– Mi princesa! – Она подошла ко мне. – Что? Что случилось?

– Вот что случилось! – Я подбросила письмо. – Беатрис, она лгала мне. Моя собственная мать! Она вовсе не собиралась позволить мне вернуться во Фландрию. Она хочет, чтобы я осталась здесь навсегда, в плену. В письме Сиснероса все сказано.

Беатрис уставилась на письмо так, будто оно могло вспыхнуть:

– Где вы его взяли?

– У курьера! Мне следовало догадаться. Филипп меня предупреждал – он говорил, что мою мать не интересует ничего, кроме ее королевства. Боже милостивый, мне следовало его послушать, отправиться за ним через горы, пока еще была возможность! – Я сунула письмо Сиснероса в карман платья. – Как она могла? Как могла моя собственная мать строить против меня интриги после всего, что я для нее сделала? А Филипп… он просил, чтобы я приехала. Все это время она пыталась нас разлучить, убеждая, что мы друг другу не нужны. У нее каменное сердце. Ни одна мать не поступила бы так со своим ребенком.

– Ваше высочество, прошу вас! – Беатрис протянула ко мне руки. – Наверняка есть какое-то другое объяснение. Ее величество никогда бы такого не сделала. Это слишком жестоко. К тому же она больна.

Я сердито смахнула подступившие слезы:

– Почему я должна теперь им верить? Я никогда напрямую не разговаривала с ее врачами. Когда я только приехала, старая маркиза говорила, что мать при смерти, но она путешествовала по всей Кастилии, как обычно. Нет, никакого другого объяснения нет. Она хочет заточить меня здесь, чтобы разлучить с мужем и спасти Кастилию. Она хочет, чтобы мой сын стал ее наследником!

Беатрис побледнела.

– Что нам делать? – прошептала она.

Я уставилась на нее. Наступила удручающая тишина. Что я могла поделать, если у ворот стояли люди Сиснероса и мою жизнь ограничивали четыре толстых стены?

Бросившись к сундуку, я распахнула крышку.

– Нужно немедленно убираться отсюда! – Подтащив сундук к туалетному столику, я побросала в него щетки для волос и флаконы с мазями и духами. Зазвенело стекло. – С меня хватит! – крикнула я, с яростным наслаждением срывая занавески с кровати и бросая их в сундук, затем прошла мимо Беатрис к прикроватному столику и схватила с него подсвечник. – Довольно с меня быть ее игрушкой! Ей не лишить меня свободы. Я не позволю! – Я развернулась к застывшей Беатрис. – Что смотришь на меня, будто на сумасшедшую? Помоги мне, ради всего святого. Собери моего сына. Он должен ехать с нами!

Беатрис метнулась в детскую, откуда донесся плач младенца. Подойдя к вешалкам с одеждой, я начала швырять в сундук платья и плащи. Я стояла возле кровати, срывая с нее меховое покрывало, когда, словно из бездны, послышались приближающиеся шаги.

Я замерла. Застыла и Беатрис в дверях детской.

Я отодвинулась от кровати, зная, что у меня нет никакого оружия, чтобы защититься. Дверь открылась, и вошла Сорайя вместе с Лопесом. Он только что вернулся из города, куда ездил за покупками, и держал коробку со свечами, которые я просила привезти.

Сквозь мои стиснутые зубы вырвалось хриплое дыхание. Я подошла к Лопесу, не обращая внимания на прижавшуюся к стене Сорайю:

– Я вам доверяла. Я думала, вы мой друг. И вы мне лгали. Вы меня обманули. Вы замышляли заговор против меня вместе с моей матерью и Сиснеросом!

– Ваше высочество, – пробормотал он, – о чем… о чем вы?

Я выдернула из кармана письмо.

– Вот о чем, сеньор! Это письмо от Сиснероса, которое только что привез курьер. Вы будете отрицать, что все это время исполняли его волю?

От лица Лопеса отлила кровь, коробка со свечами выпала из рук.

– Я… я не понимаю. Что говорится в том письме?

Я уставилась на него:

– Вот, возьмите и прочитайте. Хотя вы прекрасно знаете, о чем там говорится!

Лопес развернул смятый пергамент. На лбу его проступили капли пота.

– Клянусь, ваше высочество, я понятия не имею, что все это значит.

– Не имеете? – Я пронзительно рассмеялась. – Так вы служите монсеньору Сиснеросу или нет?

Он выпрямился, весь дрожа. На мгновение мне показалось, что я могла бы повалить его на пол и наступить на него ногой и он не стал бы сопротивляться.

– Я служу ее величеству. Понимаю, как это выглядит, но, уверяю вас, ни я, ни ее величество ничего против вас не замышляли. Архиепископ превысил свои полномочия. Я сам ему так и сообщу.

– Правда? – Я шагнула к нему, заметив, как он весь съежился. – Тогда почему вы потеете, как свинья?

– Вы… вы неправильно поняли. – Голос его стал громче. – Вы зря волнуетесь.

Он протянул ко мне руку, как в тот раз, когда мы встретились во Фландрии.

«Почему ты боишься?»

За миг до того, как его пальцы сомкнулись на моем плече, в моем мозгу словно лязгнул замок. Оттолкнув его с такой силой, что он повалился на пол, я бросилась прочь.

– Ваше высочество! – послышался его крик.

Но я уже бежала по коридору, по лестнице, через зал. Сбросив мешающие туфли, я метнулась через двустворчатые двери во двор.

У стены стояли привязанные мулы с покупками из Медина-дель-Кампо. Увидев меня, животные испуганно заржали. Погонщик пытался их успокоить, хватая за поводья. Слуги, разгружавшие поклажу, уставились на меня, словно за мной гнались исчадия ада.

Решетка на воротах была поднята, мост опущен. Задыхаясь, я со всех ног устремилась вперед. Гвардейцы бросились к лебедкам и попытались поднять рычаги, чтобы опустить решетку. Поскользнувшись на мокрых от моросящего дождя булыжниках, я вскрикнула и упала. От удара у меня перехватило дыхание, но я все же сумела подняться. По лбу потекла кровь.

Решетка на смазанных цепях быстро опускалась.

– Ваше высочество, нет! – послышался за спиной крик Лопеса.

Издав сдавленный вопль, я остановилась, едва не попав под заостренные концы прутьев падающей решетки. Еще немного, и они бы меня проткнули.

– Откройте! – крикнула я гвардейцам. – Я приказываю! Откройте немедленно!

Сзади подбежал задыхающийся Лопес. Я повернулась, чувствуя, как кровь заливает глаза:

– Прикажите им открыть ворота, пока я не оторвала вашу дрянную башку!

– Ваше высочество, это скандал! – Он в ужасе уставился на меня, не веря своим глазам. – Прошу вас, пойдемте со мной. Это совершенно ни к чему.

– Я не ваша пленница! Откройте ворота, я сказала! Открывайте!

Позади него я увидела выбежавших из замка фрейлин. Беатрис несла мой плащ, Сорайя – туфли. Даже издали было видна тревога на их лицах. Стражники шагнули вперед, преграждая им путь. Я услышала протестующий крик Беатрис:

– Ее высочество босиком и без плаща!

Я не ошиблась. Меня хотели удержать здесь любой ценой.

Я утерла кровь с лица, размазывая ее по щеке.

– Хотите взять меня силой? – спросила я Лопеса. – Связать по рукам и ногам, словно преступницу?

– Ваше высочество, вы сошли с ума, – прошептал он. – Это… это безумие.

Безумие. Впервые это слово связали с моим именем. Но мне было все равно. Я на самом деле обезумела – от тоски и боли предательства. От ярости, горя и страха.

– Можете считать меня сумасшедшей, – бросила я в лицо Лопесу. – Но я остаюсь инфантой Кастилии и наследницей королевства. Только попробуйте натравить на меня стражу, и вы за это поплатитесь.

Я видела, как он пытается принять решение, глядя то на слуг, то на меня. Наконец, не говоря больше ни слова, он втянул голову в плечи и тяжело зашагал в сторону замка.

Наступила ночь, и дождь сменился первым зимним снегом, но я не двигалась с места.

Глава 19

В замке началась суматоха. Я слышала голоса, треск зажигающихся факелов, шаги. К вечеру мне пришлось спрятаться в крытом соломой загоне возле ворот, где мы держали коз. Несчастные создания блеяли и жались к стенам, чувствуя мое отчаяние, но от них исходило тепло, а я понимала, что не смогу пережить ночь босиком и в одном платье. Беатрис позволили принести мне тарелку еды, плащ и жаровню. Я закуталась в плащ и сгорбилась возле жаровни. За стенами замка выли волки, заставляя коз сбиваться в кучу.

– Госпожа, – умоляла Беатрис, – прошу вас, пойдемте в покои! Вы простудитесь насмерть!

– Нет. Иди, займись моим сыном. В эту тюрьму я не вернусь. Иначе меня никогда больше из нее не выпустят.

Беатрис продолжала упрашивать меня, пока кто-то из гвардейцев не вынудил ее уйти. На следующий день, когда я беспокойно дремала, то и дело поглядывая на вход в страхе, что кто-нибудь придет и вытащит меня отсюда, послышалось шлепанье сандалий. Я знала только одного человека, который носил сандалии зимой.

Я замерла, сжавшись в комок под плащом.

Внутрь загона просунулась голова Сиснероса. Он откинул капюшон, и я увидела его искаженное от ярости землисто-желтое лицо.

– Ваше высочество, немедленно выходите оттуда!

– Откройте ворота, и я так и сделаю.

– Это невозможно. Ее величество запретила вам покидать замок.

– Тогда я останусь тут.

– Вы ведете себя просто возмутительно! Весь замок и бо́льшая часть Медины-дель-Кампо уже говорят, что ее высочество сошла с ума. Это скандал! Выходите сейчас же!

– Мне плевать, кто и что говорит. И не вам приказывать, что мне делать. Я инфанта и наследница Кастилии, а вы всего лишь слуга.

Он убрал голову, и я в ужасе услышала, как он рявкнул кому-то снаружи: