Мне так многое хочется отрицать в его словах, что я кладу руку поверх корсажа, где на него сильнее давит живот, и чувствую легкий трепет. Опускаю голову.

– И вот, собственно, мой сын Генри, по-прежнему влюблен, – заключает его отец и отходит в сторону, чтобы пропустить вперед, как участник театра масок пропускает партнера по танцу, Генри Герберта, который выглядит намного здоровее, чем бледный мальчишка в день нашей свадьбы. Он красив, улыбчив и, вероятно, по уши влюблен в меня.

– Я такого не ожидала, – говорю ему, когда Пемброк удаляется, чтобы преклонить колени перед Елизаветой.

– Простите меня, – вдруг извиняется Генри. – Вы же знаете, что я не хотел оставлять вас. Все случилось так быстро, что невозможно было понять, как поступить правильно. Я был болен, и мне пришлось повиноваться отцу.

Я ненадолго прикрываю глаза. Вспоминаю тот ужас и хаос. Осознание, что мы потеряли Джейн и ее уже не спасти.

– Все верно, – натянуто отвечаю я.

Прекрасно помню, как стремительно они бросили меня, словно я жгла им руки. Действительно, никто из нас не знал, что делать, и уж тем более мой неуверенный юный супруг.

– Я не ожидал, что нас разлучат, – искренне говорит он. – Думал, наши клятвы настоящие, а мы станем мужем и женой. Я не представлял, что нас можно разлучить.

Да, я мечтала о нем, как девочка мечтает о самой идее иметь супруга. Не забуду волшебство и красоту бракосочетания, мое искусно сшитое платье и двухдневное празднование. Не забуду, что Генри был сильно болен, но все равно пытался идти рядом со мной к алтарю позади Джейн и Гилфорда Дадли. Не забуду и Джейн, натянутую, как струна лютни, – она не знала, что ей делать, не знала, какова воля Бога, она боялась коронования, но с мужеством прошла через это.

Я улыбаюсь при мысли о своей упрямой сестре.

– Да, я все помню.

Генри принимает улыбку на свой счет.

– Вы теперь наследница королевы… – начинает он.

– Она еще не назвала меня таковой парламенту, – предупреждаю я, краем глаза поглядывая на трон, – Дадли едва не втиснулся на ее кресло. Они едва ли не сплелись, как змеи, и Елизавета практически сидит у него на коленях.

– Вы же единственная наследница-протестантка, – добавляет Генри. – И наиболее любимая страной. Она назвала вас преемницей перед всем двором.

Я наклоняю голову.

– Если бы нам предстояло жениться… – тихо говорит он мне. – Если бы нам предстояло жениться снова и у нас родился бы сын, он стал бы королем Англии.

Его слова вызывают у меня странное ощущение – живот вдруг сжимает, как от приступа тошноты или скопившегося воздуха. Неужели это ребенок зашевелился, услышав призыв на трон? Как у Елизаветы в Евангелии? Спасите меня, святые и грешники! Раз это были движения малыша, значит, мне нужно немедленно выйти замуж! И Герберт вполне подойдет. Подойдет лучше всего, тем более он сам пришел ко мне, а его отец хочет, чтобы мы опять поженились – Елизавета вряд ли будет против. Мы были отличной парой тогда, будем и сейчас. Герберт желает этого, его отец тоже, и королева не может запретить… а мне нужен супруг. Одному Богу известно, когда вернется Нед. Лишь Дева Мария знает, почему он не отвечает на мои письма. Как и я, она искала мужчину, который станет отцом ее ребенка. Как и я, она знала, что нельзя быть слишком разборчивой. Я должна сочетаться браком с кем-нибудь, если ребенок шевелится во мне.

Удивительно, что Герберт ничего не замечает, потому что толчки в животе очень сильные. Я протягиваю к нему руку, но он не знает, что мне просто надо за что-то ухватиться.

– Да, нас и правда связывают радостные воспоминания, – наобум говорю я.

По моему бледному лицу стекает пот, он наверняка это заметит. Герберт берет мою ладонь.

– Я не переставал думать, что мы женаты. Все время считал вас своей женой.

– Я тоже, я тоже, – соглашаюсь я, вдруг с ужасом представив, что ребенок родится прямо сейчас, у всех на виду. Нужно пойти в дальнюю часть баржи, где-то присесть и стиснуть зубы, молясь о том, чтобы эта водная прогулка скорее закончилась и я могла бы вернуться в свою комнату. Не могу же я разродиться здесь, перед всем двором! На барже, на королевской барже! В моем лучшем платье!

Он опускает голову и показывает мне что-то на своей ладони. Это мое прежнее обручальное кольцо, сохранившееся с того далекого дня бракосочетания.

– Вы примете его в знак нашей помолвки? – шепчет Герберт.

– Да! Да! – Я едва не выхватываю кольцо из его рук, лишь бы он побыстрее ушел.

– И еще я отправлю вам мой портрет.

– Да-да, хорошо.

– А вы пришлете мне свой?

– Конечно, только сейчас прошу меня извинить…

– Мы снова помолвлены.

– Помолвлены.

* * *

Какая же я глупая. Эти мощные толчки были вовсе не родами – просто ребенок шевелился, но кто же знал, что ощущения при этом такие ужасные, будто сейчас умрешь? В Библии ничего подобного не говорится. Но теперь, когда со мной это случилось, я знаю наверняка. Я точно беременна, отрицать это больше нельзя. Теперь тряска в животе происходит часто. Малыш двигается сам по себе, так что иногда я просто лежу в постели и вижу, как мой раздутый живот шевелится и что-то в нем подпрыгивает, словно под ночной рубашкой у меня спрятан котенок. Против котенка я бы не возражала, я знаю, что с ним делать, но внутри меня ребенок, которого мне не позволено рожать и растить. Его зачатие тоже было противозаконным, и все же, хочу я того или нет, разрешено это или запрещено, он появится на свет. Словно страшная неодолимая сила, словно туча, мрачная и зловещая, что покрывает небо над открытой местностью.

– У тебя все хорошо? – спрашивает Мария с непосредственностью младшей сестры. – Раздулась, как королева, когда ей нездоровится, да еще и злая в последнее время.

Как же хочется рассказать ей, что я влюблена в Неда, но от него нет вестей. Что он собирался уехать на пару недель, а не возвращается уже несколько месяцев. Вот бы поделиться тем, что мы женаты, но он оставил меня, и теперь я беременна и не могу даже пожаловаться на отношение Неда ко мне, ведь наш брак был тайной, а наличие ребенка – еще более страшный секрет, который я больше не в силах скрывать. Когда-нибудь он все равно родится, и тогда тайна станет явью – я буду опозорена и паду низко, как проститутка, которую секут прямо у телеги.

– Плохо себя чувствую, – с несчастным видом отвечаю я. – Ужасно плохо. Ах, Мария, если бы я могла сказать, насколько мне плохо.

Она залезает на сиденье у окна, ее маленькие ножки болтаются в воздухе.

– В жар не бросает?

– Нет-нет, это не болезнь, – противоречу я самой себе. – Просто мне плохо.

– Ты скучаешь по Неду?

– Ничего подобного.

Мария хмурит свое милое личико, как будто совсем меня не понимает.

– У меня есть друг, тайный друг, чье имя я тебе не скажу, но его существование я не отрицаю. – Она предлагает мне свой секрет в обмен на мой. – Он говорит, что любит меня, а я люблю его. Больше я ничего не расскажу – просто знай, что я умею хранить тайны, я взрослая женщина, хоть и очень маленьких размеров. Ты можешь поведать мне, что любишь Неда, и я добавлю это в список секретов. Можешь поделиться со мной.

При мысли о том, что сестра окажется в той же страшной ситуации, что и я, у меня вырывается легкий стон отчаяния.

– Не говори о нем, кем бы ни был этот твой тайный друг. И не разговаривай с ним. Не храни его тайну, забудь его. Не смей о нем мечтать. А если он захочет жениться, скажи, что не выйдешь замуж без разрешения королевы.

– Она никогда не позволит мне вступить в брак, – отмахивается Мария, угрюмо пожав плечами. – Испугается, что я рожу наследника престола. Елизавете не нужен принц Тюдор ростом в четыре фута[18].

Мысль об этом так пугает, что я удивленно спрашиваю:

– Разве у тебя не родится нормальный малыш?

– Кто знает? – Мария снова пожимает своими округлыми плечами, настоящая миниатюрная кокетка. – Кто знает, как это случается? В любом случае, мне надо выбрать высокого поклонника, чтобы уравнять шансы.

– Мария, какие поклонники! Не смей даже шутить об этом! Поклянись, что ты не станешь искать себе пару. Что положишь конец своему секрету.

– Это все из-за Неда? Вы с ним тайно поженились?

Я закрываю рот сестры рукой и бросаю на нее гневный взгляд.

– Больше ни слова. Серьезно, Мария. Молчи. У меня нет никакого секрета, и у тебя их тоже не должно быть.

Она убирает мою руку.

– Ну и ладно, – равнодушно говорит Мария. – Я не блоха в твой постели – не надо меня давить. Но и сплетни не распускаю. Я сохраню твою тайну, которая не существует. – Она двигается к краю сиденья у окна и спрыгивает на пол. – Правда, Генри Герберт тебе не пара, попомни мои слова. Он человек ненадежный, действует по ситуации и подчиняется отцу, а отец его заботится лишь о благополучии их семьи. Сейчас они думают, что парламент объявит наследницей тебя, а не королеву Марию, и ты взойдешь на престол после смерти Елизаветы. Поэтому они вьются вокруг тебя, якобы проявляя любовь. А это вовсе не так.

– Никто меня не любит, – печально отзываюсь я.

Мария берет мою ладонь и подносит к своей щеке.

– Я люблю, – говорит она. – У меня большое сердце. По крайней мере, больше, чем у Генри Герберта.

– Мне не на кого надеяться, кроме него, – безрадостно замечаю я.

– Ты действительно собираешься за него замуж? – недоверчиво спрашивает Мария. – Потому что я хочу предупредить тебя, что он всему двору показывает твой портрет и говорит, что вы помолвлены. Люди меня спрашивали, но я все отрицала.