Мне следовало бы указать ей на ее греховную сущность, но когда я сообщаю своему наставнику о том, что морально готовлюсь к тому, чтобы обличить свою мать по меньшей мере в грехе гордыни, гнева, чревоугодия и стяжательства, то он очень нервно отвечает:

– Леди Джейн, право же, не стоит!

И тогда я понимаю, что он боится ее, как и все остальные, даже мой отец. Это лишь подтверждает ее виновность и в неподобающем женщине честолюбии, помимо всего прочего, разумеется.

Я была бы такой же слабой и исполненной страха, как и все остальные, если бы не моя вера, которая укрепляет меня. Она действительно придает мне сил. Жить в новой, реформированной вере не так уж просто. Папистам просто быть смелыми: у каждого глупца находится масса предметов и традиций, которые придают ему силу: иконы в церквях, разноцветные окна, монахини, священники, певчие, благовония и вино, в котором они усердно ищут вкус крови. Но все это суть суета и недостаток веры.

Я знаю, что вера укрепляет меня, когда опускаюсь на колени в прохладной белой часовне в полном молчании, и тогда слышу глас Господень, обращенный ко мне, и только ко мне, и он говорит со мной мягко, как любящий отец. Я сама читаю Библию, мне никто не зачитывает отрывки из нее, и тогда я вижу слово Божье. И когда я молюсь о ниспослании мне мудрости, а потом начинаю говорить, то я знаю, что во мне говорит только слово Господне. Я – Его раба и Его глашатай, и поэтому мать категорически не права, когда кричит:

– Ради всего святого, избавь меня от этого унылого лица! И живо езжай на охоту, пока я собственноручно не выгнала тебя из этой библиотеки!

Она очень не права. Но я молюсь о том, чтобы Господь простил ее, как прощаю ее я. Правда, я точно знаю, что Он не простит ей оскорбление, нанесенное мне, Его верной рабе, и я его тоже не забуду.

Я иду в конюшню и беру лошадь, вот только на охоту я не еду. Вместо охоты мы с моей сестрой Катериной отправляемся на прогулку, а за нами следом едет конюх. Мы можем ехать целый день, в любом направлении, и так и не достигнем границ нашего владения. Мы проносимся по лугам и полям, засеянным зеленым, густым овсом, с брызгами скачем по переправам, давая лошадям вдоволь напиться чистой воды. Мы – дети королевской семьи, которые счастливы на своей земле и дорожат своим наследием.

Сегодня мать на удивление мила и улыбчива. Мне было велено надеть новое платье из насыщенно-алого бархата, которое пришло из Лондона только на прошлой неделе. Оно украшено роскошным черным капюшоном и рукавами. Значит, сегодня нас почтили своим присутствием какие-то знатные гости. Я спрашиваю лорда-гофмейстера, кого мы сегодня принимаем, и он говорит, что к нам едет бывший лорд протектор Эдуард Сеймур, герцог Сомерсет. Он был посажен в Тауэр по обвинению в измене, но сейчас его отпустили, и он возвращается на свое место в Тайном совете.

Однако мы живем в весьма опасные времена.

– Он едет со своим сыном, – зачем-то уточняет лорд-гофмейстер и более того, позволяет себе подмигнуть мне самым возмутительным образом. Можно подумать, я – какая-то легкомысленная девица, которая придет в восторг от подобных известий.

– Ах, как здорово! – восклицает моя беззаботная сестра Катерина.

Я испускаю терпеливый вздох и говорю, что буду читать в спальне, пока не придет пора переодеваться к столу. Может быть, если я закрою дверь между своей спальней и нашими внутренними покоями, Катерина поймет намек и не станет ко мне соваться. Но она намека не поняла.

Не прошло и мгновения, как раздается стук в обитую льном дверь, она открывается, и в проеме показывается ее светловолосая голова:

– Ой. Ты что, читаешь?

Можно подумать, я могла заниматься чем-то другим.

– Именно этим я собиралась заняться, когда закрывала за собой дверь.

Но она невосприимчива к иронии.

– Как думаешь, зачем сюда едет герцог Сомерсет? – спрашивает она, врываясь в мою комнату без всякого приглашения. За ней следом бежит Мария, как будто моя комната – это королевская приемная, куда может попасть всякий, кого пропустит привратник и на ком будет достаточно приличная одежда.

– Ты что, принесла сюда эту ужасную обезьяну? – перебиваю я Катерину, замечая ее на плече сестры.

– Разумеется, – она выглядит удивленной. – Мистер Ноззл везде ходит со мной. Ну, кроме тех случаев, когда я навещаю бедняжку медведя. Он боится медведя.

– Ну, сюда ему нельзя, потому что я не хочу, чтобы он испортил мои бумаги.

– Не будет он ничего портить. Он будет сидеть у меня на коленях. Он очень хороший, Мистер Ноззл.

– Убери его отсюда.

– Не уберу.

– Убери. Я приказываю.

– Ты не можешь мне приказывать.

– Я старшая, и это моя комната…

– А я – самая хорошенькая и пришла навестить тебя из вежливости…

Мы хмуро смотрим друг на дружку, а потом она показывает мне серебряную цепочку, обвивающую ее тощую черную шею.

– Джейн, ну пожалуйста! Я буду крепко его держать, – обещает она.

– Давай я его подержу, – предлагает Мария, и они тут же начинают спорить о том, кто же будет держать обезьяну, которой здесь вообще не место.

– Ах, уходите отсюда все! – с раздражением говорю я. – Обе.

Но вместо того чтобы выполнить мое распоряжение, Катерина поворачивается и усаживает Марию на стул, на котором та сидит как кукла и улыбается мне очаровательной улыбкой.

– Выпрямись, – напоминает ей Катерина, и Мария расправляет плечи и спину.

– Нет! Уходите!

– Уйду. Как только задам тебе один вопрос. – Катерина счастлива, потому что все происходит так, как она хочет. Как обычно.

Она неприлично красива, но разума в ней не больше, чем в Мистере Ноззле.

– Ну ладно, – жестко отзываюсь я. – Задавай свой вопрос и уходи.

Она делает глубокий вдох.

– Зачем, по-твоему, сюда едет герцог Сомерсет?

– Понятия не имею.

– А вот я знаю. Вот только почему этого не знаешь ты? Я-то думала, что ты у нас очень, очень умная?

– Я просто не хочу этого знать, – отвечаю я.

– А я могу тебе рассказать. Потому что ты знаешь только то, о чем пишут в книжках.

– То, о чем пишут в книжках? – повторяю я слова невежественного ребенка. – В самом деле. Я действительно знаю и думаю только о том, о чем пишут в книжках, и если бы я хотела мирского знания, то спросила бы нашего отца. И он сказал бы мне правду. Я бы не стала подслушивать родителей или ловить сплетни слуг.

Она запрыгивает на мою большую деревянную кровать, как будто намеревается остаться тут до самого ужина, а потом и вовсе устраивается на подушке, словно собираясь вздремнуть. Обезьяна тоже устраивается поудобнее рядом с ней и начинает перебирать свою шерсть тоненькими пальчиками.

– У него что, блохи?

– Ну да, – спокойно отвечает она. – Но вшей нет.

– Немедленно убери его с моей кровати!

В ответ она всего лишь берет обезьяну на руки.

– Ой, не шуми, потому что новости просто великолепные! Они едут сюда, чтобы с тобой обручиться! – объявляет она. – Ну вот, я так и думала, что ты не удержишься!

И я действительно не сдержалась и вздрогнула, но так незаметно, что мой палец даже не утерял строки, которую отслеживал.

– И откуда ты об этом узнала?

– Да все об этом знают, – отмахивается она, что означает, что она подслушала болтовню слуг, как я и предполагала. – Ах, тебе так повезло! По-моему, Нед Сеймур – самый красивый мужчина на всем белом свете!

– Ну да. Тебе вообще понравится что угодно, лишь бы было в брюках.

– У него такие добрые глаза!

– Ну, глаза у него определенно есть, вот только в них нет чувства, это всего лишь орган зрения.

– А какая улыбка!

– Скорее всего, он улыбается, как все остальные, не знаю, я как-то не смотрела.

– И он так красиво сидит на коне, а какая у него чудесная одежда! И к тому же он сын одного из самых влиятельных людей в Англии. Нет никого влиятельнее Сеймуров. И богаче. Они даже богаче нас. И ближе к трону, чем мы.

В это время я молча думаю о том, что влияние этой семьи не спасло Томаса Сеймура, которого из-за Елизаветы обезглавили всего год назад. Тогда даже его старший брат ничего не смог для него сделать. Будучи лордом-протектором, он все равно попал в немилость, и теперь ему предстоял долгий путь возвращения к власти.

– Красивый сын лорда-протектора, – мечтательно вздохнула она.

Разумеется, она витала в облаках.

– Он больше не лорд-протектор, этот пост упразднили, – поправила я ее. – Теперь советом управляет лорд-президент, Джон Дадли. И если тебе нужен союз с сильными игроками, то Дадли явно стоит отдать предпочтение.

– Ну, он все равно приходится дядюшкой королю, а Нед все еще граф Хартфорд.

– Это титул Эдуарда Сеймура, – снова поправила ее я.

– Ну, Эдуарда или Неда, какая разница?

– И что, все говорят, что меня с ним обручат? – спрашиваю я.

– Да, – просто отвечает она. – А когда ты выйдешь за него замуж, ты снова уедешь. Я буду по тебе скучать. Хоть ты только и делаешь, что называешь меня глупой, мне все равно больше нравится, когда ты здесь. Я скучала по тебе, когда ты жила с королевой Екатериной. Нет, честно, я была даже рада, когда она умерла, хоть мне ее, разумеется, было очень жаль. Я просто надеялась, что ты вернешься домой, и уже навсегда.

– Не уезжай, Джейн! – внезапно зарыдала Мария, едва ли понимая, о чем идет речь.