Элизабет Бикон - Последний сезон

— Я рада, — потерянно откликнулась она, недоумевая по поводу рассеянных манер Элиан и того странного выражения в серых глазах лорда Пемберли — вместо обычного юмора по всякому поводу в них сейчас читалось смешанное чувство недоверия, шока и удовлетворения.

— Нет, я, не в пример вам, просто не в силах утаить это. Только не от моей семьи, — наконец разразилась Элиан.

Его милость взглянул на супругу, улыбнулся и возвел глаза к небу, словно держа совет с Юпитером, изображенным на потолке небольшой семейной гостиной его грандиозной городской резиденции.

— Так и быть, солнце мое, я и сам должен был догадаться о пределах вашего терпения.

— Это было таким потрясением, — сказала Элиан, заливаясь краской, словно девчонка, которой неловко пояснить, чем именно было это.

— Да, именно так, — откликнулся выдающийся государственный муж, с кем правительство принца-регента почтительно советовалось о своих неразрешимых проблемах, затем во весь рот ухмыльнулся Кейт, как нашкодивший мальчишка, и восторженно рассмеялся над славной шуткой, о которой известно пока лишь ему и его жене.

— Знаете, Кейт, в последнее время я неважно себя чувствовала.

— Даже я это заметила, Элиан, — сумрачно сказала она, но, сложив в уме два и два, невольно расплылась в улыбке, к удивлению Иззи, туго соображавшей на сей раз.

— Пемберли затащил меня к какому-то шарлатану, я быстро утомлялась, и живот что-то подводил, появилась несвойственная мне депрессия. Мне казалось, неплохо бы принять что-нибудь тонизирующее или выехать на пару недель к морю, в тихую деревушку на побережье, отдохнуть и подышать морским воздухом, но я, как видно, ошиблась.

— О боже! — прозрела Изабелла. Она вытаращила глаза и открыла рот, опознав симптомы беременности, как у Миранды. — Так вы ожидаете ребенка, Элиан?

— Ожидаю, — блаженно растаяла Элиан.

— Ожидаем, — пояснил его милость, гордый, как павлин.

— Я так рада за вас обоих, просто слов нет. — И умиленная Кейт нежно обняла Элиан, затем отбросила всякую осторожность и решительно обняла его милость.

— Можно мы будем крестными ему или ей? — воодушевилась Изабелла и, подпрыгнув, с любопытством повторила опыт Кейт.

— Да, можешь, прелесть моя. Кейт, возможно, к тому времени будет занята своим… мужем. — Элиан запнулась, и Кейт тоже покраснела.

Элиан, конечно, хотела сказать, что, когда придет время крестить маленького милорда или миледи в древней часовне Пембер-Холл, ее протеже сама уже будет enceinte[29]. Эта мысль была столь упоительной, что она теперь вполне понимала, отчего хозяева вели себя как пара одуревших юнцов, ввиду перспективы стать родителями в столь преклонных для того годах.

— Конечно, я слишком стара, — внезапно призналась Элиан.

— И что мне за это будет, прелесть моя? — благодушно поинтересовался лорд Пемберли.

— Вам только почести, и это в высшей степени несправедливо.

— А что говорит врач? — терпеливо развивал он тему, хотя они уже обсудили все это не раз.

— Говорит, я вполне могу тянуть свой воз, словно молодая кобылка, если пересчитать мою тягу на лошадиные силы, но мне необходимо обучаться искусству наседки хотя бы пару секунд в день, и птенец отдохнет, и мне во благо.

— Разумный муж, — залюбовался ею благоверный.

Кейт встретилась взглядом с Изабеллой, они согласно кивнули друг другу и покинули гостиную незаметно для Элиан и ее повелителя.

— Они так счастливы, — шепнула Кейт, когда обе прошли к ней в спальню и закрыли за собой дверь для надежности.

— Они счастливы своей любовью. Мне наплевать, кто что скажет, Кейт, если мне суждено встретить свою любовь только в том возрасте, что Элиан сейчас, я до тех пор предпочту остаться одинокой.

Кейт ничего не отвечала, не желая рассуждать о презренной любви и удаче, о достоинствах и недостатках матримониальных условностей.

— Не ломай себе голову, — посоветовала сестра, обдумав свою декларацию и придя к заключению, что высказалась не вполне тактично. — Спрошу мать Фанни, можно ли мне погостить у них до отъезда на север, к тебе на свадьбу, Кейт. Элиан пора уже прекратить порхать по столице каждый вечер, похоже, она разгоняла тем свою скуку в отсутствие его милости. Им вдвоем надо пару недель отдохнуть и развеяться в поместье Пембер-Холл, до и после твоей свадьбы. В конце концов, лорд Пемберли тоже устал, а теперь у них появилась причина заняться собой не ради светского общества.

— Миссис Мосли захочет узнать причину, — предупредила Кейт, удивляясь, когда только сестренка успела стать чуткой и что она сумела пронюхать о ее делах.

— Сомневаюсь. И она, и Фанни не так легкомысленны, как привыкли изображать.

— Я поняла это сегодня вечером, — задумчиво сказала Кейт. — И не только это, но и многое иное.

— Пора бы, сестрица, — нахально усмехнулась Изабелла и, сияя счастьем, отбыла к себе, верно, мечтать не только о своих жизненных планах на ближайшие недели, но и о планах лорда и леди Пемберли и всего семейства Мосли иже с ними.

Кейт уселась на пуховую перину на своем уютном ложе, пригладила изящный шелковый узор на парчовом покрывале, провела ладонью по тонкому льняному полотну и кружевной накидке на подушках, словно за что-то извинялась перед ними. Затем сбросила с себя шелковое платье цвета слоновой кости, аккуратно отложила его в сторону и освободилась от всех вечерних украшений. Надела скромное темное платье, облачилась в тяжелый глухой плащ-накидку, прикрыла своевольные кудри темной каскеткой, которую иногда надевала на верховые прогулки, и присела на краешек кровати, успокоиться и вслушаться в тишину дома.

Эдмунд вместе с графом Карнвудом вышел из дома лорда Тединтона на Грин-стрит и только тогда радостно вздохнул. После такого вечера походка обоих была далеко не пружинистой. Эдмунд устало качнул головой, когда Кит пригласил его в Элстоун-Хаус на бренди и, возможно, сигару, поскольку «без Миранды под боком я черта с два засну». «Любовь, — думал Эдмунд, желая Киту спокойной ночи, — суровая плетка». Именно она подхлестывала друга и будущего свояка срываться на всякого, кто посмел бы встрять между ним и женой, даже на Кейт. Каково это — чувствовать, что леди, на которой ты женат, скучает по тебе и с нетерпением ожидает твоего возвращения в свою кровать, впрочем, ты желаешь видеть ее столь же остро, и вы оба не можете крепко заснуть, находясь врозь?

«Давно известно, пришел — увидел — победил. И свадебный ритуал: триумфальный марш — банкет — парад победителя», — тоскливо заключил он. Однако Кейт по-своему уникальна, как и ее страстная сестра. Ему не приходится жаловаться на ее забавные особенности, равно как на обстоятельства, которые привили ей особую сдержанность и недоверие к посторонним, не в пример ее старшей сестре. «Надо же было ей уродиться рыженькой», — иронично думал он, открывая дверь парадного своим ключом. Он заказал его себе, убедив преданных слуг не сидеть как на иголках, дожидаясь его среди ночи, и не ломать себе из-за того головы и ноги. Миранда, графиня Карнвуд, обладала роскошной шевелюрой, пестревшей оттенками каштана, пшеницы и меди, но именно Кейт повезло унаследовать знаменитые густые натурально-рыжие кудри их матери. Той Кейт, которая прилежно тушует свою страстность, живую энергию и красоту, пряча в ее очах, бездонно-синих, как у истинной представительницы рода Элстоун. Его Кейт никогда не позволит сердцу одержать верх над рассудком, никогда не позволит себе прилюдно интимных жестов, взглядов или поцелуев украдкой, не заботясь о том, как судят зрители о ее любви к своему повелителю.

Все-таки он заполучит ее в свою постель и в свой дом, она родит ему наследников, если Бог благословит их на то, станет хозяйкой его поместий, любовницей его мечты. Он счастливчик, всего через несколько недель будет наслаждаться в постели близостью с рыжей Медеей[30]. Она пока и не подозревает о силе своих чар, тем более о тех возможностях, которые откроются ей, когда она станет наконец женщиной, пусть даже эта разумница и будет спорить насчет его определений.

Три года назад она, прелестный птенчик, вошла в его сердце, и теперь ей всегда суждено там пребывать. Даже тогда было видно: она вырастет и расцветет поразительной красотой, и ее чары могут околдовать не одного простака. Такого, каким был он, косноязычный юнец идеалист на поводу у своего вожделения, готовый ползком ползти к ногам своей богини, вот только сослепу не разглядел ее человечности. Неудивительно, что она смотрела на него с опаской, подозревая, что его фанатичная преданность может сконфузить обоих, сделать посмешищем в глазах публики. Она поэтому и отказалась идти за него замуж. «Идиот», — клеймил он себя.

Наконец он достиг своей спальни и прочувствованно вздохнул, притворяя за собой дверь и отрешаясь от внешнего мира. Подавил искушение позвонить в колокольчик, чтобы пришли слуги и заново зажгли в канделябрах свечи. Он всегда внушал им, что вполне способен сам справиться с этим нехитрым делом, но для него обычно оставляли пару горящих свечей. Правда, скоро июнь, однако он уже сутки на ногах и ему настоятельно нужен свет и тепло очага, чтобы присесть у камелька с рюмкой доброго коньяка, прийти в себя и примириться со всеми недавними событиями. Он так давно не был дома!

Эдмунд потянулся и зевнул от души, затем помял усталыми пальцами занемевшие плечи и мускулы шеи — сказывалась долгая и напряженная скачка в Дербишир и обратно. Затем помечтал, не завалиться ли в постель прямо в одежде и забыться сном на несколько благословенных часов. Он уже собрался дотянуться до трутницы, чтобы раздеться и умыться хоть при свече, но тут со стороны ложа послышалось шевеление, мгновенно все его чувства напряглись, мысли помчались наперегонки. Он браво выстроил их в шеренгу, перебирая разумные объяснения тому, что подсказывало его чутье. Нет, волосы не встали дыбом на его затылке, но даже если и так — то был не страх, но приятное возбуждение. И вовсе не мурашки побежали по его телу. Жизнерадостный зажигательный огонь, и только одному ему было известно, отчего он так веселится в этой непроглядной тьме.