— О тебе. И я, и Бак думали о тебе. Не знаю, смогла бы я жить, если бы с тобой что-то случилось. Я люблю тебя.

Мэтью ошеломленно уставился на нее. Никто еще за всю его жизнь не говорил ему этих слов.

— Ну и дура.

— Возможно. — Тейт закусила дрожащие губы. — Но и ты не лучше. Ты думал, что Бак умер, но не оставил его. Мог сбежать, но не сбежал. Почему ты не бросился к яхте, Мэтью?

Он только затряс головой, а когда Тейт шагнула к нему и обняла, беспомощно уткнулся лицом в ее волосы.

— Все будет хорошо, — прошептала она, гладя его вздрагивающие плечи. — Все будет хорошо. Только не отталкивай меня.

— Я приношу несчастье.

— Глупости. Ты просто встревожен и измучен. Пойдем. Будем ждать все вместе.

Они ждали, погрузившись в то странное оцепенение, какое часто охватывает здоровых людей в больницах. Вокруг двигались люди, бесшумно ступали по плиткам резиновые подошвы тапочек медсестер. Пахло кофе, антисептиком и безнадежностью. Иногда в приемную доносился легкий шелест открывающихся и закрывающихся дверей лифта. Потом добавилась дробь дождя по оконным стеклам.

Тейт задремала, положив голову на плечо Мэтью… и проснулась, как только его тело напряглось, инстинктивно схватив его за руку.

Появился врач — совсем молодой чернокожий мужчина с усталыми морщинками вокруг глаз и рта.

— Мистер Лэситер… — Голос прозвучал мелодично, как вечерний дождь.

— Да. — Мэтью вскочил, приготовившись к худшему.

— Я доктор Фардж. Ваш дядя выдержал операцию. ожалуйста, сядьте.

— Что значит — выдержал?

— Он пережил операцию. — Фардж присел на край журнального столика, подождал, пока Мэтью опустится на стул. — Он в критическом состоянии, так как потерял много крови. Если бы вы привезли его сюда на десять минут позже, у него бы не было шансов. Однако у вашего дяди крепкий организм, и мы настроены оптимистично.

— Вы хотите сказать, что он будет жить?

— С каждым часом его шансы увеличиваются.

— И каковы эти шансы?

Фардж внимательно взглянул на юношу и решил, что в данном случае необходима честность.

— Примерно сорок из ста пережить ночь. Если он доживет до утра, то прогноз будет более благоприятным. Конечно, когда он окрепнет, потребуется дальнейшее лечение. Я могу порекомендовать вам несколько специалистов, хорошо проявивших себя в лечении пациентов с ампутированными конечностями.

— Он в сознании? — тихо спросила Мариан.

— Нет. Еще некоторое время мы подержим его в послеоперационной палате, затем переведем в отделение интенсивной терапии. Не думаю, что он очнется раньше чем через несколько часов. Оставьте на сестринском посту свой телефон. В случае необходимости мы с вами свяжемся.

— Я останусь, — твердо сказал Мэтью. — Я хочу его увидеть.

— Вы сможете его увидеть только в палате интенсивной терапии и то ненадолго.

Рэй встал, положил руку на плечо Мэта.

— Мы снимем комнаты в отеле и будем дежурить здесь по очереди.

— Я не уйду.

Рэй легко сжал плечо Мэта и, взглянув на дочь, понял, что она тоже не уйдет.

— Хорошо. Мы с Мариан все устроим и через несколько часов сменим тебя и Тейт.

Многочисленные трубки змеями обвивали вытянувшееся на больничной кровати тело. Глухо урчали аппараты, за тонкой занавеской деловито двигались и шептались медсестры… но в этом узком и сумрачном пространстве Мэт был наедине с Баком.

Он заставил себя перевести взгляд на странно провисшую в ногах простыню. Подумал, что придется к этому привыкать. Им обоим придется к этому привыкать… Если Бак выживет.

Бак совсем не был похож на живого. Обычно он спал беспокойно и храпел так, что краска, казалось, вот-вот посыплется со стен. Сейчас он был тих и неподвижен, как покойник в гробу.

Мэтью обхватил обеими руками широкую ладонь Бака и устремил взгляд на лицо, которое, как он считал, знал так же хорошо, как свое собственное.

Какие густые у Бака брови! Когда они успели поседеть? А когда вокруг глаз появилось столько морщин? И эта горькая складка у губ?

Мэтью крепко сжал веки. Господи, о чем он думает! Ведь у Бака нет ноги!

— Какой идиотский поступок! Ты не должен был загораживать меня. Может, ты думал, что справишься с акулой, но ты уже не так силен, как прежде. А теперь ты, наверное, думаешь, что я перед тобой в долгу. Выживи, и я верну тебе долг. — Мэтью крепче сжал вялые пальцы дяди. — Ты слышишь, Бак? Ты должен выжить. Бросишь меня и не получишь долг. Да еще мы с Бомонтами разделим твою долю «Маргариты», а ведь это твоя первая настоящая удача. Если умрешь, не потратишь ни одной монеты…

Медсестра отдернула занавеску — вежливое напоминание о том, что время посещения закончилось.

— Тебя ждут слава и богатство. Ты столько о них мечтал. Помни об этом. Меня прогоняют отсюда, но я вернусь.

Как только Мэт вышел в коридор, к нему бросилась Тейт.

— Он очнулся?

— Нет.

— Врач так и говорил. Пока он спит, ты должен отдохнуть. Конечно, мы все, надеялись, что Бак очнется, но ничего страшного. Мама с папой подежурят. — Мэт упрямо замотал головой. — Мэтью, послушай меня. Это касается нас всех. Мы все нужны Баку. — Она ободряюще улыбнулась родителям и потянула Мэта к лифтам. — Сейчас мы поедем в отель, поедим, поспим несколько часов.

— Я должен что-то делать.

— Ты делаешь. Мы скоро вернемся. Просто ты должен немного отдохнуть. И я тоже.

Мэт только сейчас взглянул на нее. Лицо Тейт казалось почти прозрачным, под глазами залегли тени.

— Тебе надо поспать.

— Не отказалась бы. — Они вошли в лифт, Тейт нажала кнопку. — Скоро мы вернемся, и ты посидишь с Баком, пока он не проснется.

— Хорошо. — Мэтью тупо уставился на мелькающие номера этажей. — Пока он не проснется.

Дождь лил как из ведра, сильный ветер щелкал мокрыми пальмовыми листьями. Такси с трудом продвигалось по узким пустынным улочкам, утопая в лужах.

Темнота, скопление причудливых зданий, дрожащих в свете фар, монотонный скрежет «дворников» по ветровому стеклу. Словно в чьем-то чужом сне, думал Мэт.

Такси остановилось. Пока Мэтью выуживал из бумажника местные банкноты, Тейт вышла из машины, и мгновенно намокшие волосы облепили ее голову.

— Папа дал мне ключи. Это не «Ритц», конечно. — Она улыбнулась, проходя через крохотный вестибюль, заставленный плетеными креслами и пальмами в кадках. — Зато близко к больнице. Наши номера на втором этаже. — Поднимаясь до лестнице, Тейт нервно теребила ключи. — Вот твоя комната. Наша рядом… Мэтью, можно я войду с тобой? Я не хочу оставаться одна. Я знаю, это глупо, но…

— Ладно. Пошли. — Мэт взял у нее ключ и отпер дверь.

В номере оказалась кровать, застеленная ярко-оранжевым в красных цветах покрывалом, и маленький комод с настольной лампой. Тейт поправила покосившийся абажур, придававший свету болезненную желтизну.

— Думаю, это не то, к чему ты привыкла. — Мэт прошел в ванную комнату и вернулся с полотенцем. — Высуши волосы.

— Спасибо. Тебе надо выспаться. Наверное, я должна уйти.

Он присел на край кровати, стал снимать ботинки.

— Оставайся, если хочешь. Тебе не о чем волноваться.

— Я не волнуюсь.

— А зря. — Мэтью со вздохом поднялся, забрал у нее полотенце и вытер волосы. — Разувайся и ложись.

— Ты ляжешь со мной?

Мэт оглянулся. Тейт устало расшнуровывала кроссовки. Он знал, что может овладеть ею… Одно прикосновение, одно слово. С ней он мог бы забыть о своем несчастье. Она была бы нежной, податливой, сладкой.

А потом он возненавидел бы себя.

Мэт молча откинул покрывало, растянулся на простыне, протянул ей руку, и Тейт без колебаний легла рядом с ним, свернулась калачиком, прижавшись щекой к его плечу, положив ладонь на его грудь.

Он спрятал лицо в ее пахнущих дождем волосах, и острое желание растаяло в странной смеси покоя и боли.

Тейт закрыла глаза.

— Все будет хорошо. Я знаю, что все будет хорошо. Я люблю тебя, Мэтью.

Она заснула мгновенно, как ребенок, а Мэтью лежал, вслушиваясь в сердитую дробь дождя, и ждал рассвета.


Акула серебряной пулей пронзила толщу воды. Море забурлило. Кровавый водоворот отрезал все пути к спасению. Отвратительная пасть распахнулась, и острые зубы вонзились в тело, захлестнув невыносимой болью… Тейт очнулась, пытаясь выбраться из кошмара, хотела закричать, но крик застрял в горле.

Нечего бояться. Она в номере Мэта. В окно струится водянистый солнечный свет. Она в безопасности. Он в безопасности… Но где же он?

Неужели Мэту сообщили о смерти Бака и он вернулся в больницу без нее? Нет-нет. Это не дождь шелестит за окном, а льется вода в душе.

Тейт вздохнула с облегчением: как хорошо, что Мэтью не был свидетелем ее паники. Ему и без этого тяжело. Она будет смелой и сильной, она будет ему опорой…

Когда Мэт вышел из ванной комнаты, с влажными волосами, с голой грудью и в не застегнутых джинсах, улыбка замерла на губах Тейт, сердце дрогнуло.

— Ты проснулась. — Мэт попытался не думать о том, как соблазнительно она выглядит. — Я думал, ты еще поспишь.

— Нет, все нормально. — Ей вдруг стало неловко, и она облизнула губы. — Дождь кончился.

— Я заметил. — А еще он заметил, какими огромными и настороженными стали ее глаза. — Я возвращаюсь в больницу.

— Мы возвращаемся в больницу, — поправила Тейт. — Я только приму душ и переоденусь. — Она соскочила с постели, схватила с комода свой ключ. — Мама сказала, что рядом с отелем есть кафе. Встретимся там через десять минут.

— Тейт.

Она остановилась у двери, обернулась. Но что он мог сказать ей?

— Нет, ничего. Встречаемся через десять минут.

Спустя полчаса они уже были в больнице. Увидев их, Рэй и Мариан поднялись с банкетки, стоявшей у двери в палату интенсивной терапии.

Мэта всегда удивляло, что в любых обстоятельствах Бомонты были аккуратно одеты и тщательно причесаны. Теперь их одежда была измятой, а щеки и подбородок Рэя покрывала щетина. За все недели, что они работали вместе, Мэт никогда не видел Рэя небритым и сейчас, сам не зная почему, сосредоточился на этом крохотном факте — Рэй не побрился… а Мариан не причесалась.