— Ты не ослышался, девять.

— Та-ак, и нас пятеро. Вместе со мной. Итого, четырнадцать человек. Нормально… Ладно, я буду думать.

Он опять поцеловал Наташу, протянул руку Арнольду и быстро ушел, на ходу удивлено покачивая головой.

Наташа про себя посмеялась: в отличие от неё Борис отличался неторопливостью суждений и действий, кроме того, он был педантичен, и она могла поспорить, что уже разработал план, как им перейти границу с Катей и её детьми.

Он ещё не знает, что за всю дорогу Наташа так и не собралась поговорить ни с Яном и Знахарем, ни с Арнольдом и его женой о том, хотят ли они бежать за границу?

Боря давно об этом мечтает и думает, что того же хотят все окружающие. Наташа же точно знала, что это не так.

Даже Катерина, несмотря на то что она отрезала себе и детям пути к отступлению, вовсе не была уверена в том, что на чужбине ей будет лучше, чем на родине…

Значит, сегодня вечером надо всем собраться и этот вопрос всесторонне обсудить.

Дом, в котором поселились Катя с детьми и Борисом, был совсем недалеко от центра. Участок, на котором он стоял, был огорожен длинным глинобитным забором, посреди которого терялась небольшая дощатая калитка. Сам дом, как видно, был невысоким, потому что из-за забора виднелась только его крыша.

Наверное, Катя почувствовала их приближение, потому что не могла же она поджидать их на крыше! Как бы то ни было, навстречу пришедшим высыпали все, кроме, естественно, Бориса, который остался на работе.

Катя шепнула что-то сыновьям, и они поспешили увести детей в дом. Арнольд с Виолеттой, Ян, Петр и Наташа расположились перед домом на широкой веранде, где на низенькой подставке стоял огромный медный самовар.

— Прежние хозяева привезли его из самой Тулы, — смеясь, отвечала Катерина на вопросы гостей; собственно, она не знала Виолетту и Петра, но и та, и другой, кажется, чувствовали себя вполне в своей тарелке и если пока не принимали участия в общем разговоре, то их привыкание должно было произойти довольно быстро.

— У нас нет друг от друга секретов? — полувопросительно сказала Катерина, косясь на форму Арнольда.

— Не обращай внимания на Алькин мундир, — посоветовала ей Наташа. — Разве ты не помнишь, как мы вместе шли по Украине? Такое не забывается.

— Да разве только Украина? — скромно заметил Арнольд. Он имел в виду общность их интересов и положения, но Наташа почему-то смутилась, и это с удивлением отметила Виолетта со свойственной влюбленным женщинам наблюдательностью. А заметив, стала невольно следить за отношениями этой красивой женщины и её Альки, начиная мучиться уколами ревности.

— Что ты имеешь в виду? — все же спросила Наташа, чувствуя колебания Кати.

— Мои мужички не хотят уезжать из страны. Они догадываются, что мы от чего-то убегаем, но предлагают поехать в Комсомольск-на-Амуре и строить его вместе с другими добровольцами.

— А разве он ещё не построен? — удивился Арнольд.

— Говорят, молодой город, там всем хватит работы.

— А я считаю, что лучше большой город, например, Владивосток, — порекомендовал Борис.

— Петр вот тоже о загранице и слушать не хочет, — подал голос Ян.

— Чужбина — она и есть чужбина, — согласно кивнул Алексеев.

— А если родина относится к своим детям не как родная мать, а как мачеха? — спросила Наташа.

— Иными словами, она как бы заболела, если не узнает родных детей? — уточнил Петр. — Тогда, как и всякого больного человека, надо попробовать её вылечить.

— Или подождать, может, вылечится сама, — невесело пошутил Ян.

Потом они пили зеленый чай с медом, ели необыкновенно вкусные лепешки, которые, как призналась Катерина, она покупала у соседей.

К вечеру под большим, стоящим во дворе казаном, мужчины развели костер, и подошедший вскоре Борис собственноручно приготовил в нем плов, уверяя, что настоящая кулинария — удел мужчин…

Все словно оттягивали момент, когда надо будет говорить об их будущем. Вряд ли общим, как хотел того Борис. Он уже представлял, как они все вместе устроят русскую коммуну где-нибудь в Греции. Или в Италии. Эти страны всегда влекли его к себе своей особой легендарной экзотикой…

Наконец плов был готов, и Борис, оглядывая лица всех собравшихся, включая детей, удивленно произнес:

— Если я не ошибаюсь, мнения у нас разделились?

— Разделились, — кивнул Ян. — Из страны не все хотят уезжать.

В последнее время он очень изменился. Под глазами залегли тени, а в волосах появились серебряные нити. Ян тяжело переживал смерть жены и непривычную замкнутость дочери. Он знал, что с недугом дочери сможет справиться, но как вернуть Танюшку — единственную женщину его жизни?

Борис почему-то считал, что пострадавший от властей врач с охотой примет его предложение вместе бежать из страны, а оказывается, Поплавский решил всего лишь уехать с друзьями на Дальний Восток. Наивные! Социалистический строй обречен! Будь они на Западе или на Востоке, рука всемогущего НКВД дотянется до них и туда…

Впрочем, хозяин — барин, меньше народу, легче будет осуществить переход границы. А Борис, пока суд да дело, уже нашел человека, который переходил эту границу по горам, и не один раз. Сколько бы не запросил этот туземец, ему стоит заплатить, чтобы обрести наконец свободу…

Покидать страну, не покидать, — не могла определиться и Катя. Но тут решающим оказалось слово Наташи, которая напомнила ей о прежних страхах. И о лагерях для детей. И об энкавэдэшниках, которые есть повсюду.

Дети быстро насытились, и сыновья Катерины вместе с Ольгой повели приехавших малышей показывать им город. Солнце клонилось к закату, но было ещё достаточно светло, чтобы о них не беспокоиться. А взрослые продолжали свой нелегкий разговор.

— Тогда для чего мы все сюда приехали? — горячилась Наташа. — Чтобы именно отсюда разъехаться в разные стороны?

— Так получилось, что именно в Туркмении у нас сходка, — посмеялся Арнольд. — Я начинаю разочаровываться в органах, которым служу. Они явно мышей не ловят! Сейчас подобрались бы небольшой группкой и накрыли осиное гнездо контрреволюции…

— Прекрати, Алька, — оборвала его Катерина, — нашел, чем шутить! Будь твой отец жив, схлопотал бы от него подзатыльник, несмотря на свой рост и погоны…

— Схлопотал бы, — смущенно кивнул Арнольд. — Простите за треп, сам не знаю, чего это меня так понесло. Волнуюсь, наверное. Нам же всем предстоит расставание. И, скорее всего, навсегда! А у меня, кроме вас, нет близких людей… Только Вета, — добавил он тихо.

Виолетта украдкой пожала его руку, все понимая, но не участвуя в их переговорах, как человек посторонний, да и просто тот, от которого ничего не зависит… Или уже зависит?

На веранде надолго воцарилось молчание.

— Ты, Боря, насчет Янековых документов похлопочи. Да и о Аренском не забудь. Ведь не может же офицер НКВД быть в вечном отпуске. Раз уж мы в такую даль наладились, надо, чтобы все выглядело законным, — напомнил Знахарь.

— Завтра же и займусь, — кивнул Борис. — Думаю, мы все успеем исчезнуть отсюда до того, пока в органы поступит соответствующий донос…

— Еще один остряк, — вздохнула Наташа. — А мне, граждане, вовсе не до шуток.

— Ничего не бойся, у нас все получится! — успокоил её Борис.

— Дай-то бог! — ответила за всех Катерина.

***

С проводником договорились на четыре часа утра. Было темно, когда они выходили из дома, но провожали уходящих все, кроме самых маленьких.

В последний момент прижавшаяся было к отцу Аня вдруг бросилась к Наташе и обняла её за талию — куда могла дотянуться.

— Тетя Наташа, мы ещё с вами увидимся?

— Обязательно, моя маленькая, — сказала Наташа, обнимая её. — Рано или поздно…

Это она добавила уже совсем тихо. Варвара помахала рукой. С некоторых пор девочка все держалась за отца, стараясь быть к нему поближе даже во сне. Она боялась, что однажды он, так же, как и мать, уйдет и не вернется.

Петр пожал руки Борису и Катерине, а с Наташей расцеловался:

— Спасибо тебе за все, — сказал он и добавил потише. — Шибко там, в горах, не геройствуй, чать, ребенка носишь!

— А ты откуда… — удивленно начала Наташа, которая была уверена, что о её беременности никто, кроме Кати, не знает.

— Невелика хитрость! — отмахнулся от её вопроса Алексеев и спросил почти укоризненно: — Или я не врач?

— Но не акушер же!

— Вот упрямая! Я — врач народный, а значит, должен знать о человеческой природе все… насколько возможно.

— Эй, о чем вы там шепчетесь? — прикрикнул на них Борис. — Смотрите, а то я ревновать начну.

— Поздно, милок, ревновать, — вздохнул Петр. — Как говорится, разошлись наши пути-дорожки.

Уходящим за кордон предстояла неблизкая дорога. Вначале в повозке до кишлака с труднопроизносимым названием. Оттуда — на верблюдах до другого кишлака. Откуда по тайной тропе — через границу.

Дорога была сложная, опасная, потому волновались и уходящие, и остающиеся.

***

Проводники передавали их из рук в руки. И все время торопили. Сторожились, но двигались уверенно. Кажется, по этому пути прошел уже не один беглец.

— Представляю, как они рискуют, занимаясь таким делом, — шепнула Катерина Наташе. — Не дай бог, поймают их наши чекисты. И их самих под расстрел, и семьи в лагерь…

— Нелегкий хлеб, — согласилась Наташа. А про себя подумала: Катя о лагерях и на чужбине не забудет.

Верблюды медленно шли вперед, позвякивая уздечками, солнце палило так, словно по календарю была не зима, а жаркое лето, а Наташе под это монотонное покачивание на спине "корабля пустыни" приходили в голову отнюдь не веселые мысли.

Как ни странно, но она не пыталась заглядывать в свое будущее, словно боясь увидеть нечто, чему она не сможет воспрепятствовать. А её настырные прабабки, которые совсем недавно донимали её своими советами и укорами, теперь опять куда-то делись.