Джессика Клэр - Последний вздох

— Это Слезы Бога?

— Они мне обязаны, — коротко говорит Василий. — Так можно вернуть долг.

— Черт возьми, Василий, нет.

— Почему? — снова спрашиваю я.

Даниэль бросает на меня темный взгляд, и он выглядит довольно расстроенным:

— Никто не пройдет в Слезы Бога без предварительной проверки. Они забирают оружие и одежду, обыскивая вас. Всех. Я не попрошу об этом. Черт. Мы придумаем что-то еще.

Василий лает что-то суровое Дениэлу.

Я сглатываю, пытаясь представить, как его окружает куча наемников. Как он идет в то место внизу, будто голый и уязвимый. Но там соединяются два человека: сестра Дениэла и хакер. Дениэл сказал, что там, где мы найдем хакера, будет и Наоми. Не могу перестать думать об этом. Возможно, она страдает от того же, что пережила я. Хадсон любит их ломать. Я пытаюсь представить почти такую же девушку, как Дениэл, но сломленную. И вдруг приходит спокойствие.

— Я смогу это сделать.

— Нет, боец.

— Нет, Дениэл. Я сказала, что пойду с тобой. Я должна с этим справиться. Не буду стоять в стороне, обещаю.

Он сжимает челюсть. Могу сказать, что ему это не нравится. Мы будем уязвимы. И если что-то случится, нам останется только надеяться на их милосердие. Но если они попытаются избавиться от нас, нам конец.

Но я доверяю Дениэлу, поэтому вымучиваю дрожащую улыбку.

— Сделаем это.

— Там нет входа.

Тревога Рэйган повторяет мое внутреннее состояние разочарования. Это знак. Если вы верите в знаки, предупреждения и символы, то отсутствие очевидного входа в Слезы Бога, явный знак. Я провожу рукой по бетонным стенам и гофрированным металлическим ограждениям, которые стоят именно там, куда упирается асфальтированная дорога, а значит, должен быть вход.

— Что ты вообще знаешь об этой группе?

Я поворачиваюсь к Петровичу.

Он стоит немного обособленно, уперев руки в бока, и смотрит вверх, будто статуя Христа-Искупителя сойдет со своего холма и разведет для нас это металлическое море.

— Они люди своего слова, — отвечает он, указывая на надпись на португальском языке над воротами.

— Что это значит? — спрашивает Рэйган.

— Откровение 21:4 — это писание, — и я читаю вслух. — И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни не будет, ибо прежнее прошло.

— Звучит неплохо. Могло быть и лучше, если бы не кинжал, прорывающий конец, — криво усмехается Рэйган.

Я тоже усмехаюсь. Это моя девочка. Вытащив пистолет, я указываю на кинжал.

— Что ты делаешь? — шипит Рэйган.

— Пытаюсь хоть как-то привлечь их внимание.

И прежде чем успеваю выстрелить, в стене появляется дверь, а в ней большая неуклюжая фигура. У него неопределенная национальность, что вероятно, делает его истинным бразильцем. Коренные бразильцы — это сплав различных национальностей: американской, африканской и азиатской в восхитительном сочетании. Единственное, что можно точно сказать о нем — это его размер, он огромный. И ещё оружие. На его груди, как подтяжки, перекинуты пулеметные ленты. На руках кожаные наручники с выдвижными ножами. Автомат перекинут на спину, а на поясе полная амуниция боеприпасов и ножей.

В утопии четко соблюдается военное законодательство.

Но это означает только одно: этот парень первая ласточка. Я засовываю пистолет обратно, небрежно пытаясь спрятать Рэйган за спину, и поднимаю руки вверх.

— Мы здесь, чтобы увидеть Лезвие Ножа.

— Выкладывай свое дело.

Он скрещивает руки на груди, поправляя ножи в мою сторону. Я быстро просчитываю в уме, что смогу вытащить нож и прижать к его груди примерно за десять секунд, то есть клинок достаточно длинный. Чувствую, как позади меня приближается маленькая фигура Рэйган.

— Мы здесь, чтобы совершить сделку.

— Мы не торгуем плотью, — рычит он.

Меня озаряет. Он думает, что мы здесь для того, чтобы продать Рэйган или обменять её. Я тяну её в сторону.

— Нет, она со мной. Мой русский приятель покажет деньги в обмен на информацию и кое-какие услуги.

Мне не хочется, чтобы охранник нервничал, когда Петрович полезет в карман своего костюма.

Петрович вручает охраннику деньги, который их даже не считая, взвешивает, будто сможет понять, сколько там денег на вес. Может, нам следовало принести золото. Не говоря ни слова, он исчезает внутри и закрывает дверь.

— Хорошие у тебя друзья, Петрович, — фыркнул я.

— Я же общаюсь с тобой, не так ли? — возражает он.

Рэйган задыхается в полуистерическом хихиканье.

Прошло минута. А может, и пять. Я перехожу улицу и сажусь на обочину. Мы не уйдем, пока не переговорим с главным. Петрович стоит у двери, как солдат, ожидающий приказа.

— Он очень странный, — замечает Рэйган.

— Ага.

— Он будто и правда хотел, чтобы я его избила.

— Ага.

— А все твои друзья такие долбанутые?

— Ага.

Девушка молчит некоторое время.

— Наверное, я понимаю, почему тебе нравлюсь.

Это заставляет меня улыбнуться.

— Боец, ты не так испорчена, как те люди, которых я знаю. Ты, как образец контроля в полном сумасшествия мире.

— Ты не всегда был частью этого мира, — она указывает на фавелы.

Опираясь на локти, я поднимаю лицо к небу. Солнце здесь теплее и жарче. Его лучи прикасаются к тебе, как рука. Если бы не похищение моей сестры и угрюмый русский человек, стоящий в пяти метрах от меня, я мог бы притвориться, что лежу на пляже и потягиваю фруктовый коктейль с зонтиком рядом с Рэйган, одетой в бикини и обмазанной маслом.

— Ты знаешь, почему плохие парни всегда выигрывают?

— Нет.

Её голос такой же унылый, как мой вид при наблюдении за соединением Хадсона.

— Потому что они живут в этих грёбаных соединениях. Когда я здесь закончу, то куплю собственный чёртов остров. Где я, ты и моя сестра будем жить, и попивать фруктовые коктейли с маленькими зонтиками. Я пожарю несколько стейков, а потом мы пойдем в дом и будем заниматься любовью под серенады Марвина Гайя.

— Мне нравится, что ты много думал об этом.

Перед тем, как я решаюсь вытащить пистолет и палить во все стены передо мной, охранник выходит и жестом приглашает нас. Дверь открывается в маленькую комнату с одним столом. Окон нет, помещение тёмное и прохладное, освещается лишь парой голых лампочек. Перед единственным выходом стоят два других охранника. Мило. И у меня машинально дёргается рука к пистолету. Первый охранник возвращает пачку денег Петровичу.

— Раздевайтесь.

Приподняв бровь, я смотрю на Рэйган, а она посылает мне улыбку.

Когда она начинает задирать блузку, охранник выкрикивает:

— Стоп.

Мы замираем.

— Не ты, — он машет рукой на Рэйган. — Стой там, — приказывает он, но Рэйган не двигается, а цепляется пальцами за пояс моих брюк.

— Я не оставлю Дениэла, — говорит она.

— Извини, — и я пожимаю плечами. — Мы идем вместе.

Он щелкает пальцами, и один из мужчин, стоящих у заднего выхода, исчезает. Через несколько минут появляется женщина со сложенной тканью в руках. Она подходит к нам.

— Если ты пойдешь со мной, то переоденешься в это. Я обещаю, что верну тебя.

Рэйган не хочет идти, но лучше уж разделится, чем раздеваться перед этими тремя.

— Я не уйду без тебя. Обещаю, — говорю я ей.

Девушка неохотно отпускает меня.

Когда Рэйган уходит, мы с Петровичем быстро раздеваемся. К нам подходит охранник и хлопает у нас между ног. Не уверен, что многие могут там спрятать свое оружие, и не хочу даже знать этого. Охранники здесь более агрессивные, чем в администрации транспортной безопасности НАСА. Надеюсь, у Рэйган не такой жесткий досмотр.

— Какой-то перебор, не?

Петрович — хороший стрелок, а в этой комнате много оружия, хотя мы и голые. Парень, который стоит передо мной на коленях, легко смог бы порезать мне ногу.

Надеюсь, до этого не дойдет. Нам выдают свободные робы из голубой ткани, похожие на мешки для крупы, и выводят из комнаты на улицу, но перед этим связывают руки за спиной стяжками, похожими на те, которые мы используем в армии. Теперь видно, главная дорога в фавелу заблокирована рядом из трёх домов. Они служат защитными воротами. Тот, кто здесь заправляет, параноик. Он обустроил это место, как крепость, готовую к эпической осаде. Рэйган ждет нас в таком же свободном мешке длиной чуть ниже колена. Длина этого мешка такова, чтобы не допустить лишних движений. Юбку придется поднимать, если надо бежать или перепрыгивать через препятствия.

Люди выглядывают из окон и дверных проемов, пока мы подымаемся по крутой извилистой дороге. Мы похожи на бледную имитацию карнавала. Без платформ, только почти голые иностранцы, окруженные вооруженными охранниками. Я сдерживаю желание помахать. На вершине холма дома кончаются, открывая большое пространство, обсыпанное гравием со следами черной обожженной земли. Огромная гранитная плита выступает, как жертвенный алтарь между этими ожогами. Ходят слухи, что в этой фавеле врагов сжигают на костре. Прямо сейчас мне хочется схватить Петровича за яйца за то, что он привел нас сюда и подверг Рэйган опасности.

Выходит просто одетый мужчина в хлопчатобумажную рубашку с закатанными руками для того, чтобы показать татуировки на обеих руках. На нем так же свободные хлопковые брюки и совершенно нет оружия. Солнечные лучи скрывают его лицо, пока он не приближается.

— Иисус Христос! Рейф Мендоза? Какого черта? — я столбенею, глядя на одного из членов моего подразделения дельта, стоящего передо мной.

Мендоза, очевидно, тоже шокирован, так как он ничего не говорит, а затем протягивает руку, чтобы пожать мою. Когда же понимает, что я связан, как индейка в честь дня благодарения, он неловко ударяет меня по спине.