– Но ведь речь идет о чем-то большем, и мы оба знаем это, – прервал ее Лейн.

Она покачала головой и отступила от него еще дальше, обхватив себя руками жестом самозащиты.

– Дайте мне досказать.

– В мыслях все уже аккуратно разложили по полочкам, не так ли, учительница?

– Лейн, прошу вас.

Вид у него был недовольный.

– Продолжайте. Вы остановились на «незаконном, мимолетном порыве страсти».

– И вы знаете, что это так и есть, с обеих сторон. Вы сами сказали вчера, что вы ничего не можете обещать, да мне и не нужны обещания. Равно как не нужны мне и незаконные романы, я должна думать о Тае. И я решила, что будет лучше, если я лично попрошу вас больше не посещать мой дом. Буду вам весьма за это признательна.

Лейн непроизвольно подумал об открытом личике Тая, на котором ясно написано, что он обожает его, Лейна, как героя. Никто прежде не смотрел на него так. Он удивился, что чувства мальчика так много для него значат.

– А что вы скажете Таю?

– Что у вас множество неотложных дел и что вам пришлось неожиданно уехать.

– Он подумает, что я уехал, даже не простившись с ним.

– Я скажу, что вы хотели это сделать, но у вас не было времени.

– Сколько лжи, Рейчел.

– Я не лгу, – тихо возразила она.

Она отвернулась, не в силах вынести его острого взгляда. Руки у нее дрожали.

– Лжете, Рейчел. Лжете себе и мне, а теперь вот собираетесь солгать и Таю.

Он сделал шаг и остановился, оказавшись позади нее. Поля шляпы скрывали ее лицо, но он знал, что она смущена и будет все отрицать.

Ему показалось, что она прошептала «пожалуйста, не надо», прежде чем он положил руки ей на плечи и мягко повернул ее к себе, заставив посмотреть ему в лицо. Потом принялся развязывать ленты ее шляпы.

– Я знаю, почему вы не хотите больше меня видеть. И это не имеет ничего общего со всеми этими объяснениями. Вы боитесь вот этого…

Лейн осторожно снял с молодой женщины шляпу и отбросил в сторону, потом наклонился к ней, и их губы встретились. Поцелуй был нежный, такой нежный и нетребовательный, на какой только Лейн был способен. Но все равно – он не мог не теребить, не покусывать ее губ, не обвести их языком. Он почувствовал, как ее тут же охватила дрожь, и поднял голову.

– Вы боитесь, что не понравитесь мне, да? Вы все еще верите в то, что наговорил вам Стюарт. Вы убеждены, что в постели вас ждет неудача, и боитесь, что это окажется правдой.

Слезы застили ей глаза. Она попыталась остановить их, не дать им потечь по лицу, но не могла. Его руки соскользнули с ее плеч вниз, к ее рукам; он взял ее за руки. Пальцы у нее были вялые, безжизненные, словно у нее не осталось ни капли собственной воли. Она ненавидела его за то, что он умел заглядывать в темные уголки ее сознания, где обитает правда. Все, что он сказал, было правдой; она поняла это сразу, как только он произнес эти слова. Она заботилась на самом деле не о своей репутации, потому что и без того уже выдержала целый поток сплетен после смерти Стюарта.

И еще она знала, что решила быть независимой от Маккенна, и что бы они ни сказали, что бы ни сделали, какие бы проповеди ни читали ей, это ей не причинит вреда. Они обожают Тая. Этого изменить нельзя, что бы она ни сделала. Он – сын Стюарта, он их плоть и кровь. Они никогда не лишат ее сына наследства только для того, чтобы досадить ей.

Все ее доводы исчезали один за другим после слов Лейна. Она увидела правду такой, какова она есть. Он обнажил ее страхи. Его глаза полны тоски и жгучего желания, но что появится в них, если он увидит, что она ни на что не способна? Сожаление? Разочарование? Холодное нескрываемое презрение, которое она столько раз читала в глазах Стюарта?

– Признайтесь же, что вы боитесь. Боитесь позволить кому-либо прикоснуться к вам.

Она вывернулась из его рук и подошла к Димплсе, которая стреноженная паслась неподалеку. Молодая женщина прижалась лицом к сильной шее лошади, изо всех сил стараясь не расплакаться.

– Я боюсь, – прошептала она.

Его ответ был ясным и впечатляющим.

– Я тоже боялся близости, Рейчел. Когда-то, давным-давно она приводила меня в ужас.

Он не сделал ни одного шага по направлению к ней и ничего больше не сказал. Он просто стоял и ждал, пока его слова дойдут до нее, ждал, пока она осознает, что за ними скрывается. Он знал, что за этим последуют вопросы, вопросы и ответы, которых он не давал ни одной живой душе: но он ответит Рейчел, потому что тем самым выведет ее из мрака на свет.

Через мгновение она подняла голову и вытерла лицо тыльной стороной руки. И через плечо бросила на Лейна взгляд, полный сомнений.

– Вы никогда ничего в жизни не боялись, Лейн Кэссиди.

Его глаза потемнели от боли, взгляд их стал пристальным, устремленным куда-то вдаль. Рот его крепко сжался. Он вдруг стал очень похож на непослушного шестнадцатилетнего юнца, которого она когда-то пыталась учить. Рейчел замерла, пытаясь припомнить какие-то детали из его прошлого.

Она знала, что Лейн – незаконнорожденный племянник Чейза Кэссиди. Его мать, сестра Чейза, была убита у него на глазах. Не узнав толком подробностей ее смерти, Чейз Кэссиди обвинил трех бродяг, пытавшихся изнасиловать его сестру. Он бросил Лейна на попечение соседки, а сам пустился выслеживать тех, кто, по его мнению, был виноват в смерти Сэлли.

Прошло одиннадцать лет, прежде чем Чейз вернулся. Он отправился в погоню с шайкой каких-то изгоев, надеясь настигнуть трио убийц, которых ему не терпелось увидеть на виселице. Арестованный за соучастие в ограбление банка, он провел девять лет в Территориальной тюрьме, прежде чем вернулся домой и взял мальчика к себе. Вскоре после этого он приехал в школу, где преподавала Рейчел, и привел с собой Лейна.

Рейчел смотрела на Лейна – на его твердый подбородок, на жесткую линию губ – и думала, что знает о нем все, что можно. Но его слов о том, что он боялся интимности, боялся чужих прикосновений, она не поняла.

– Что случилось?

Он вздохнул долгим медленным вздохом, при этом плечи его расслабились. Лейн снял шляпу, провел рукой по волосам, потом опять надел ее. Он посмотрел на что-то, находящееся за соснами, растущими у подножия холма, покрытого летней травой, уже сожженной солнцем. Стоять на земле своего дяди, смотреть на ландшафт, простирающийся до самого горизонта – это все равно, что рассматривать прошлое сквозь наслоения множества лет.

На этой земле он родился, и обстоятельства, в которых он не был виноват, вынудили его уехать отсюда. Пусть все думают, что он уехал из-за Чейза, потому что не мог подчиниться воле дяди, потому что вел себя необъяснимо вызывающим образом. Это была правда, но не вся. Другая часть правды заключалась в том, что он считал виноватым своего дядю, бросившего его и умчавшегося на поиски людей, погубивших его мать.

Всего, что было на самом деле, не знал никто. Никто. Лейн обернулся и увидел, что Рейчел смотрит на него самыми синими глазами на свете. Хотя она и возражала против его ухаживаний, он знал, что она хорошо к нему относится и в каком-то смысле всегда будет любить. Он доверял ей в те давние времена, когда пришел к ней за помощью. Он знал: вне зависимости от того, что случилось между ними, он всегда сможет доверить ей свою жизнь. Тогда почему бы не доверить ей свои тайны?

– Когда дядя пустился на поиски братьев того человека, который напал на мою мать, он оставил меня на попечение соседки по имени Огги Оуэнс.

Рейчел кивнула.

– Я припоминаю, мои родители говорили об этом, но я была маленькая, и они всегда замолкали, когда я входила в комнату.

Он улыбнулся, представив себе малолетнюю Рейчел – с длинными косичками, бантами и оборочками.

– Чейз знал об Огги не больше, чем об обитателях Луны. Как и все остальные. Она жила отшельницей в домике-развалюхе и едва сводила концы с концами. Но когда Чейз подъехал к ее жилищу, держа меня перед собой в седле, она встретила его вполне дружелюбно.

Огги за словом в карман не лезла. Убедила Чейза, что с радостью присмотрит за мной столько времени, на сколько он меня ей оставит. Что она совсем одна с тех пор, как неблагодарный мальчишка из Техаса, которого она усыновила, убежал от нее несколько месяцев назад.

Лейн сунул руки в карманы и отвернулся, не желая, чтобы Рейчел видела его лицо, когда он расскажет все остальное, потому что сам не знал, какую часть правды он сможет от нее утаить.

– Последнее воспоминание, которое у меня оставалось от Чейза, – он сдавил меня так, что чуть не задушил, и прошептал, что вернется очень скоро. Что я должен слушаться мисс Оуэнс… и быть хорошим мальчиком.

Рейчел смотрела на его мускулистую спину. Он стоял, высоко подняв голову, расправив плечи, и смотрел на простиравшиеся перед ним пастбища. В нее закрадывался глубокий, непреодолимый страх. Что-то случилось с Лейном, пока он оставался на попечении Огги Оуэнс, что-то мрачное, ужасное, что-то такое, что будет невыносимо слышать.

– Лейн, перестаньте. Вы не должны рассказывать дальше.

– Я хочу, чтобы вы поняли – если вашему рассудку, сердцу и душе нанесли ужасную рану, вылечить ее не невозможно.

Она пошевелилась, стоя позади него. Не глянув на нее, он протянул руку. Поколебавшись, она дала ему свою. Пальцы их переплелись, они смотрели на землю, над которой все выше поднималось летнее солнце.

Лейн откашлялся. Она испугалась, что увидит слезы у него на глазах, и когда он заговорил опять, она продолжала смотреть вдаль.

– Огги Оуэнс была неопрятной, неряшливой женщиной. По сравнению с ее каморкой свинарник показался бы дворцом. Она кинула мне подстилку в угол и предупредила, чтобы я вел себя хорошо, иначе она изобьет меня до смерти. Я не сомневался, что она так и поступит.

Меня никогда в жизни не били. И я никогда не делал ничего такого, чтобы заслужить порку. Я был ужасе. Моя мама только что умерла у меня на глазах, потом Чейз тоже меня бросил. Я не собирался ничем расстраивать Огги. Я собирался быть самым хорошим мальчиком, какого она когда-либо видела.