Бриллиантовый же гарнитур она боялась кому-нибудь даже показывать. Откуда такие бесценные вещи у обычной циркачки? Она и соорудила тайник под тумбочкой трюмо, в который неведомо как проникла её доченька.

— Браво, — сказала Наташа, — хоть сейчас на бал во дворец. Золушка превращается в принцессу… И кто же позволил тебе это взять?!

Олька хотела что-то сказать, но так и застыла с открытым ртом. Вообще-то она была послушной девочкой, и никогда прежде Наташа не могла упрекнуть её в самовольстве. Как и в том, что дочь берет вещи без спроса. Наверняка, на тайник она наткнулась совершенно случайно.

Наташа бы не стала делать зверское лицо — подумаешь, девчонка нашла драгоценности! Это же не означает, что о них тут же узнает ещё кто-то. Но услужливая память подсказала случай — о нем повествовали слухи, но слишком уж правдоподобные — известная балерина Большого театра была расстреляна по ложному обвинению в шпионаже, потому что жене одного из членов правительства понравились её бриллиантовые серьги старинной работы.

Иметь драгоценности — означало иметь неприятности. Интеллигенция называла эту страсть власть предержащих "золотой лихорадкой". Словом, задним числом пришел страх, и дочь, как всегда, это почувствовала.

— Мама, чего ты испугалась? Никто ничего не видел… Скажи, а откуда у нас это?

Наташа посмотрела на Олю несколько растерянно, но потом подумала, что девочка уже достаточно выросла, чтобы получать ответы и на такие вопросы.

— Пользуясь правом старшинства, я все же хотела бы сначала ответить вопросом на вопрос: как ты нашла драгоценности?

— Мам, я не нарочно!… Я просто хотела повесить шапку на вешалку, а она зацепилась за гвоздь…

— То есть ты, как всегда, подбросила шапку вверх, вместо того чтобы аккуратно её повесить.

— Ну, да, я встала на тумбочку трюмо, хотела снять шапку, а тумбочка возьми и развались…

— Ты не ушиблась?

— Нет, у меня в этом твоем тайнике нога застряла. Мама, это бриллианты?

— Бриллианты.

— Откуда они у тебя?

— Из сокровищницы Аралхамада.

— Из того подземного города, в котором тебя держали в плену? — восторженно ахнула Оля. — Но ты же их не украла, правда? Тогда чего тебе бояться, а тем более их прятать?

— Видишь ли, я решила, что не надо никому рассказывать про Аралхамад.

— Но там же остались такие сокровища, мама! Как бы они пригодились нашей стране! Даже если их разделить поровну между всеми… А кроме того, мы могли бы накормить африканских ребятишек, которые под игом капитализма умирают от голода…

"Как сказал бы мой дядя Николя, за что боролись, на то и напоролись!"

— Оля, я бы не хотела, чтобы наш с тобой спор вылился в ссору.

— Я бы тоже не хотела, мамочка!

— Как ты думаешь, я имею право на свою тайну?

— Думаю, имеешь.

Девочка сказала это неуверенно, чувствуя, что спрашивают её недаром, и ответом она сама себя может загнать в ловушку. Но она была ещё слишком мала, чтобы тягаться с матерью в дипломатических приемах.

— Тогда позволь мне самой решать, что делать с моей же тайной.

— Но мама…

— Обещаю, когда придет время, ты узнаешь, почему я так поступаю.

— Когда оно придет, это время, — уныло проговорила Ольга, снимая драгоценности.

— И тумбочку приведи в порядок. В следующий раз будешь знать, на что становиться!

— Да она же старая, как г… мамонта!

— Что ты сказала? — изумилась Наташа.

— Ничего, — пристыженно отреклась от собственных слов девчонка и пошла в кухню за молотком.

"Подумать только, в какой среде растет мой ребенок! — чуть ли не с паникой подумала Наташа и сама с собой пошутила: — А что ещё ждать от дочери княжны и контрабандиста?"

Глава пятая

Четыре года прошло с тех пор, как Арнольд Аренский в 1929 году после окончания университета получил направление на работу в ведомство Государственного управления лагерей. Это солидное учреждение имело свои кадры, поступавшие из школы НКВД.

Но в последнее время по причине резкого увеличения арестантского потока этих кадров постоянно не хватало, так что органы, ведающие исправительно-трудовыми учреждениями, пополняли ряды их администрации через комитеты комсомола. Те должны были объяснять своим рядовым членам важность предстоящей работы: надзор за трудовым перевоспитанием всяческих отщепенцев, мешающих честным людям страны Советов строить общество светлого будущего.

В комитете комсомола университета Аренскому и объяснили, что он очень провинился перед партией и народом, скрыв некоторые факты своей биографии, но, учитывая, что он не только хорошо учился, а и вел общественную работу, комсомол решил за него поручиться. Потому направляет его на самый трудный участок работы в надежде, что Аренский оправдает оказанное ему доверие.

В администрацию СЛОНа — Соловецких Лагерей Особого Назначения Арнольд попал не сразу. До того как стать офицером внутренних войск и получить два кубаря в петлицу, ему пришлось ещё полгода хлебать солдатскую похлебку, то есть доучиваться при училище НКВД.

Обучающимся при нем доставалось по полной программе, которая словно нарочно была устроена таким образом, чтобы обозлить, раздражить, превратить молодого человека в хищника, который потом мог с легким сердцем отыгрываться на других, в его унижениях неповинных.

Голодные курсанты, доведенные до умопомрачения каким-нибудь сержантом, который после отбоя или до подъема мог любого заставить ходить перед ним строевым шагом или при всех чистить сапоги, показавшиеся ему плохо начищенными, не имели права на протест. За пререкания строптивый тут же получал наряд вне очереди на чистку туалета или мытье кухонных котлов…

Арнольд не интересовался, как чувствовали себя другие выпускники, получив желанные кубики. Себя он ощущал молодым, засидевшимся в клетке тигром, которого наконец-то выпустили на свободу.

Он ещё на курсах усвоил, кто для молодой страны социально-чуждый, а кто социально-близкий. Насчет последних было все ясно, а вот по поводу первых… Дай бог бы все запомнить… Значит, АСА — антисоветская агитация; НПГГ — нелегальный переход государственной границы; КРД контрреволюционная деятельность; ПШ — подозрение в шпионаже; КРМ контрреволюционное мышление… Что ни говори, а врагов у советской власти не перечесть!

Причем, как объяснили ему преподаватели политграмоты, дело не в личной вине, а в социальной опасности.

И он понял. Его будущая деятельность впредь будет проходить под знаменем нужности, полезности её для страны победившего пролетариата.

Понимание легко далось ему ещё и оттого, что за время жизни в Аралхамаде он привык, находясь среди избранных, то есть посвященных служению богу Аралу, не обращать внимания на тех, кто внизу. Простых смертных. Не облеченных властью и оттого перед властью беспомощных. Потому он так легко влился в среду тех, кто обеспечивал надзор за исполнением приговоров, вынесенных народной юстицией.

Арнольд видел особую романтику в том, что теперь служит делу революции не где-нибудь, а в сложных условиях Севера, что не мешает ему добросовестно исполнять свой долг.

Впрочем, нет, не все у него было так гладко, не все ладилось. И для следующего кубаря — старшего лейтенанта — проколол он дырку вовсе не с чистой совестью. Тогда опасность нависла над ним домокловым мечом, но судьба опять сжалилась над Арнольдом, послав в трудную для него минуту старшего товарища, сумевшего найти выход из трудной ситуации.

Обошлось и на этот раз, ничего наружу не просочилось. Когда он бежал из Аралхамада, то рассказал обо всем, или почти обо всем, в ГПУ. Ему поверили. Простили. Иначе не дали бы учиться в лучшем вузе страны, а обозвали бы в документах какими-нибудь страшными буквами, вроде СВЭ социально-вредный элемент — и всю жизнь он прожил бы с клеймом. Если бы выжил…

Он попытался представить себя в одежке, какую носили многие заключенные — обычный мешок, в котором продраны три дырки: для головы и для рук. Не представлялось. Чтобы он, старший лейтенант внутренних войск… Нет, это не для него. Он ходит и будет ходить в форме с голубым кантом!

А сначала он здорово испугался. Например, в первый момент знакомства со своим непосредственным командиром — начальником информационно-следственной части.

Когда Аренский вошел в кабинет капитана, чтобы представиться по форме, его ждало потрясение. Начальник оторвал голову от бумаг, которыми был завален его стол, и Арнольд обмер: на него смотрел… Аполлон, его бывший товарищ из небольшой артели искателей сокровищ, попавших в плен к тем, у кого эти самые сокровища они собирались отобрать.

Один из их компании, Синбат, погиб в схватке со служителями культа Арала, а остальных трех взяли в плен.

Судьба пленников сложилась по-разному. Если четырнадцатилетнего Альку принял под свое крыло Всемогущий маг, старшего их артели Митрофана Батю перевели на общие работы, то Аполлон, убивший двух солнцепоколонников, ни сразу, ни впоследствии на снисхождение рассчитывать не мог, потому стал самым ничтожным рабом, каторжником на добыче алмазов.

Собственно, отойдя от потрясения, Арнольд подумал, что со своим несгибаемым характером, носорожьим упрямством Аполлон мог бы добиться куда большего, чем стать капитаном на Соловках.

Ведь из множества других пленников он единственный и в страшных норах Аралхамада не сдался, не опустил руки, а продолжал тренировать свое тело и тайком совершенствовать искусство метания ножей, вернее, теперь уже дротиков, которые он изготовил из кусков сталактита. И ждать подходящего момента для побега, даже в таком униженном положении заставив мальчишку-фаворита помогать себе, — раздобыть план выхода из подземного города, которым он в конце концов воспользовался.