Anastay - Последняя из рода Блэк

— Что же ты наделала, Грета, — прошептал Дамблдор и пошатнулся. Я думала, его хватит удар прямо на месте. Я боялась, что он решит отрубить мне палец вместе с кольцом, но он отпустил мою руку и молча вышел из зала. МакГонагалл и Снейп кинулись за ним. Ко мне поспешил Сириус.

— Вот, кажется, и настал момент, когда пора бежать из Британии, — задумчиво заметил Том.

— Что происходит?! — спросил Сириус, когда выволок меня из зала.

— Дамблдор что-то распсиховался, — пожала я плечами.

— Грета! В чем дело?! От кого это кольцо? — он без спросу схватил меня за руку.

— Не знаю. Я не успела дочитать записку, — соврала я.

— Грета!

Сириус был в отчаянии.

— Сириус, — я взяла его лицо в ладони. — Я тебя люблю. Правда. Но я не могу сказать.

— Тогда я пойду и спрошу у Дамблдора! — психанул Сириус, скидывая мои руки.

Он унесся следом за половиной преподавательского состава, а я тяжело прислонилась к холодной стене.

Интересно, что им всем наплетет Дамблдор. Не расскажет же про Гриндевальда.

Кудесник Альба, как называл его Гелла, придумал классную историю. Будто бы он узнал в этом кольце проклятый древний артефакт времен — внимание — Гриндевальда. И он сильно разволновался, что я отброшу коньки на месте. Но, просканировав артефакт, убедился, что это не более чем бутафория. И что я якобы сказала ему, что кольцо мне подарил поклонник. И буква «Г» означает «Гертруда».

Ах, дети такие дети.

— Тебе такой изобретательности еще учиться и учиться, — сказал Том.

Какие мои годы.

Когда торжественная часть банкета кончилась, и Дамблдор и компания вернулись в зал, столы сдвинули к стенам, и они заполнились безалкогольными коктейлями и сладостями. Свет вдруг потух, и все взволнованно охнули. А через пару секунд с возвышения, где до того стоял преподавательский стол, раздался металлический вой первого аккорда.

Вспыхнули взлетевшие в воздух прожекторы, осветив сцену с одетыми в кожу и перья музыкантами, и все завизжали.

Да в Хоге фанатели от этой группы почище, чем в том клубе на Хэллоуин. Как их там… «Гиппогрифы»?

Бал оказался веселой тусней.

После первой песни часть свечей в зале загорелась, создавая уютный полумрак. Я еще в середине первой песни отступила в угол, прикрываясь чарами незаметности. Еще не хватало тут плясать с кем-то в обнимку.

Ли крутил башкой, выискивая меня, а я пила себе коктейльчик, вместе с Томом наблюдая, как Гермиона весело смеется над шутками Седрика. Драко тоже за этим наблюдал из другого угла, игнорируя Панси, пытавшуюся вытащить его танцевать.

В принципе, я уже знала репертуар «Гиппогрифов», и только вежливость по отношению к Хорхе держала меня в зале. Мне до смерти хотелось изучить кольцо. За час я не успела понять о нем ровным счетом ничего. Оно и правда не снималась, как и думал Дамблдор. Явное магическое поле не излучало. Что оно значило — непонятно.

— А следующая песня посвящается жене нашего прекрасного соло-гитариста! — выдохнул после седьмой песни солист, а я чуть не выронила бокал из-под четвертого коктейля. Они заиграли что-то дикое, и парень с драматично подведенными глазами запел: — Ещё я толком не запомнил твоего лица, как мы поехали купили два каких-то кольца!

Засранец.

— Ты засранец, Хорхе! — так и сказала я, когда еще через песню они оставили парня за синтезатором наигрывать медляк, и пошли отдыхать. Под визг девчонок Хорхе спустился в зал и, раздавая автографы, пробрался ко мне в угол.

— Как ты меня заметил? — удивилась я.

Он с улыбкой показал на свою свадебную татуху. Ох, чувствую, я еще не знаю всех ее бонусов.

— Танец? — предложил он.

Я хмыкнула и приняла его руку, чувствуя на себе взгляды половины девушек зала. И Сириуса. И профессора Снейпа.

— Внимание, легенда, — шепнула я ему на ухо. — Кольцо на моем пальце подарил мне ты, — я показала ему кольцо, и он приподнял брови.

— Да ладно?

— Прислал с вороном, который рассыпался перьями и превратился в коробочку с кольцом и запиской.

— Вот я романтик, — поразился Хорхе. — Сам не ожидал. А теперь серьезно. Мне стоит ревновать?

Я рассмеялась, вспоминая беззубого Гриндевальда.

— Вот к нему точно не стоит.

Хотя, если вспомнить, он предлагал его отравить и взять меня в жены.

— Да ты горячая штучка, — ухмыльнулся Хорхе.

— А ты думал.

— Тебе сейчас, кстати, завидуют все школьницы Хогвартса.

— Я щас описаюсь, — я закатила глаза.

— Еще бы, я крут и популярен.

Я фыркнула.

— Я не о том. Я, кажется, выпила слишком много коктейлей. Извини!

Я выскользнула из его объятий — нам пришлось нехило так обняться, чтобы переговариваться — и помчалась к выходу из зала.

Двенадцать девственниц были прикованы к двенадцати столбам. Некоторые из них были совсем детьми — сложно найти невинных девушек в маленьком скучающем городке.

Я стоял в центре этого живого круга, дожидаясь, когда луна достигнет своего пика.

Девицы хныкали и молили о пощаде, но меня никогда не трогали эти человеческие сопли. Пусть скулят, сколько им вздумается. Их участь предрешена. Их ничтожные маггловские жизни послужат великой цели.

Я отсчитывал секунды. Я кожей чувствовал, когда это должно произойти. Я столько к этому готовился. Я был уверен в себе.

Миг. Еще миг.

Пора.

Я раскинул руки, и напевные речи древнего друидского заклятия пронеслись над долиной. Даже девицы смолкли, завороженные красотой момента.

Последнее слово упало в абсолютнейшей тишине. Стих ветер. Замолкли сверчки. Тишина оглушала.

Я поднял руки.

Сейчас.

Двенадцать тел в одночасье разлетелись брызгами крови, омывая древний круг и мое лицо.

Предо мной явился Посланник Тьмы.

— Человек?! — прорычало огромное чудовище, выше меня вдвое. Его закрученные рога упирались в небеса. — Только демоны смеют взывать к Великой Тьме! — его рык сотрясал землю.

Он хотел напасть на меня. Но я не дал ему шанса. Он не смог выйти из круга.

— Отныне ты служишь мне, Посланник! — провозгласил я и не смог сдержать победного смеха.

Я, Лорд Волдеморт, первый человек, покоривший Тьму.

— Да хватит орать!!! — в мой балдахин ударилась подушка. — Дура! Дай уже поспать!

Я не обратила внимания на нервную после бала Панси.

Меня трясло. Я отдернула балдахин.

«Том?!»

Том поскуливал, сидя на полу возле кровати.

— Я не хочу, — повторял он, как заведенный. — Я не хочу. Я не хочу…

Я молча затащила его на кровать.

«Успокойся. Это только сон», — я села рядом со свернувшимся калачиком Темным Лордом и прижала холодные трясущиеся пальцы к вискам.

— Это не сон! — его голос сорвался. — Это я разорвал на части двенадцать девочек! Чтобы подружиться с рогатым чудовищем! Это сделал я! Я! Я не хочу жить! Пусть это закончится! Я не хочу больше таких воспоминаний! Не хочу! Не хочу!

А уж я-то как не хочу.

— Это была не ты! — он взорвался рыданиями. — Это был я! И я… так гордился этим! Мне так нравилось! Я не хочу больше! Уничтожь меня! Я снимаю с тебя твою клятву!

Мою руку зажгло. Шрамы от заклятья нерушимого обета вспухли.

Он что, серьезно?!

«Тихо, — я обняла его содрогающееся от рыданий тело. — Все хорошо. Ты жалеешь об этом. Это хорошо».

— Это ничего не меняет!

«Это меняет все».

Мы традиционно плотно набились в купе, и близнецы достали гитару.

Я бы лучше забурилась где-нибудь на полке под заклятьем невидимости и попробовала бы поспать. После бессонной, полной слез ночи, я была не в настроении веселиться и предвкушать Рождество. Выглядела я соответственно. Что странно, Том тоже. Обычно на нем не отражались последствия ночных кошмаров и прочих прелестей жизни. А тут и синяки под опухшими глазами, и царапина на щеке — это он так оригинально пытался самоубиться. Напал на меня, чтобы его прикончило его частью нерушимой клятвы, которую я-то, как раз, не отменила. Пришлось защищаться.

Да еще Дамблдор гипнотизировал меня крайне печальным взглядом весь завтрак. Я ожидала, что он меня вызовет, но нет. Я сто раз проверилась на следящее заклятье, но и его не было. Или я просто нифига не шарила в крутой магии, чтобы его заметить. В общем, все это было странно и жутко действовало на и без того расшатанные нервы.

Близнецы сыграли Джингл бэллз и какую-то матерную песню про Рождество, и гитара, несмотря на мои отнекивания, перешла ко мне.

— Песня. Посвящается моему другу. Моему лучшему другу, если уж на то пошло.

Том нахмурился. Он стоял в коридоре, глядя в окно на летящие мимо заснеженные деревья.

— Усталость, ненависть и боль, безумья темный страх. Ты держишь целый ад земной, как небо, на плечах. Любой из нас безумен — в любви и на войне. Но жизнь — не звук, чтоб обрывать…

— Можешь замолчать? — тихо и расстроенно оборвал меня Том.

— Конец песни, — объявила я и в воцарившейся непонимающей тишине передала гитару Ли. — Простите, ребята, — я встала с крохотного кусочка сиденья между Гермионой и Джинни и протиснулась к выходу из купе.

Надо найти место, чтобы погрустить.

И, по возможности, поспать.

Сириус краснел, бледнел и смущался, пока мы ехали в аэропорт.

После очередного тяжелого, душераздирающего вздоха, я его пожалела.

— Да не ссы ты, я знаю, что с нами едет Дюсолей.

— Что?! — Сириус подскочил на сиденье, чуть не проломив башкой стеклянную крышу своей красной тачки. — Откуда ты знаешь?!

— Третий глаз открылся и вещает. Я не против, не дергайся.

Я в миллиардный раз взглянула на таинственное колечко и уставилась в окно. Тоже мне, драма.

Пока Сириус и Рита исследовали пляжи, клубы и спальню, я исследовала магический мир Кубы. Надо сказать, что ничего выдающегося он из себя не представлял, кроме крутейшей аптеки в центре Гаваны, где я купила успокаивающую мазь для сгоревшего в первый же день Сириуса и для начавшего дико чесаться пальца с кольцом.