Фландрию никогда больше не вернусь.

* * *

На третий день, когда мы огибали побережье Британии, с неба к моим ногам упала птица. Взглянув на пернатое тельце и беспомощно раскрывающийся клюв, я уже собиралась присесть, как вдруг матрос рядом упал на колени:

– Нет, ваше высочество, не трогайте ее! Это дурной знак!

– Ерунда, – усмехнулась я. – Всего лишь несчастный заблудившийся воробей.

Я подняла слабо бьющую крыльями птичку. Одно крыло было вывернуто под неестественным углом, возможно сломано. Я огляделась, ища Беатрис.

Матрос в ужасе наблюдал за мной:

– Умоляю вас, ваше высочество, бросьте ее в море! Прошу вас, во имя Господа! Она нас погубит!

Рассмеявшись, я пошла в свою каюту, где положила воробья на койку. Наполнив кубок пресной водой из бочки, я начала поить птичку каплями с пальца, напевая ей, словно младенцу. Закутав птицу в шаль, я баюкала ее в импровизированном гнезде под бормотание моря, скрип корабельных снастей и шорох волн.

Пришла Беатрис: все на борту только и говорят о крылатом создании, которое явилось, чтобы проклясть корабль. Я показала на крошечный сверток:

– Вот оно, твое крылатое создание, – всего лишь усталый воробей. Принеси мне чашку горячего бульона. Буду его кормить, пока он не наберется сил, чтобы улететь.

Внезапно я ощутила тепло в груди. Возможно, моя душа все же не настолько омертвела, как мне казалось.

* * *

На следующую ночь налетел шторм. Небо на западе приобрело кроваво-красный оттенок, и его затянули рваные бордово-черные тучи. На флотилию опустилась угрожающая тьма, вздымая гигантские волны и поглощая все на своем пути, словно чудовищная пасть.

Мы с фрейлинами поспешно стащили стол и стулья в дальний угол, придвинув к ним сундуки. Пищащего воробья я посадила в решетчатую шкатулку, где хранила свои скудные драгоценности.

Снаружи завывал ветер и хлестал ледяной дождь. Корабль все сильнее раскачивался на бушующих волнах, кренясь из стороны в сторону. Мы могли лишь сбиться в кучу и прислушиваться к грохоту перехлестывавших через палубу волн и отчаянным крикам матросов, пытавшихся спасти нас от гибели.

Раздался громкий треск, потом панические вопли. Мгновение спустя галеон начал заваливаться набок. Сорайя что-то неразборчиво причитала, Беатрис шептала молитвы всем святым, какие только могли прийти ей в голову. У меня же вдруг возникло ощущение, будто я скачу верхом на необузданном жеребце, – неожиданное и бодрящее. Я почувствовала себя по-настоящему живой. Живой и свободной.

Корабль со стоном выпрямился. Мне вдруг стало смешно. «Утонула вместе с ненавистным мужем и его пустоголовой свитой» – какая вышла бы эпитафия!

– Идемте, – сказала я фрейлинам. – Нужно выйти на палубу.

– На палубу? – переспросила Беатрис, как будто я заявила, что собираюсь броситься за борт.

– Да.

Держась за стену, я направилась к двери каюты. Несмотря на весь ужас происходящего, Беатрис последовала за мной с плащом в руках – такого же болезненно-зеленого цвета, как и ее лицо. Я открыла дверь, и ветер накинулся на нас, словно дикий зверь. Держась за перила, я уставилась на царивший внизу хаос. Фламандские вельможи метались туда-сюда в промокших пышных нарядах, не обращая внимания на матросов, пытавшихся закрепить сломанную мачту и удержать галеон на плаву.

Я заметила дона Мануэля, в коричневом бархатном костюме похожего на мокрую обезьяну. Рядом с ним стоял Филипп, и фигура мужа показалась мне гротескно раздутой. Что с ним такое, во имя всего святого? Вглядевшись, я невольно рассмеялась. Мой муж напялил на себя накачанный воздухом кожаный мешок! Даже издали я могла различить намалеванные красными чернилами на его груди слова: «El rey Don Felipe».

Я расхохоталась, закинув голову. El rey! Король! Чтобы, если он свалится за борт и сумеет доплыть до берега, его не приняли за простого матроса! В подобную глупость я никогда бы не поверила, если бы не видела ее собственными глазами.

– Нужно молить Бога, чтобы Он помог нам добраться до ближайшего порта! – крикнула Беатрис.

– Ближайший порт в Англии. Но бояться нечего. Я еще ни разу не слышала, чтобы какой-нибудь король утонул.

Признаюсь: если бы мы в тот день затонули, я пошла бы ко дну счастливой женщиной.

* * *

Побитые штормом, потеряв несколько кораблей, мы высадились на побережье Эссекса, где местное дворянство поспешно выделило нам небольшое поместье. О случившемся сообщили королю Генриху Седьмому. Проснувшись утром два дня спустя, я узнала, что мой муж, дон Мануэль и бо́льшая часть фламандской свиты уехали, оставив меня с несколькими слугами.

– Уехали? – заорала я на управляющего Филиппа, который постоянно чихал, подхватив простуду, как и большинство фламандцев. – Куда? Говорите немедленно!

Управляющий не посмел мне возразить. После моей бравады на борту корабля во время шторма он, скорее всего, решил, что я действительно сумасшедшая, как заявлял Филипп.

– Ко двору короля, – уныло пробормотал он. – Его величество король Англии сообщил, что готов их принять.