Филиппа Грегори - Последняя из рода Тюдор

Они с матерью идут рука об руку, почти ноздря в ноздрю. Это зрелище захватывает не меньше ярморочных поединков на лужайках. Королева Мария оглядывается, улыбается, бросает слово одной, другой фрейлине из своей свиты, и порядок наконец устанавливается. Теперь можно идти на ужин.

Мария, самая крохотная фрейлина в мире, двигается рядом со мной так, будто мы – танцевальные партнеры. Мы с ней так хороши, что никто из присутствующих не говорит, насколько мы кажемся миниатюрными по сравнению со всеми остальными дамами. Обычно они посмеиваются над ней, гладят по плечу и говорят матери, что ей стоит настрелять дичи и накормить дочь мясом, чтобы она подросла. Никто не подозревает, что с ней что-то не так, а мать ничего не говорит. После того как она лишилась лучшей из своих дочерей, она больше не позволяет себе не ценить тех, что у нее остались.

Я замечаю, как Мария смотрит на Томазину, придворную карлицу, и как в ее глазах иногда проскакивает задорная искорка, как у шаловливого котенка, задумавшего прыгнуть на взрослую кошку. Томазина же, которая будучи уже взрослой, не доходила ростом и до четырех футов и ужасно этим гордившаяся, демонстративно Марию игнорировала.

Когда я впервые встретилась с Гербертами при дворе, с отцом и сыном, встреча прошла как с абсолютными незнакомцами. Мой брак был аннулирован и считался не существовавшим исходно, и эти двое не сказали мне ни слова. Граф Пемброк кланяется мне так, словно не может вспомнить, кто я такая. Его сын Генри склоняет голову с выражением легкого сожаления на лице. Я же игнорирую их обоих.

Мне нет до них никакого дела. Мне вообще нет дела до того, что происходит при дворе. Я снова стала юной леди, отпрыском королевского древа, и мое доброе имя и почти все состояние вернулось ко мне. Теперь мне даже сложно представить, что у меня была сестра по имени Джейн, потому что о ней никто не упоминает. Мы с Марией преданно служим Ее королевскому Величеству, а наша мать везде сопровождает ее как любимая кузина и гранд-дама. У меня есть собственные комнаты в апартаментах королевы, а Мария спит с другими девушками. Мы признаны как кузины королевы и легко заводим новые знакомства.

Я знакомлюсь с Джейни Сеймур, сестрой Неда Сеймура, того самого красавчика, с которым была когда-то обручена Джейн. Мне она понравилась сразу: она умная, начитанная, как Джейн, и даже пишет стихи и песни, но вместе с этим легка в общении и весела нравом. Она сразу же становится мне идеальной подругой, объединяя в себе миловидность, как у меня, и острый ум, как у Джейн. Она надеялась стать сестрой нашей Джейн и единственная во всем дворе не боится о ней говорить. Мы обе знаем, что такое потеря близкого, и это помогает нам сблизиться еще сильнее.

У нас с Джейни согласие во всем, и мы вдвоем молча не одобряем решение королевы о браке с мужчиной младше ее на одиннадцать лет и в тысячу раз ее красивее. Умопомрачительный красавчик, принц Филипп Испанский, прибывает в Англию в сопровождении свиты таких же темноволосых кавалеров, от вида которых у нас, девушек, замирали в груди сердца. И они так богаты! Немыслимо, невообразимо богаты! Нельзя винить девушек за то, что они выучивали пару слов на испанском, чтобы помолиться за то, чтобы один из донов, любой, обратил на них внимание. Их темные плащи вышиты серебряной или золотой нитью, не серебристой или золотистой, а нитями из настоящего серебра и золота, а на плечах они носят настоящие жгуты из золотых цепей, которые небрежно перекинуты за спину, словно шарфы. Их шляпы украшены жемчугами, а рубины они носили с такой легкостью, будто это были простые гранаты. А еще практически у каждого из них на груди либо под нижней рубашкой, либо гордо поверх одежды висело на цепочке по огромному страшному распятию. Глядя на это, я с улыбкой думаю о том, как вздрогнула бы Джейн от подобного открытого бахвальства как мирскими благами, так и еретическими верованиями. Вспомнив ореховые глаза сестры, ее лицо с возмущенным выражением и неодобрительно поджатыми губами, я снова чувствую, как сильно мне ее не хватает.

Девушки, прислуживающие королеве Марии, шепчутся о том, хотели бы они выйти замуж за кого-нибудь из этих красавцев идальго и навсегда уехать в Испанию, а я про себя думаю, что согласилась бы на это без раздумий. Бог мне свидетель, без секундного колебания. Меня не стали бы беспокоить вопросы о праведности и ереси, потому что я хочу танцевать и носить на пальце целое сокровище. Я хочу, чтобы меня любили, я хочу чувствовать себя живой, я хочу, чтобы у меня замирало и быстро билось сердце от наполненности этой жизни каждый божий день, отведенный мне Всевышним. И эти желания преследуют меня с того самого момента, как я поняла, как быстро может оборваться жизнь. «Научит тебя умирать!» О, этому искусству я уже научилась и теперь хочу только жить. Джейни Сеймур говорит, что мое сердце торопится жить так же, как и ее собственное, и что мы с ней похожи в этом стремлении жить как можно более яркой и наполненной жизнью. Мы молоды, и мы хотим получить все и сразу. Она говорит, что в этом и есть суть молодых и красивых, в отличие от того, как живет королева, которой уже почти сорок, и она двигается, как старая толстая кобыла, которую слишком долго не забирали с заливных лугов.

Королева венчается с Филиппом Испанским в Винчестере, и на этом празднике она делает из себя посмешище. Она бледна из-за волнений, и на ее квадратном лице застывает насупленное выражение ее отца, когда он о чем-то беспокоился. Она стояла так же, как он на этих ужасных портретах, расставив ноги под юбкой, со сварливым видом, как у курицы. Святые угодники! Ну какая же она целеустремленная старушка! И я понимаю, что она не виновата, ведь нельзя же женщину винить в том, что она стара и не красива, хотя лично я предпочла бы оставаться молодой и красивой и окружать себя подобными мне людьми.

Ну, в день своего венчания она выглядела как могла и одета была подобающим образом: в платье из золотой парчи, с рукавами, расшитыми бриллиантами. И с этого дня во дворе началось напряженное ожидание: сможет ли королева родить мужу наследника.

Переживая непростую беременность во время летней жары, королева Мария решает простить свою неверную сводную сестру и уступает уговорам мужа, принца Филиппа, выпустить Елизавету из-под стражи дворца Вудсток. И наша родственница появляется при дворе одетой весьма скромно, с крохотным арселе поверх рыжих волос, в протестанской черно-белой гамме, очаровательной и пышущей энтузиазмом, как и должно незамужней тетушке.

Она еще один персонаж в процессии, следующей за королевой, куда бы она ни пошла. Но, право слово, хоть Елизавета и стремится отстоять свое старшинство, может ли она в самом деле считать, что у нее есть шансы быть среди наследников королевской короны? Одно ее присутствие напоминает всем о расколе в вере, потому что все знают, что Елизавета – протестантка, как и моя покойная сестра.

Когда двор переезжает в Отлендс, моя мать возвращается домой в Бьюманор и, ни слова не говоря мне или моей сестре Марии, снимает траур и выходит замуж за нашего конюшего Эдриана Стоукса, который служил нам и ухаживал за нашими лошадьми и собаками сколько я себя помню. Мария говорит, что все дело в том, что у нашей матери не было больше денег, чтобы оплачивать его услуги, а без лошадей нам было никак нельзя. А мне кажется, что ей хотелось избавиться от имени Грей, которое мелькало на страницах почти каждого нелегального реформистского памфлета и было известно всему крещеному миру. А замужем за Эдрианом Стоуксом она может похоронить имя мужа-предателя и изменницы-дочери вместе с их телами и, как все остальные, делать вид, что их вовсе не существовало.

Для нее все складывается очень неплохо. Она становится миссис Стоукс, хоть я и знаю, что она всегда будет требовать, чтобы ее называли леди Фрэнсис и отвешивали низкие поклоны, как особе королевской крови. Вот только я по-прежнему леди Катерина Грей. Мария все еще леди Мария, и единственный шанс сменить наши имена – тоже выйти замуж, если кто-нибудь согласится нас взять. И ничто не может скрыть тот факт, что мы, вместе с Елизаветой, Марией Шотландской и Маргаритой Дуглас, – последние из Тюдоров. Каждая из нас имеет права на корону, каждая живет при дворе, ожидая результатов королевского поспешного брака и зачатия. И если королева не родит здорового младенца, подвиг, который ее матери удался лишь единожды, одной из нас выпадет стать наследницей престола.

Одному Богу известно, почему в жизни Тюдоров ничего не складывается гладко. Я, во всяком случае, не понимаю, почему так происходит. Королева Мария не получает такого желанного сына. Когда она отправляется в уединение для родов, у нее уже большой живот, и мы, ее фрейлины, милы и любезны с ней, когда сидим в ее присутствии и шьем детскую одежду. А когда мы выходим в свет, то поднимаем подбородки и заявляем, что не можем обсуждать деликатные дамские подробности с красавцами испанскими кавалерами. Я говорю, что такая девушка, как я, ни в коем случае не брошенная жена, не дама, чей брак был аннулирован в течение недель, не могу комментировать самочувствие королевы, потому как подобные сферы для меня, девственницы, остаются неизвестными. И эту в высшей степени приятную игру мы продолжали с седьмого месяца ее беременности до девятого. Потом, с гораздо меньшим убеждением, до десятого. Как могли, мы скрывали растущее беспокойство, говоря, что, должно быть, королева спутала даты и что роды могут произойти в любой момент, но даже я начинаю понимать, что тут дело неладно.

В это время Елизавета ведет себя как настоящая подлиза, стараясь очаровать фрейлин, проявляя внимание и заботу к лордам и самоотверженную опеку над возлюбленной сводной сестрой, обольщая при этом ее мужа, Филиппа Испанского, который явно видит в ней гарантию упрочения своего положения на тот случай, если его жена умрет при родах.