«Я уже успела наскучить ему, — подумала Джинни и печально опустила глаза. — Было бы глупо ожидать…» Но чего, собственно, она ожидала?

«Он занимается со мной любовью, но никогда не говорит, что любит меня», — размышляла Джинни. То короткое счастливое время, которое они провели в Мексике без гроша в кармане, казалось теперь сном. Тогда Стив любил ее, но это, увы, продолжалось недолго. Она пыталась не вспоминать о том, что он убил Ивана, но это преследовало ее как ночной кошмар. Стив сделал это не из ревности, ибо не так уж и ревновал ее. Он решил взять то, что принадлежало ему.

И тут прежняя пылкая Джинни сказала себе: «Будь я проклята, если дам ему понять, что это меня волнует! От той неопытной девчонки, какой я была, во мне сохранилась только гордость».

— Ты произносишь про себя какой-то тайный тост? За что же ты пьешь: за Россию, Францию или за воспоминания? — Насмешливый тон Стива вывел Джинни из задумчивости, и она вызывающе взглянула на мужа.

— Зачем мне пить за воспоминания? Прошлое мертво, а я хочу смотреть вперед.

— Если бы ты сказала мне об этом, я присоединился бы к тебе, — сухо проговорил Стив.

Внезапно его охватило неистовое желание опрокинуть разделявший их стол, схватить Джинни, бросить ее на ковер, немедленно овладеть ею и принудить к… принудить к чему, черт возьми? Ах да, отзываться на ласки, как это делают другие женщины, если, конечно, их не берут силой. Стив знал, что сам виноват во всем. Слишком эгоистичный, чтобы думать о Джинни, он сам ввел ее в общество волокит, бросил им на растерзание. Если бы дьявольская гордость и ревность не ослепили его, она никогда не попала бы в лапы Карла Хоскинса или Ивана Сарканова, не прибегла бы к порошку, позволяющему забывать обо всем. Теперь она обвиняла в этом его, и Стив понимал почему.

Когда Джинни, лишенная опиума, металась в агонии, ненавидя и проклиная его, Стив поклялся себе проявлять к ней терпение. Впредь не будет никакого насилия — он должен перехитрить ее и заставить подчиняться себе добровольно. Но из этого ничего не вышло.

Джинни, такая же страстная, как и прежде, была уже не той женщиной, которая однажды предложила Стиву задушить ее, если он сомневается в ее любви. Она не была уже и той дикаркой, что пыталась вонзить в него нож. Поэтому вскоре оба ощутили потребность расстаться на какое-то время, разобраться в своих чувствах.

Время… Казалось, что оно летит слишком быстро, как поезд новой железной дороги, недавно связавшей два побережья огромной страны.

Они были акционерами двух железнодорожных компаний — Центральной тихоокеанской и «Юнион Пасифик», поэтому их путешествие по Америке в отдельном вагоне не оставляло желать ничего лучшего.

Если Джинни не присоединялась к сенатору и Соне, то проводила большую часть времени одна, в вагоне люкс, принадлежавшем ей и Стиву. Он же обычно играл в покер с новыми знакомыми. Но однажды, за ночь до прибытия в Нью-Йорк, когда Стив, слегка пьяный, пришел поцеловать ее на ночь, от его одежды несло дешевыми духами.

Джинни ни о чем не спросила, но притворилась спящей, едва он наклонился над ней.

— А, играешь роль сварливой жены, любовь моя? Это тебе не идет. Я слишком устал, чтобы насиловать тебя, так что… спокойной ночи.

Теплые и дразнящие губы Стива легко коснулись ее виска и скользнули к уху. Поистине он имел дьявольскую власть над ней, когда хотел возбудить! Джинни обрадовалась бы, вздумай он разделить с ней широкое и комфортабельное ложе, лишь бы потом попрекнуть его этим пошлым запахом. Но он ушел, и Джинни, затаив мстительное чувство, подпитывала его все последующие месяцы.

Они жили в разных комнатах, а потому, когда Стив приходил к ней, Джинни всегда казалось, что он просто не нашел другой женщины. Они сходились как животные, и каждый пытался найти забвение в этой страсти без чувств. Стив никогда не смотрел на нее, как делал это прежде, и лишь бормотал, задыхаясь:

— Я хочу тебя, Джинни, и если ты быстро не разденешься…

Насытив страсть, Стив почти сразу же покидал Джинни, ибо, без сомнения, предпочитал спать один. Конечно, Джинни слышала все сплетни, распускаемые теми женщинами, которые втайне завидовали ей.

— Раз уж мы заключили соглашение, давай честно выполнять его. Не понимаю, почему у тебя должно быть столько преимуществ. Я бы и сама не прочь ими воспользоваться.

Удивительнее всего, что она вовсе не хотела этого, но ей было легче умереть, чем признаться в этом Стиву.

Собираясь путешествовать по Европе, Джинни знала, что, даже если встретит русского царя и окажется его дочерью, это вряд ли выведет ее из давней депрессии.

Однако на людях Джинни обычно оживлялась. Они со Стивом провели неделю в Нью-Йорке, где она произвела большое впечатление не только как жена богатого молодого и красивого Стива, но и как прекрасно образованная и умная дама.

Слухи об этой молодой паре распространялись далеко за пределы Сан-Франциско, и Нью-Йорк теперь определял, какие из них правдивы, а какие — нет. Этого не могли сказать даже репортеры, не гнушавшиеся подкупать слуг, чтобы разведать о жизни хозяев.

Стив Морган, похожий на разбойника, занимался в Нью-Йорке бизнесом вместе с тестем. Сабельный шрам на его лице порождал все новые сплетни: «Он несколько раз дрался на дуэли… и здесь, и в Европе, и одна из них произошла из-за того, что он вступил в связь со своей нынешней женой еще при жизни ее первого мужа». Его красивая молодая жена с загадочными зелеными глазами собиралась вскоре уехать в Европу вместе с мачехой. Да, Морганы казались всем счастливой и очень гармоничной парой. На самом же деле… но кто знал, что происходило между ними в гостиничном люксе? С момента их прибытия в Нью-Йорк Джинни встречалась с мужем только на балах и приемах.

Стив почти не замечал Джинни и вел себя так, словно она уже уехала. Даже желание обладать ею постепенно угасло. Он ни разу не вошел в ее комнату, и Джинни завтракала одна. Однако, не желая унижаться, она не спрашивала, где он пропадает.

— Мистер Морган просил передать вам, чтобы вы не ждали его, мэм. Он ушел очень рано.

Джинни настояла, чтобы Делия осталась при ней, но та произносила подобные фразы с непроницаемым выражением лица. Казалось даже, что она побаивается Стива, наслушавшись всех старых историй от Тилли, горничной Сони. Джинни не задавала Делии вопросов о Стиве.

Джинни уже не сомневалась, что Стив не может дождаться ее отъезда, и не надеялась, что он попросит ее остаться.

Между тем за ночь до предполагаемого отъезда Джинни в Париж в большом зале отеля состоялся званый вечер. Стив вошел в ее комнату в тот момент, когда она, открыв шкатулку с драгоценностями, решала, что больше подойдет к ее шелковому платью.

— Ты запаздываешь, дорогая, — сказал он, протянув ей ацтекское ожерелье.

— О Стив! — пробормотала она, широко раскрыв глаза.

Он рассмеялся:

— Поблагодаришь меня позднее. А сейчас давай спустимся вниз.

Едва они вошли в зал, Джинни потеряла его из виду. В ее веселости было что-то лихорадочное. Сколько прошло часов? Им с Соней предстояло отплыть рано утром. Стив откупился от нее этим сказочным подарком, и единственная благодарность, которой он ждал от нее, — это согласие на развод.

За ужином Джинни много выпила, и ее тревога улеглась. Внезапно возле ее столика появился Стив, чем-то явно озабоченный.

— Надеюсь, ты составишь мне компанию? Я хочу, чтобы ты поужинала со мной. Я уже передал наши извинения твоему отцу. — Он сжал ее запястье.

Джинни покраснела, увидев, что на них смотрят. Стив провел ее через весь зал, и они поднялись по застланной ковром лестнице. Стив только раз взглянул на нее и иронически спросил, не хочет ли она, чтобы он донес ее на руках.

В дверях их номера она снова попыталась вырваться.

— Стив! Ты спятил? Что Делия…

— Если тебя интересует, что подумает Делия или любой из гостей, то мне, черт возьми, наплевать! Я велел Делии отправляться спать, поэтому можешь не звать ее.

Дверь захлопнулась. Шторы в комнате были задернуты, а газовые лампы едва горели.

— Если тебе еще понадобится это платье, снимай его. И быстро сбрось все тряпки — все, кроме ожерелья. — Отдавая эти приказания и не отрывая от нее глаз, Стив и сам раздраженно срывал с себя одежду.

Джинни резко повернулась к нему и прищурилась.

— Если ты хочешь видеть меня обнаженной, Стив Морган, то тебе придется самому раздеть меня! Будь я проклята, если стану раздеваться перед тобой, как дешевая проститутка!

— Да что это ты бунтуешь, маленькая зеленоглазая дрянь, шлюха! Я и так слишком долго терпел твои выходки. Ты не заслуживаешь лучшего отношения!

Цедя это сквозь зубы, Стив приблизился к ней. Хотя сердце ее тревожно забилось, Джинни не отступила, но онемела от изумления, когда он, сунув руки под ее декольте, рывком разорвал платье до самого низу. Джинни вскрикнула; Стив подхватил ее на руки и бросил поперек кровати, погрузив пальцы в густые разметавшиеся волосы.

А она чувствовала себя рабыней, которой грубо овладевает хозяин. Повинуясь инстинкту, Джинни начала яростно бороться со Стивом, царапая ногтями его спину. Резко схватив ее за волосы, он повернул Джинни лицом к себе и прижался губами к ее шее. Она замерла, со вздохом облегчения обхватила Стива руками и прижала к себе, нежно гладя его. Ее губы открылись навстречу его губам, а ноги обхватили его бедра.

Ацтекское ожерелье впивалось в шею Джинни, когда Стив прижимался к ней. Казалось, свет газовых ламп трепещет, а комната куда-то плывет.

Стив все еще держал ее в объятиях. Задремавшая было Джинни вдруг встрепенулась и стала шептать ему слова любви, вновь возобладавшей над ссорами и обидами.

Теперь, когда они снова обрели друг друга, Стив наверняка не позволит ей уехать. Если бы только он попросил ее не уезжать!

— Стив… — начала она, но он не дал ей закончить.