На другой стороне территории Тауэра, за Белой башней, располагаются конюшни (отсюда их не видно), где она держала за поводья лошадь отца, умоляя не бросать ее. Слышу, как лязгают ворота, что открывались для него в тот день. Это место коронации, предательства и смерти моей сестры. Отец тоже здесь похоронен. И сюда же решила заточить меня исключительная в своей жестокости Елизавета.

Эта бессердечная машина никуда не спешила. Улыбалась мне в путешествии, приветственно махала толпам по пути. Проявляла ко мне благосклонность перед испанскими и французскими послами. Ничего не сказала – даже Роберту Дадли, – когда услышанные от него известия возродили ревнивую ненависть. Она всем дала понять, и мне в том числе, что я по-прежнему являюсь ее наследницей, как и до признания Дадли, что я ее кузина, ее фрейлина, фаворитка, девушка, к которой она относится, словно к дочери. Более того, она вела себя, как будто Роберт вообще ей ничего не сказал, как будто она ничего не слышала ни от Бесс Сен Лу, ни от Дадли.

Она позволила мне раньше вернуться в Лондон и тогда, действуя легко и проворно, тайно и без возражений, арестовала меня и заперла в этих трех комнатах с видом на площадку для казни – стоит только выглянуть в окно, как в голове сразу всплывает смерть сестры.

Конечно же, Елизавета не собирается меня обезглавливать. Я не настолько боязлива, чтобы представлять ситуацию хуже, чем на самом деле. Она разгневана, но я не совершила никакого преступления. Пусть меня держат здесь, в скромных условиях, вместе с моими питомцами и горничными, пока не родится малыш и пока не вернется Нед – тогда мы сможем вместе попросить ее прощения и освободиться. Будем спокойно жить в Ханворте до тех пор, пока она не забудет или не простит меня. В худшем случае королева станет обращаться со мной как с нашей кузиной Маргаритой Дуглас – с подозрением и неприязнью. Как и она, я воспитаю моего сына-Тюдора и посмеюсь украдкой.

Нравится ей это или нет, мой сын будет следующим королем Англии, все мои права перейдут к нему. Елизавета могла бы смягчить свое отношение ко мне, ведь если у нее будет наследник, никто не заставит ее выходить замуж. Однако будучи бесплодной женщиной из династии тиранов, она лишь сильнее разозлится на более юную и красивую кузину, которая совершила то, что ей было не под силу. С Елизаветой не угадаешь. Неизвестно, что у нее на уме. Я и представить не могла, что она лишит свободы женщину, готовящуюся стать матерью, только за то, что она сочеталась браком с любимым мужчиной.

Елизавета устанавливает свою власть, и вся страна вместе со мной понимает, насколько она влиятельная и безнравственна. Я не сомневаюсь, что она такой же безжалостный деспот, как и ее отец, но вряд ли до рождения моего сына королева устроит мне что-то похуже этого позорного заключения. Она хочет унизить меня, и ей это удалось. Из-за нее я и правда опустилась очень низко.

– О нет, она замышляет кое-что пострашнее, – говорит моя сестра Мария, забираясь на высокий стул и откидываясь на спинку. Ее короткие ножки торчат перед ней.

– Что может быть страшнее? – спрашиваю я.

Хотя двор вернулся в Лондон, Мария – моя единственная посетительница, и ее сопровождает женщина, которая определенно следит за нами и докладывает обо всех наших разговорах. Больше ко мне никто не приходит. Горничным позволено обслуживать меня, мне прислали мои наряды, тарелки с семейным гербом и серебряные вилки, а еще клетку с коноплянками Джейни. В корзинке мопсихи Джо возятся с полдесятка щенят, за которыми она присматривает, а кошка Булавка тем временем наблюдает за самой Джо. Мистер Ноззл снова и снова обследует стены и камины трех комнат: от гобелена к каминной полке, от стола к полу и опять наверх. За него я переживаю больше, чем за себя, ведь Мистер Ноззл любит залитый солнечным светом сад, а в этих комнатах темно и душно днем и холодно ночью.

– Королева решила, что готовился заговор, – тихо говорит Мария. – Думает, что это испанцы организовали вашу с Недом женитьбу, чтобы сместить ее с престола, сделав тебя королевой, а его – королем-консортом, и вырастить твоего сына наследником, соперничающим с французским кандидатом – королевой Шотландии.

Я изумленно смотрю на сестру.

– Безумие. Нед – верный протестант, а я сестра Джейн Грей! Кто может подумать, что мы обратимся в католичество ради престола Англии? И к тому же заодно с испанцами!

Раздается стук в дверь, и подслушивающая нас женщина отвлекается.

– Но так и есть, – шепчет Мария. – Потому что сама Елизавета именно так бы и поступила. Пошла бы на все, чтобы стать королевой. Она не понимает, что не все одинаковы. Она бы ни за что не вышла замуж по любви, вот и не верит в твой рассказ.

– Кто-то должен объяснить ей, что я ничего подобного не замышляла! Например, Роберт Дадли. Или Уильям Сесил, он подтвердит, что я докладывала ему обо всех разговорах с испанским послом!

Мария качает своей маленькой мудрой головой.

– О господи, все намного хуже! Теперь она подозревает их обоих. Роберта Дадли, потому что он знал о твоем браке…

– Но я сама ему призналась! А он сообщил ей на следующий же день!

– А Нед во Франции и направляется в Рим. Ей кажется, что он едет с донесением Папе.

– С ним Томас Сесил! Неужто Уильям думает, что его родной сын перешел в католики?

– Как я и сказала, при дворе творится настоящий кошмар. Она все твердит, зачем еще им надо было ехать в Рим, если не на встречу с Папой? Знал ли Сесил? Может, это его план? Дела плохи.

– Только если в любых действиях подозревать предательство.

Шпионка возвращается на свое место и смотрит то на меня, то на Марию, боясь, что пропустила нечто важное. Мы отвечаем ей милыми улыбками.

Мария кладет свои маленькие руки на колени.

– Именно это она все время и подозревает, – говорит она, внимательно глядя на меня. – Особенно в своих кузинах.

Я встаю и натягиваю просторное платье поверх живота, чтобы она увидела, насколько он большой. После позорного ареста я перешла на свободную одежду, и теперь всем видно, что мне скоро рожать.

– Я похожа на женщину, готовую сбежать в Испанию? На женщину, ведущую предательскую армию против королевы Англии?

– Мне так не кажется, – спокойно отвечает Мария. – Я поговорю с Сесилом.

– Не надо. – Я очень боюсь, что ее арестуют как соучастницу заговора. Раз им хватило безумства схватить меня, то и Марию тоже обвинят. – Ничего не делай. Просто оставайся при дворе и служи королеве как можно лучше. Старайся вести себя нормально. И не приходи ко мне в ближайшее время.

– Ты не хочешь меня видеть?

Вижу, что она обиделась.

– Не хочу подвергать тебя опасности. Еще одна Грей в Тауэре? Нет уж, спасибо, двух достаточно. Мы обе не виновны, как и Джейн. Я не желаю, чтобы тебя заперли в этом месте, где убили Джейн и мучили меня.

Она двигается на край стула и соскальзывает на пол. Идет к окну, становится на цыпочки, чтобы увидеть площадку, на которой казнили ее сестру.

– Я не сомневаюсь, что она в раю, – непоколебимо заявляет Мария. – Не сомневаюсь, что ты вышла замуж по любви, а не ради трона. Такова наша судьба – поступать, как кажется правильным, независимо от мнения остальных.

Закрываю глаза, чтобы не видеть эту площадку.

– Согласна, Джейн в раю. И я действительно выходила замуж по любви и до сих пор люблю его. Конечно, надо жить по совести, но прошу тебя, будь очень осторожна в своих поступках и своей вере, будь аккуратна с друзьями.

– Я осторожна, – говорит ничего не страшащаяся Мария. – Уильям Сесил позволил мне навестить тебя, и я должна буду рассказать ему, как ты тут. Я одновременно его шпион и твоя сестра. Наверное, все за кем-то наблюдают.

– Можешь все ему сказать. Скрывать мне нечего. – Ловлю любопытный взгляд женщины, которая пришла вместе с моей сестрой. – Скрывать мне нечего, – повторяю я.

– Знаю. Я попрошу Уильяма Сесила, чтобы тебя отпустили в Ханворт. Твой малыш Сеймур должен родиться там, в доме Неда, и быть крещен в его собственной часовне.

Тауэр, Лондон.

Осень 1561 года

В тесном комендантском домике жарко и нечем дышать, меня не выпускают ни в сад, ни даже на плоскую крышу Тауэра, где я могла бы хоть глотнуть свежего воздуха и посмотреть на закат.

Каждый день сэр Эдуард Уорнер, комендант Тауэра, приходит ко мне и спрашивает, кому было известно, что мы с Недом влюблены и женаты, кто засвидетельствовал помолвку и бракосочетание, кто побудил нас пойти на это и держать все в тайне.

Он задает одни и те же вопросы снова и снова, а Мистер Ноззл тем временем скребет лапами каменные стены, с несчастным видом дергает за истрепанный край и уныло раскачивается на нем, будто это веревка от колокола и он отбивает поминальный звон.

Я много раз повторяю сэру Эдуарду, что мы двое юных влюбленных, что свидетелем была Джейни и никому больше не было известно об этом, кроме, пожалуй, слуг и, конечно, священника. Комендант аккуратно все записывает и говорит, что священника найдут, и мне остается лишь надеяться, что он подтвердит мои слова. Подтверждение можно найти в моей коробке с документами, говорю я, которая хранится в королевской сокровищнице, – ее обязательно отыщут, если постараются. Я напоминаю, что уже поведала все Роберту Дадли, и сэр Эдуард отвечает, что записал это. Он спрашивает, что я рассказала Бесс Сен Лу, и я запинаюсь, вспомнив о темноте, накрывшей меня после того, как она задула свечу.

– Бесс Сен Лу? – робко повторяю я.

– Ее задержали для допроса, – тягостно отвечает он. – Более того, я сам расспрашивал ее о том, какую роль она играет в этом заговоре.