Мария качает головой.

– Это используют против тебя. Нет, я отправлюсь в путешествие с Елизаветой и буду делать вид, что всем довольна.

Я накрываю ее ладони своими.

– Куда вы поедете в этом году?

– На север. Остановимся в Ноттингеме, и еще она устраивает представление театра масок. Все в нем участвуют, и я в том числе. Играю ангела мира на качелях. Постановка называется «Британия и король». Будет идти три дня.

– Боже мой.

– В самом начале появляется Афина на единороге, – продолжает сестра. – Наверное, она ее и сыграет. Затем две женщины на лошадях, добродетели Благоразумие и Умеренность. На следующий день появляется Мир. В последний побеждают Зло, и мы все поем.

Мария описывает это с таким суровым видом, что я не в силах сдержать смех.

– Уверена, представление будет замечательное.

– Да, львы, слоны и все такое. Но смысл именно в единении двух женщин, в их дружбе. А также в том, что британские короли не выбираются, а наследуют трон по крови.

– Что она имеет в виду? Это что-то вроде намека на Марию Стюарт?

– Елизавета пытается сказать, что они обе являются британскими монархами и могут править вместе: Мария на севере, а Елизавета на юге. Мария станет сестрой-королевой и наследницей. Она фактически обещает ей трон. Говорит, он передается по наследству ближайшему родственнику. Собственный выбор, религия или завещание тут якобы ни при чем.

Я пересекаю маленькую комнату тремя широкими шагами, пока не упираюсь в стол.

– Наконец-то она решилась в открытую отречься от меня.

– Это все еще не отречение и не совсем открытое, – гневно возражает Мария. – На представлении не будет обычных зрителей. Без классического образования постановку даже не поймешь, мне пришлось половине фрейлин объяснять ее смысл. Елизавете не хватает смелости заявить об этом во всеуслышание. Наняла подхалима Паркера, чтобы тот сделал за нее всю работу, добавляет намеки в спектакль. Она дает понять двору, что ты не являешься ее наследницей, что ты опозорена, а твой сын бастард, но сказать об этом стране королева не решается.

– О боже, Мария, неужели архиепископ объявил мой брак недействительным?

– Так и есть. А бедного малыша признал внебрачным. – Мария с мрачным видом кивает в сторону колыбели, где спокойно спит мой ни в чем неповинный сын, у которого украли титул. – Прости его Господь. Она надеется, что никто не окажет поддержку женщине, поддавшейся похоти, и не вступится за бастарда. Тебя обесчестили, а его лишили наследства. Неда, естественно, выставляют подлецом.

Я прижимаю к подбородку одного из щенят, чтобы успокоиться.

– Архиепископ лжет, – кратко отзываюсь я.

Мария кивает.

– Всем это известно.

На мгновение в комнате воцарилась гнетущая тишина.

– А мне еще танцевать в ее гадком спектакле, – яростно бросает Мария. – В первый день я среди свиты Афины, в последний сижу на качелях и танцую для Мира. Она понимает, что делает, посылая намек католичке Марии в виде моего танца. Использовать меня, сестру Джейн Грей, как послание надежды католической наследнице престола Англии!

– Она знает, что делает, – соглашаюсь я. – Елизавета сама избавилась от страха перед нами. Уверена, что ты никогда не родишь сына, а моего, объявленного бастардом от распутной матери, никто не поддержит.

– Да, она победила, – пренебрежительно говорит Мария. – Мы даже не строили против нее заговора, а она отнеслась к нам как к злейшим врагам. – Маргарита Дуглас лишь мечтала вслух о будущем своего сына, но и ее назвали предательницей. Наша королева – не самая приятная родня. В близости с ней нет ничего хорошего. Как думаешь, сейчас, окончательно унизив, она тебя отпустит?

Я встаю и иду к окну.

– Что ты делаешь? – спрашивает Мария, когда я открываю оконную створку.

– Вывешиваю черную ленту, – тихо отвечаю я. – Как знак плохих вестей. Потому что теперь никто не потребует моего освобождения.

* * *

Двор покидает Лондон, и я представляю, как сестра сидит на качелях в образе ангела мира и танцует для Елизаветы в представлении, сообщающем Марии Стюарт о том, что она – католичка, француженка – станет наследницей королевы, а о нас все забудут. Мне тяжело находиться здесь, в Тауэре, когда любимый человек томится в заключении всего в ста ярдах от моего окна, но моей сестре, пожалуй, еще сложнее – приходится улыбаться женщине, которая мстит и мне, и ей, и любому, в ком она видит соперника.

Становится теплее, и ночью я открываю окна – занимаясь ухаживаниями и строительством гнезд, каждый вечер черные дрозды в садах поют сладкими голосами все позже и позже. Я вешаю колокольчики на шею Булавки, чтобы она не охотилась на птенцов, и по утрам кладу раскрошенный хлеб на подоконник в ожидании малиновки, которая подлетает к окну и прохаживается с напыщенным видом, хвастаясь красной грудкой и заявляя право на свою территорию.

Вечерами я занимаюсь, читая книги, оставленные Джейн в библиотеке коменданта, изучая Библию, что она мне прислала, перечитываю ее письмо, адресованное мне, ее друзьям и учителям. Моя сестра одновременно моя героиня. Я пытаюсь найти в себе такую же храбрость, такую же веру в собственное предназначение. Она всегда знала, что идет святым путем, куда бы он ни вел: к трону или на эшафот; всегда знала, что идет к Богу. Боюсь, Джейн считала меня очень легкомысленной и глупой. Теперь я стала умнее – вот бы она могла об этом узнать.

С Тедди все хорошо, он просыпается, чтобы поесть, всего один раз за ночь. Я спрашиваю коменданта, можно ли нам погулять на теплом летнем воздухе, чтобы мальчик ощутил солнечный свет на своей коже, и он говорит, что моей фрейлине разрешается ходить с ним в сад или к реке каждый день.

– Никто не сообщал мне, что невинное дитя под арестом, – отвечает комендант, и в его тихом голосе слышится негодование. Вот каково служить Елизавете. В начале ты полон надежд, а потом понимаешь, что королева заходит слишком далеко, так далеко, что ты уже не можешь этого выносить.

Я ложусь спать рано, и, пока медленно сгущаются сумерки, думаю о том, что произойдет, когда Мария, королева Шотландии, ответит на послание в постановке Елизаветы. Неужели эти две целеустремленные соперницы могут примириться? Будут ли править вместе, как однажды предлагала Мария, – две королевы на одном острове? Станет ли одна прекрасным дополнением второй, подружатся ли они? Может, Елизавета наконец-то нашла ту единственную, равную себе, которой она сумеет доверять?

И если они встретятся, подружатся, полюбят величие друг друга, сделает ли это меня настолько неважной, что Елизавета отпустит нас с Недом? О моем величайшем чаянии забудут все те, кто когда-то говорил, что я должна стать королевой?

Кто-то стучит во внешнюю дверь, шумно поворачивается ключ в замке. Я встаю с кровати, накидываю на плечи халат и иду отпереть засов. Горничная спит с Тедди, а фрейлина приходит каждый день. Ночью изнутри некому открыть дверь, кроме меня. Это не проблема, ведь после подачи ужина сюда никто не приходит. Наверное, явился страж с посланием, но я даже не смею надеяться на помилование.

– Кто там? – спрашиваю я с некоторой тревогой, но из-за грохота засовов не слышу ответа. Открыв дверь, вижу охранника, а за ним – мужчину повыше. Его капюшон так опущен, что не видно лица.

Я не успеваю хлопнуть дверью, так как он быстро подставляет руку.

– Не узнаешь меня, супруга? – шепчет он.

Это Нед, Нед, это мой муж Нед, прекрасный и улыбающийся. Он кивает стражу и распахивает дверь, заключает меня в объятия, целует мое лицо, мои волосы, мои мокрые веки, губы.

– Нед, – едва не задыхаясь, говорю я.

– Любовь моя. Моя жена.

– Ты свободен?

– Боже, нет! Я подкупил стража, чтобы провести час с тобой. Китти, как же я люблю тебя. Я никогда не переставал тебя любить. Господи, прости меня за то, что оставил тебя. Мне не следовало уезжать.

– Знаю, знаю! Надо было мне выражаться яснее. Но я не сомневалась, что ты вернешься. Разве ты не получил мои письма?

– Нет! Ничего не получал! Я не мог понять, в чем дело! Пришло всего одно письмо, когда меня вызвали обратно и сообщили, что ты беременна и под арестом. Я не знал, что делать. Французы говорили, что лучше остаться с ними, чем предстать перед Елизаветой. Просили не уезжать, но я не мог бросить тебя здесь одну.

– До тебя не дошли мои послания? Я же писала! Постоянно умоляла вернуться. Не могли же они затеряться.

Мы смотрим друг на друга, постепенно осознавая правду о том, что нас окружали враги.

– Нед, я писала так часто, что они не могли просто пропасть. Видимо, их похитили.

– Вокруг нас с самого начала были одни шпионы. – Нед ведет меня в спальню. Он сбрасывает мантию с капюшоном, срывает жакет и стягивает рубашку через голову. Находясь в заключении, он похудел, его кожа выглядит бледно-кремовой в сумерках. У меня сразу перехватывает дыхание от страсти, переполняющей нас обоих.

– Ты должен побыть с Тедди!

– Обязательно, но сначала я побуду с тобой. Я так долго мечтал о встрече с тобой.

Мы проходим в спальню к моей кровати. Без лишних сомнений я отбрасываю покрывало и залезаю в постель. Нед, голый по пояс, наклоняется и снимает с меня ночную рубашку. Я поднимаю руки, и ткань ускользает.

– Ты поклялась архиепископу, что мы женаты?

– Конечно! Я не позволила ему заявить обратное.

Нед издает короткий смешок.

– Я тоже. Был уверен, что ты не предашь меня.